Страница 3 из 34
"Слышу, сынку!" - вдруг громко ответил Тарас Бульба.
Вздрогнули паны, бросились искать Тараса, но его и след простыл!..
Наслушается, бывало, Олег таких рассказов, выстрогает себе саблю, подбежит ко мне:
- Мамочка, прощай! Я сейчас воевать иду!
Он собирал своих боевых друзей - мальчишек, они спешно седлали своих коней - палки и прутья - и с гиком и воем кидались на врага - придорожную крапиву и бурьян.
С войны возвращались в царапинах, ожогах от крапивы, а нередко и в синяках. Они выстраивались в очередь, с гордостью подставляя мне свои боевые раны для перевязки.
А однажды Олегу вздумалось напасть на соседского петуха. Петух отличался лютым нравом и особенно не любил почему-то детей, и эта "боевая операция" Олега кончилась очень плачевно... Услышав отчаянный вопль, я бросилась в соседний двор и увидела несчастного воина распростёртым на земле. Петух наскакивал на него, колотил его лапами и клювом, а воин вопил самым бесстыдным образом.
- Как же ты поддался петуху? - спросила я с возмущением.
- А у меня сабли с собой не было, - оправдывался он, вытирая слёзы, а то бы я показал ему, как нападать на людей!
Петух исцарапал его в кровь, пришлось перевязать сыну его первые настоящие раны. Он мужественно терпел и даже не поморщился, когда я заливала их йодом.
После он рассказывал отцу, что петух напал на него, как паны на Остапа, но только Остапа Тарас выручить не мог, а вот мама отбила его у злого петуха.
- Но вёл ты себя далеко не как Остап, - добавила я.
И Олег промолчал. Задумался.
РАСТЁТ МОИ МАЛЬЧИК
В четыре года Олег умел уже читать и писать. Я сфотографировала сына. Он подарил фотографию бабушке и дедушке и с моей помощью вывел на ней:
"Дорогим дедушке и бабушке на память от вашего единственного внучика, здесь мне четыре года".
Он охотно писал письма своей тёте Тасе и бабушке. Адрес на конверте, на горе почтальонам, надписывал тоже сам.
Как подсолнух поворачивается к солнцу, так и мой Олег тянулся к людям.
Его большие карие глаза были жадно открыты на всё. Музыка или песня шла прямо к его сердцу, и особенно любил он наши украинские песни, то грустные, то буйные, то радостные и всегда мелодичные.
Как сейчас, вижу: вечер, сыну пора спать, но он никак не может угомониться. Его дядя, Павел Кошевой, тоже большой друг Олега, носит племянника на руках по комнате и задумчиво поёт:
Ой, братику-соколеньку,
Пусти диток на зимоньку...
В песне рассказывается о детях, у которых умер отец. Матери трудно стало растить детей, и она попросила брата взять к себе ребятишек на зиму. Но злая невестка отказала.
Это была, кажется, любимая песня маленького Олега. Каждый раз, когда дядя Павел смолкал, Олег, бывало, скажет с горечью:
"Почему их не хотела пустить тётя? Какая она злая..."
Когда Олегу исполнилось четыре года, я подарила ему металлический конструктор. Мальчик быстро научился складывать разные модели: самолёт, ветряную мельницу и многое другое. Это была кропотливая работа, но у Олега терпения хватало.
Пяти лет Олег уже катался на коньках. Иногда и я надевала коньки, и мы шли кататься вместе. По дороге на каток сын вышагивал рядом со мной, гордо поглядывая по сторонам. На щеках его рдел румянец. Катался он легко: то забегал вперёд, то снова возвращался ко мне - крепкий и ловкий. С самого дня рождения Олега приучали не обращать внимания на погоду, и он не боялся ни жары, ни мороза.
Так вот и рос мой мальчик, славный малыш мой, давший изведать мне всю полноту материнского счастья.
ТАМ, ГДЕ ВЛАСТВОВАЛ КОЧУБЕЙ
Мы жили в Прилуках до 1932 года, когда мужа перевели на работу в Полтаву.
Олегу тогда было шесть лет. В Полтаве мы поселились на Октябрьской улице, недалеко от Корпусного сада. Помню, как Олег замер перед памятником, поставленным Петром I в честь победы русских войск над шведами.
