Божий суд

- Скажите, а где Девидс брал чай? - спросил Бэрд.

Он задал вопрос без какой-то прямой цели, просто так, на всякий случай. Это тоже входило в его метод: при особо сложных расследованиях выяснять как можно больше связей между различными событиями - пусть побочными, второстепенными, пусть даже не имеющими прямого отношения к делу. Это был не очень-то легкий путь. Он требовал не только терпения и настойчивости, но и высокого аналитического искусства - не так-то просто было разобраться в причудливой паутине фактов и отношений между ними. Но Бэрд терпеливо плел свою сеть. И в большинстве случаев дичь, за которой он охотился, в конце концов в нее попадалась.

- Где Девидс брал чай? - переспросил Ленгли. - В гостиной. Если вы обратили внимание, там стоит портативный электрический кипятильник. Раз в неделю один из нас выполняет обязанности дежурного - разливает чай по стаканам, кладет на блюдечки сахар. А потом каждый приходит и забирает свой стакан.

- Вы не знаете, - поинтересоиался Бэрд, - в этот день Девидс сам ходил за чаем?

- Нет. Он сказал, что неважно себя чувствует, и, воспользовавшись тем, что я зашел к нему, попросил сделать это меня.

- И вы?..

- Я принес ему чай.

- Как вы думаете, господин Ленгли, он в самом деле плохо себя чувствовал?

- Кто его знает? Может быть. Но вообще-то Девидс не упускал случая предоставить другим возможность оказывать себе мелкие услуги.

Тут Бэрду показалось, что Ленгли хотел сказать что-то еще, но как будто спохватился и промолчал. Впрочем, комиссар мог и ошибиться.

- Когда же вы ушли от Девидса? - спросил он.

- На часы я, честно говоря, не смотрел, но что-нибудь без двадцати пяти три...

Да, до конца было еще довольно далеко. И все же разговор с Ленгли еще на двадцать минут продвинул Бэрда к тем четырнадцати часам пятидесяти пяти минутам, к тому моменту, когда, по словам Хэксли, он, войдя в кабинет, нашел Девидса мертвым. Теперь неизвестными оставались всего двадцать минут. Но именно в эту треть часа совершилось похищение. Заходил ли к Девидсу в этот промежуток времени кто-нибудь еще? Или последним все же был Ленгли?

Комиссар испытующе посмотрел на молодого физика. Но тот спокойно выдержал его взгляд.

- Вы как будто не очень высокого мнения о Девидсе? - осведомился Бэрд. - Или мне показалось?

- Нет, не показалось, - сразу отозвался Ленгли. - Он давным-давно себя исчерпал. В молодости ему повезло: удалось доказать важную теорему - да и то случайно. А потом всю жизнь он из кожи лез, чтобы поддержать марку. Но уже ничего не мог... Временами мне его было просто жаль.

- Как же в таком случае вы объясните, что именно Девидсу удалось решить ту невероятно сложную задачу, с которой никто из вас не мог справиться?

Ленгли неопределенно пожал плечами.

- Скорее всего еще один счастливый случай. В жизни так бывает, что кому-то везет и везет не по заслугам.

Комиссар подумал, что заводить с Ленгли разговор на философские темы, пожалуй, не имеет смысла. Судя по всему, этот молодой человек жил сегодняшним днем. И абстрактные размышления его не слишком занимали.

- Благодарю вас, - произнес Бэрд, поднимаясь. - Вы хотите мне еще что-то сказать?

- Присядьте на минуту, - на этот раз весьма вежливо попросил Ленгли, Вот вы подозревали, да и сейчас еще, вероятно, продолжаете подозревать, что я выкрал у Девидса это злополучное решение. Я на вас не в претензии - как бы там ни было, по крайней мере, двадцать пять процентов подозрений приходится и на мою долю.

Он полувыжидательно-полувопросительно взглянул на комиссара, но тот промолчал.

- Я, видите ли, спортсмен. Дело не в том, что я занимаюсь спортом в свободнее время - я спортсмен в душе, - продолжал Ленгли. - Хочу, чтобы вы это поняли. Знаете ли вы, что такое настоящий спортсмен? Это человек, для которого главное - борьба. Не награда, не очки, не слава даже, а сам процесс борьбы.

А передергивать карты - это не по моей части. Может обеспечить победу, но не доставляет удовольствия. Я и к физике так отношусь. Как к большой игре...

- Приму к сведению, - заметил Бэрд. - Но на прощание все же вынужден предупредить. Если бумаги у вас, верните их не позже завтрашнего утра. Эта партия - проигрышная.

ХЛЕБНАЯ КРОШКА

Почему-то Бэрд был совершенно убежден в том, что ни у Сигрена, ни у Ленгли записей Девидса нет. Но если так, то оставались Грехем и Сойк. Какую же зацепку найти к Грехему? Какой ключ подобрать? Может-быть?..

Комиссар вновв вытащил из кармана записную книжку Девидса, осторожно извлек из-под обложки билет на вчерашний концерт и стал задумчиво его разглядывать. Потом достал лупу, с которой никогда не расставался, свадебный подарок старого приятеля, и принялся внимательно изучать синюю бумажку.

И сразу же ему попалось на глаза то самое, чего он, если и не ожидал, то во всяком случае очень хотел обнаружить: маленькая хлебная крошка. Она прилипла к ворсинкам бумаги.

Разумеется, крошка могла пристать к билету и где-нибудь в другом месте. Но она могла также означать, что Грехем заходил к Девидсу после Ленгли.

К тому же нижний край билета по сравнению с верхним, был заметно неровным. Это наводило на мысль, что его оторвали от соседнего уже после получения в кассе. А ведь именно так должен был выглядеть билет, который Мэри отдала Сигрену. Судя по магнитофонной записи, именно этот билет и дошел как раз до Грехема, а затем... Впрочем, его дальнейшая судьба оставалась для Бэрда неизвестной. Но рискнуть все же стоило.

Грехем встретил комиссара с предупредительной любезностью. Он пододвинул ему стул, а сам остался стоять у окна.

- Очень рад, что вы займетесь расследованием этой нелепой истории. Должен сознаться, я провел весьма неприятную ночь.

Бэрд отметил про себя, что Грехем встретил его почти теми же словами, что и Сигрен. Но произнесены они были совершенно иначе. Абсолютно спокойно, без тени истерии, с явной доброжелательностью. Что это? Хитрая уловка или подлинная искренность?

Сперва комиссар хотел попросить Грехема, чтобы он постарался отыскать свой билет в филармонию, но сейчас решил действовать прямо.

- Вам знаком этот билет? - спросил он, вытащив из записной книжки Девидса синий прямоугольничек и протягивая его Грехему. Грехем взял бумажку в руки и, близоруко сощурясь, поднес ее к глазам.