Страница 3 из 3
К своим двадцати восьми годам Вика Комарова многое успела: поступить и закончить мединститут, выйти замуж, развестись и стать хозяйкой маленькой однокомнатной квартиры в бетонном доме на окраине столицы. Квартиру ей "сделал" бывший тесть, генерал с большими звездами на погонах, в компенсацию за беспутного сына, спустя полгода после свадьбы с легкостью необычайной оставившего молодую жену ради прелестей юной эстрадной певички. Тесть, успевший полюбить невестку, устроил ее также на работу в престижную клинику, ординатором в детское отделение, -- на том его милости и закончились. О большем, впрочем, Вика и не мечтала. Теперь она была свободна и одинока, имела работу, где на нее, генеральскую протеже, косо посматривали, и женскую болезнь, отрешавшую ее от мысли в ближайшем будущем устроить личную жизнь. Болезнь она запустила: вначале помешали переживания, связанные с изменой мужа и разводом, а когда она, наконец, спохватилась, было уже поздно. Ее тщательно обследовали в своей же клинике, назначили лечение и дали недвусмысленно понять, что хотя смерть ей в ближайшем и даже отдаленном будущем не грозит, но и радость плотской любви, не говоря уже о материнстве, тоже заказаны. -- Что ты хочешь, девочка, -- грубовато, как все медики ее возраста и пола, сказала заведующая отделением гинекологии, пожилая дама с усами, как у мушкетера, -- не умеют у нас пока такие воспаления лечить. За границей -- да. Так что если найдешь деньги... Денег у Вики не было и в ближайшем, а также отдаленном будущем не ожидалось. Неделю она плакала над своей горькой судьбой, но потом смирилась и зажила новой жизнь -- размеренной и пустой. Ходила в клинику, работала со своими больными детьми, но все это -- механически, как заводная кукла, без эмоций и жизни. Коллеги, знавшие про ее беду (скрыть такое у них в клинике было невозможно), ей не досаждали, но и не сочувствовали. Единственным человеком, переживавшим вместе с ней, была Прохоровна, немолодая грузная медсестра из их отделения. У Прохоровны тоже не было семьи, к Вике она относилась, как дочери, дорогой, но непутевой, их совместные дежурства были единственной отрадой молодой докторши. Прохоровна и сказала ей как-то вечером: -- Сходила бы ты к экстрасенсу. У нас тут один недавно появился -- женщин, говорят, хорошо лечит. Вика было нахмурилась -- в институте им про экстрасенсов говорили много и вполне определенно, но Прохоровна не стала ее слушать: -- Когда-то все ваши говорили, что и Бога нет, зато сейчас все палаты иконами завешали. Сходи -- корона головы не свалится. Поможет -- хорошо, нет -- хуже не будет. Только иди к нему рано, а лучше ночью -- к нему народ ломится. Иди, доча... Вика послушалась, но даже приехав среди ночи на такси по указанному адресу, застала у квартиры, где принимал экстрасенс, толпу. Лавочек, расставленных на лестничных площадках, не хватало, люди (многие были с детьми) ютились на подоконниках и просто на ступеньках лестницы -- ей тоже пришлось довольствоваться бетонной ступенькой, застеленной газетой. К утру все тело у нее ныло, как побитое, она несколько раз порывалась уйти, и только врожденное упрямство не позволяло ей сделать это. С рассветом проворные старушки из подъезда стали предлагать ждущим чай, за который ломили несусветную цену, -- бабуси хорошо использовали момент. Чай у них был жидкий и несладкий, но Вика все же выпила чашку, затем за отдельную плату напросилась к одной из них домой. Там она умылась и кое-как привела себя в порядок после тяжелой ночи. Старушка-хозяйка оказалась словоохотливой и не вредной: она еще напоила Вику чаем и рассказала о соседе-экстрасенсе. Вика слушала с жадностью -- в толпе на лестнице все молчали, и ей очень хотелось узнать, ради чего она и все так мучаются. По словам бабуси экстрасенс был человеком хорошим, хотя немного малахольным -- мог в задумчивости пройти мимо соседок, не поздоровавшись. Зато жена, хотя здоровалась всегда, была по мнению бабуси язвой, удивительно, как вообще с такой мог жить нормальный мужик -- разве что малахольный. Сказала бабуся и сколько берет экстрасенс за прием; Вике кровь бросилась в голову, когда она услышала цифру. Тут же, при бабусе, она пересчитала деньги в сумочке и с облегчением вздохнула -- хватало... Экстрасенс появился на лестнице рано. Он прошел мимо Вики, заметно прихрамывая -- невысокий коренастый мужчина с полуседой бородой, и она невольно вжалась в стену, пропуская его. Как она успела заметить тоже делали и остальные. У дверей квартиры, целитель обернулся к толпе и сказал негромко: -- Сначала все с детьми. Остальные -- по очереди... Вскоре мимо Вики прошла наверх толстая рыхлая женщина с одутловатым лицом -та самая "язва", сообразила Вика. Ей пришлось прождать еще несколько часов -- прием шел медленно, а людей впереди нее было много. Ее уже начинало пошатывать от усталости, и если бы не злость, с каждой минутой все больше закипавшая у нее в душе, она бы давно плюнула и ушла. Сейчас ей хотелось только одного: посмотреть за что этот шарлатан (она уже не сомневалась, что этот, с седой бородой, шарлатан) дерет с больных людей такие деньги и сказать ему пару слов. Каких, Вика не знала, но была уверенна, что слова найдутся. Лишь бы только ее очередь подошла, прежде, чем он уйдет на обед - дальнейшего ожидания она уже выдержала бы. Очередь, наконец, подошла. В прихожей квартиры Вика шваркнула на стол перед "язвой" заранее приготовленные деньги и решительно открыла указанную ей дверь. "Шарлатан" сидел за столом, справа от входа и пил чай; Вику это почему-то разозлило еще больше. В комнате стояли раскладушки, на них, прикрытые одеялами лежали и спали люди. -- Пожалуйста, -- экстрасенс, не вставая, указал ей на свободную, -- прилягте.
