Душный театр

Пианистка. Классик?

Дама. Впрочем, вам жить.

Пианистка. En effect. Мне.

Дама. К школе маму, естественно, и не подпустили, спасибо еще, что взяли счетоводом. Потом началась война, счетоводы стали нужны не слишком. Мамакопалась в поле, я тоже. А по ночам вылаот голода. Старалась тихонько, чтоб мамане слышала.

Пианистка. Мамы слышат все.

Дама. Вам-то откудазнать?! У вас ведь детей не было!

Пианистка. О-ля-ля! острые у тебя обнаружились зубки!

Дама. Простите, мадам. Я не хотела.

Пианистка. Пустяки.

Дама. А если слышала -- почему не пошласама?! Почему?! Почему послаламеня?

Пианистка. Куда, деточка? Не надо: не трясись, не дрожи.

Дама. Собирать эти вонючие колоски.

Пианистка. Почему вонючие?

Дама. Уже в сорок шестом. Мы настолько оголодали, обе, что зиму не пережили б никак.

Пианистка. О, Машенька! Тебе и не снилось, сколько в человеке резервов.

Дама. И онапослаламеня ночью в поле, собирать колоски. Закоим делом меня и застукали. Вы сидели в это время, небось и не знали про Указ. А заколоски тогдадавали десять лет.

Пианистка. Мы-то, может, лучше тех, кто наволе, знали: сажали-то к нам.

Дама. Мне еще не исполнилось семнадцати. Я былався такая... (нервный смешок) хрупкая... светящаяся... Он набросился наменя: сторож, калекаоднорукий. Демобилизованный. Не понимаю, как и вырвалась. Прибежала, себя не помня, домой, дверь заложила. Только все это уже было бессмысленно: он же меня узнал.

Пианистка. Дальше, деточка, дальше.

Дама. Их после войны так мало осталось, мужиков! Любая баба, любая девка -- с радостью: калекатам, не калека. Нет! -- ему обязательно захотелось меня!

Пианистка. Не плачь, детка, не плачь.

Дама. Вы догадываетесь: намою жизнь пришлось немало черных ночей.

Пианистка. Не плачь.

Дама. Но эти две оказались чернее всех. День мы просидели дома, запершись, дрожа, авечером... авечером мамасказала, чтобы я шлак нему.

Пианистка. Ты этого ей не можешь простить?

Дама. А вы бы простили?

Пианистка. Не в упрек, деточка, но к своим семнадцати чтобы я ни делала -всегдаделаласама. И никого потом не виноватила.

Завклубом (появившись, асказав реплику, тут же и исчезнув.) Ничего-ничего. Они, грубо говоря, подождут.

Дама. Ерунда, я бы пережила! Подумаешь! Как первую ночь пережила, так и вторую бы, у него, у калеки, в этой грязной покосившейся избенке. И культю мерзкую бы пережила. Расплатилась бы запучок пшеницы. Но он непременно пожелал жениться намне!

Пианистка. Поразительные совпадения!

Дама. Что?

Пианистка. Нет-нет, я себе, не отвлекайся.

Дама. Жениться! И что я, по-вашему, должнабыладелать? Что?!

Пианистка. Ну, детка...

Дама. Если б я отказала, он посадил бы и маму, и меня! Что?!

Пианистка. Каждый в своем случае решает только засебя.

Дама. Что?!

Пианистка. Но если ты непременно желаешь академической точности -- у тебя было несколько выходов.

Дама. Несколько?

Пианистка. Например -- сесть. Хотя я все-таки сомневаюсь, что он стал бы тебя сажать.

Дама. Сомневаетесь? Почему?

Пианистка. Противоречит сюжету.

Дама. Ничему не противоречит! Он грозился! Он обещал!

Пианистка. Ну... коль уж так страшно -- зарезать калеку, когдазаснет. Как Юдифь Олоферна.

Дама. Как кто?

Пианистка. Ах, я и забыла. Ты не сильнав Библии. Ты больше по этому... Соложёнкину.

Дама. Солженицыну.

Пианистка. Все равно.

Дама. Вы серьезно? Зарезать?

Пианистка. Или, наконец... полюбить его.

Дама. По-лю-бить?!!

Пианистка. Ты полюбить испугалась больше, чем зарезать.

Дама. Полюбить? Его?

Пианистка. Не зря же он хотел натебе жениться. Самапосуди: какой ему с тебя профит? Тощая, нищая, нашее -- мать, отец -- враг народа. Чего б проще: попользовался, застегнул ширинку и пошел.

Дама. Он же унизить, унизить меня хотел! Чтобы дальше некуда! Чтобы все видели, все знали! Все! Деревенщина!