Побывали мы и на шведской могиле, в краеведческом музее и в других исторических местах, которыми так богата красавица Полтава.
Частенько ездили мы с Олегом к моим родным - Коростылёвым, жившим недалеко от Полтавы, в селе Згуровка. В этой дружной и гостеприимной семье Олег чувствовал себя вольготно, быстро сошёлся с дядей Колей, тогда ещё пионером, дедушкой Николаем Николаевичем, моим отцом.
У дедушки была интересная и большая жизнь, к тому же он был хорошим рассказчиком, и это сразу привязало к нему любознательного внука. А рассказать деду действительно было о чём: токарь по специальности, до революции он работал в мастерских князя Кочубея; призванный в армию в 1915 году, он был направлен как токарь в Петроград, на Путиловский завод, участвовал в Октябрьской революции, а при штурме Зимнего дворца был тяжело ранен. Красочные рассказы деда настолько захватывали Олега, что даже отражались на его играх и увлечениях.
Но особенную привязанность Олег питал к моей маме, Вере Васильевне, бабушке Вере, как он её называл. Крепкая любовь и дружба бабушки и внука началась с первой их встречи и продолжалась до последних дней Олега.
Моя мама - член партии - была в глазах Олега необыкновенным человеком. Как и дедушка, умелый рассказчик, она знакомила его с тем, что испытала сама: с тяжёлой жизнью крестьян до революции, рассказывала о своей батрацкой жизни, о том, как много ей приходилось работать на богатеев за гроши.
Маленький Олег прямо-таки не отходил от бабушки. Стоило ей прийти с работы, - он уж тут как тут.
Бабушка сама была родом из Згуровки, где находилось когда-то богатое поместье пана Кочубея, и часто водила внука по разным памятным ей местам. В памяти бабушки крепко хранились подробности прошлой жизни, и её рассказы во время прогулок приводили мальчика в сильнейшее волнение. Парк с могучими деревьями, речка, богатая рыбой, и белый дворец над ней, сахарный завод и разные мастерские, дремучие леса вокруг и неоглядные пшеничные поля - всё это принадлежало когда-то одному Кочубею, на которого трудились тысячи людей.
- Бабушка, а зачем одному человеку столько? - недоумевал Олег. Разве ему жалко было с бедными поделиться?
- А вот он как с ними делился... - отвечала бабушка и показывала Олегу, где пороли и истязали когда-то людей за малейшую провинность, где батраки работали, не разгибаясь с утра до ночи, за кусок хлеба.
Особенно действовали на Олега рассказы бабушки о том, как не давали бедным учиться, читать книги, держали их в темноте.
- У, поганые буржуи, жаднюги! - возмущался Олег. - Ненавижу их! - И с тревогой спрашивал: - А буржуи и Кочубей больше не вернутся? Большевики их не пустят?
- Не пустят, милый, не пустят, - успокаивала бабушка.
Так получил Олег первые уроки политического воспитания, и они крепко запали в его юную, впечатлительную душу.
Кто мог знать тогда, что придётся бабушке Вере помогать её внучку, комиссару "Молодой гвардии", в смертельной борьбе с "буржуями", Прятать оружие юных храбрецов, охранять их тайные встречи, падать под ударами немецких фашистов на допросах, перенести мученическую смерть внука и увидеть победу дела Олега и миллионов таких, как её любимый внук...
ПЕРВОЕ СЕНТЯБРЯ
В Полтаве Олег впервые пошёл в школу. К этому времени он мог уже свободно читать, писать и решать задачи, а таблицу умножения знал наизусть.
Разговоры о школе начались задолго до первого сентября. Олег был полон ожидания и деятельно готовился к поступлению.
Навеки запомнится мне первое сентября 1934 года. Как сейчас, вижу ясное, погожее утро, ласковое солнце, по-осеннему прозрачные улицы прибранного города и первую позолоту на ещё пышных от зелени деревьях, сонно застывших в тёплом безветрии.
Не знаю почему, но волнение Олега передалось и мне, и я беспокоилась, как маленькая, словно не только Олегу, но и мне самой предстояло в этот день пойти в первый класс. Мой мальчик пойдёт в школу... Он как-то сразу вырос в моих глазах, и это незнакомое чувство радовало, но и тревожило меня: всё-таки теперь я уже мать школьника, а это была новая ответственность. Окажусь ли я на высоте?