-- Мне раздеться? -- с вызовом спросила она. -- Да, -- спокойно согласился он, -- так мне будет легче. Но если очень стесняетесь... -- Отчего же. Она не спеша, с тем же вызовом в каждом жесте, сняла блузку и юбку. Она знала, что у нее красивое тело, ей не раз говорили об этом мужчины, и она ждала, что и этот вопьется в нее жадным взглядом. Но он спокойно пил чай, а когда она взялась за застежку лифчика, остановил: -- Этого не надо. Достаточно. Она хмыкнула и растянулась на раскладушке. Он, наконец, оставил свой чай, встал и заковылял к ней. -- А руки мыть вы будете? -- не сдержалась она. -- В этом нет нужды -- я не буду к вам прикасаться, -- спокойно ответил он, подойдя к раскладушке. Она продолжала с вызовом смотреть на него, и он вдруг мягко улыбнулся: -- Знаете, почему женщин не берут в армию? -- Нет, -- удивилась она. -- Неправильно выполняют команду "ложись"... Лягте, пожалуйста, на живот, я хочу посмотреть вашу спину. Вика покраснела и торопливо перевернулась. Он (она увидела это краем глаза) простер руку над ней, и она явственно ощутила, как холодный ветер медленно пробежал от ее затылка к крестцу. -- Женщин я обычно начинаю смотреть с позвоночника, -- спокойно объяснил сверху "шарлатан", у многих все болезни -- в нем. У вас все в порядке, хотя не похоже, чтобы вы занимались физическим трудом или спортом. Вы кто по профессии? -- Бухгалтер, -- соврала она после минутной запинки. -- Да? -- удивился он. -- Вот бы не сказал. Я думал -- врач, медсестра, в крайнем случае... Она снова почувствовала, что краснеет. -- Теперь, пожалуйста, на спину. Теперь она видела его над собой. Он снова простер ладонь над ней, и она вновь ощутила холодную волну, пробежавшую вдоль ее тела. Странно, но это было приятно. Над белым кружевным треугольником ее трусиков рука его задержалась, и она вдруг увидела, как нахмурилось и стало сосредоточенным его лицо. Затем он медленно отвел ладонь. -- Запустили вы, -- сокрушенно сказал он, -- все горит, -- он устало потер лицо ладонью и крикнул: -- Люда! "Язва" возникла на пороге. -- До обеда больше никого не приму -- сложный случай. Скажи очереди. Однако, "язва" осталась на пороге, недружелюбно разглядывая распростертую на раскладушке полуодетую Вику. -- Я кому сказал! -- зло выкрикнул целитель, и Вика с холодком в душе увидела вдруг, как дверь в комнату стала медленно закрываться сама, выталкивая "язву" в прихожую. Та мгновение недоуменно пыталась сопротивляться, а затем с визгом отскочила назад. Дверь с хлестким ударом впечаталась в косяк. Целитель снова подошел к ней (она смотрела на него с невольным страхом), несколько секунд постоял, сосредоточенно закрыв глаза. Потом вдруг простер над ней сразу обе ладони. Поток холода обрушилась на нее, окутывая и пеленая тупую злую боль, постоянно нывшую в низу живота в последнее время, затем боль исчезла совсем, и волна неизъяснимого блаженства затопила ее. Так было очень давно, в детстве, когда мать купала ее, маленькую, в корыте у печки. Пылал огонь, мать поливала ее теплой водой, ласково оглаживая ее щупленькие плечики большими мягкими ладонями -- ощущение невыразимого счастья затопляло ее. И вот это вернулось...
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.