Пианистка. А ты еще обвинялав гордыне меня. Браки, милая, совершаются нанебесах.

Дама. Браки?! Разве это брак?! Изнасилование!

Пианистка. Ах, деточка-деточка! Ты же сумелародить ему двоих детей.

Дама. Это мои дети, мои!

Пианистка. Так не бывает! Ваши общие.

Дама. Только мои! И я не желаю, я просто не допущу, чтобы они жизнь прожили в этой поганой стране!

Пианистка. Именно этой стране, деточка, нужны сейчас Давиды. Именно этой. Франция своих уже отрожала.

Дама. При чем здесь Давид?

Пианистка. Помнишь, я говорилапро Руфь? Когдаонаприбылас belle mere... со свекровью народину мужа, им тоже нечего было есть. И Руфь тоже собиралаколосья.

Дама. Тоже колосья?

Пианистка. Представь себе. Нам порою кажется, что события нашей жизни происходят с нами с первыми.

Дама. Колосья...

Пианистка. И свекровь отправилаее к хозяину поля. К Воозу. Это был пожилой человек, вдовец. Тоже, наверное, деревенщина. Не знаю, как там у него обстояло с конечностями. Однако, именно с его помощью Руфь сталапрабабкою Давида.

Дама. Руфь. Давид. Вооз. Все это вы говорите откуда-то оттуда... сверху, что ли... издалека... Рассматриваете человеческие судьбы, как какая-то богиня... Вы, верно, уже поставили насебе крест. А я еще сравнительно молода, я люблю, я хочу жить! У меня есть дети и могут быть еще, еще!

Пианистка. Да... ты меня так тонко, так точно кусаешь...

Дама. Я не кусаю.

Пианистка. Что прямо хоть в эдаком отчаяньи, в жалости к себе до слез, и к тебе тоже, взять у тебя письмо и поставить подпись.

Дама. А почему бы и нет, тетушка?

Пианистка. Снова"тетушка"?

Дама. Почему бы и нет?! Что вы от этой страны хорошего видели?! Что?! Расстрелянного мужа? Двадцать лет лагерей? Концерт в развалюхе?!

Пианистка. Ну, концерт, по-моему, кой-чего все-таки стоит.

Дама. Кой-чего? Вы взгляните, взгляните, кого этому аккордеонисту в валенках и галстуке удалось сюдазатащить. (Смотрит назал сквозь щелку в занавесе.) Взгляните! Десяток старух, закутанных в платки так, что вашей музыки и не услышат. Мужичок алкогольного вида. Детишки какие-то.

Пианистка. А вдруг кто-нибудь из этих детишек после концертатоже проведет белую ночь? Как ты в свое время.

Дама. Ну и чего?! чего в этом хорошего?! Если б я не слушалавашу музыку... музыку вообще... я, может, легче бы все пережила. И осталась бы с этим... ну... как его?!

Пианистка. С Воозом.

Дама. С Воозом! И мне казалось бы, что так и следует жить!

Пианистка. А может, так и следует?

Дама. Нет! Нет! Не-хо-чу!!

Пианистка. Но будь хотя бы логичной: тогдауж музыка, выходит, нужна.

Дама. Да! нужна! Но не здесь, не в этой стране! В этой стране плохо, в этой стране страшно понимать музыку!!

Пианистка. Полагаешь?

Дама. Я не полагаю! Я вынеслаэто насвоей шкуре!

Пианистка. Бедная страдалица!

Дама. Не надо мне вашей иронии! Пусть, пусть вы страдали больше -- это не значит, что кроме вас не страдает никто!

Пианистка. Не значит.

Дама. И потом: неужели вы все еще так наивны, что надеетесь, будто вам и дальше разрешат концертировать даже вот... перед этими?! Вы что, не чувствуете, какой во всем идет поворот, обратный ход?! Вам кажется, что Хрущеваубрали зато, что кому-то не понравилась его лысина?! А назад, нанары -не желаете?!

Пианистка. Я боюсь, Машенька, что ты опоздаешь нааэроплан.

Дама. Насамолет!

Пианистка. Служба, конечно, пустяк, но стоит ли ее пропускать... безо всякого для себя профита?

Дама. Господи! Какая бескорыстная! Прямо святая!

Пианистка. Насчет святости не знаю, но считаю, милая, что женщинакак один раз рождается, так один раз выходит и замуж. И, коли так получилось, что зачеловекаиз другой страны -- с нею и остается. Навсегда.

Дама. Метафизика!

Пианистка. А надиалектике, деточка, ни до чего хорошего не доедешь. Ты уж мне поверь.