Проситель

Посредством клипа.

И какая-то совершенно необязательная, по всей видимости, имеющая отношение к нему прежнему мысль посетила писателя-фантаста Руслана Берендеева: что тем и обусловлен в России — «самой читающей стране мира» — конец литературы, что всякая естественная литература предполагает некую композицию из нехитрых в общем-то, логически завершенных (как человеческая жизнь) действий: рождение, взросление, обретение себя, любовь, борьба за справедливость, смерть. И действия эти миллионократно повторяемы, а потому бесконечно скучны, пресны и в конечном счете отторгаемы нынешним коллективным, организованным по принципу клипа сознанием-бессознанием.

Пока еще, впрочем, это новое коллективное читательское сознание-бессознание цеплялось за наиболее дикие, жестокие (остаточные, как разложение трупа) проявления действия: превосходящее меру насилие, убийства, разного рода патологии и т. д. Но скоро, по расчетам Берендеева, и эти действия должны были пресытить пока еще глотающих детективы читателей. Литературе, точнее, тому, что с помощью букв воспроизводилось на постранично разрезанной, под обложкой бумаге, предстояло превратиться в… клип.

Берендеев вдруг в ужасе ощутил, что, так сказать, линейными художественными средствами, к примеру, невозможно описать его сегодняшнее утро. То есть можно его описать так: «Вот уже пятнадцать минут писатель-фантаст Руслан Берендеев стоит на балконе, смотрит вниз и вдаль». Однако же описать его утро подобным образом означало… не описать ничего. «Неужели, — скорее констатировал, нежели испугался, Берендеев, — я сам, моя жизнь, мои мысли, чувства, моя страна, мой… Бог… превратились в клип? И следовательно, уже не могут являться предметом исследования для нормальной (естественной) литературы, но только для… клипа?»

Ему открылось, что клип в Божьем мире вечен точно так же, как сон. «Пусть в меня бросит камень тот, — подумал писатель-фантаст Руслан Берендеев, — кто считает, что сон не есть клип, а клип не есть сон». Ночная сторона существования человечества была давно и основательно заключена, как драгоценный камень в оправу, в клип. Но получалось, что Вечности этого уже было мало. Она не довольствовалась ночной половиной, претендовала на то, чтобы покрыть клипом, как сном, как пестрым расползающимся и самосшивающимся, живущим своей жизнью одеялом, дневную (якобы осмысленную и одушевленную) сторону жизни человечества. Грубо говоря, сформулировал Берендеев, как будто получил от кого-то (чего-то) подсказку, Вечность более не намерена размениваться на мелочи, играть, как кошка с мышкой, с отдельными представителями рода человеческого. Ее задача, так сказать, программа-максимум: превратить в клип… все сущее, сам Божий мир!

При этом за Вечностью определенно наблюдалось «преимущество принятого решения». Берендеев сам некогда открыл эту психо-философско-поведенческую категорию, чем немало гордился. Вечность окончательно и бесповоротно стояла на том, чтобы уничтожить (реформировать) Божий мир, а потому действовала последовательно и четко. Господь Бог же, похоже, пока еще не принял судьбоносного решения противостоять Вечности всеми имеющимися в его распоряжении средствами, а потому был слаб, как бывает слабым все, что вне (не суть важно, правильного или нет) решения. Вне решения нет воли. Вне воли нет действия. Вне действия нет… ничего… за исключением разве что мысли и, быть может, благого намерения, которое напоминало хитрый и бесконечно длинный (по нему можно было идти в никуда всю жизнь) мостик между мужеством и трусостью, верой и безверием, поступком и бездействием, Богом и Вечностью, добром и злом. Таким образом, намерение, сделал вывод писатель-фантаст Руслан Берендеев, есть не что иное, как действие без действия, воля без воли, вера без веры, трусливое мужество и мужественная трусость, «зро» (в смысле «злое добро») и «дло» (в смысле «доброе зло»), то есть первый шаг в сторону от Божьего мира к Вечности, от души — к клипу.

Под универсальное определение намерения, следовательно, попадала… Вечность, которая не нуждалась ни в одной из вышеперечисленных категорий, как не нуждается в зонте рыба. Хотя данное сравнение было не вполне точным. Рыбу трудно отождествить с водой, тогда как Вечность может быть рыбой, водой, зонтом — чем угодно.

Порознь и одновременно всем вместе.

Вот только чьим «чем угодно»?

И если допустить, что в «что угодно» составной частью наряду с рыбой, водой и зонтом входит мысль, то о чем?

Берендеев понял, что клип не только единица измерения, но и единица постижения Вечности. «Пусть в меня бросит камень тот, — подумал писатель-фантаст Руслан Берендеев, — кто считает, что мысль не есть клип, а клип не есть мысль».

Как ни крути, а выходило, что спастись, уцелеть в «слепой зоне», в трещине (на хребте) между Богом и Вечностью, писателю-фантасту Руслану Берендееву можно было только посредством превращения в ничтожество, ведущее растительную жизнь где-нибудь в Чили или в Судане (в Божьем мире), и… растворения в клипе (в Вечности).

«О Боже!» — содрогнулся Берендеев, как иглой пронзенный ошибочной мыслью, что он разгадал тайну жизни. Величайшая неразгаданная сия за семью печатями тайна, оказывается, заключалась в том, что… «Пусть в меня бросит камень тот, — подумал писатель-фантаст Руслан Берендеев, — кто считает, что клип не есть человеческая жизнь, а человеческая жизнь не есть клип, точнее, некая конфигурация дополняющих, развивающих, противоречащих, уничтожающих друг друга клипов».

Не чем иным, как разновидностью клипмейкерства были и «гороховые», как писали в сталинские годы, законы наследственности Менделя («австрийского монаха и мракобеса»), открытый Дарвином естественный отбор, так называемая генная инженерия, против которой не больно-то и решительно возвысил голос папа римский. Вечность, Берендеев более ни секунды в этом не сомневался, воссоздавала (клонировала) в ущерб воле Господа сущее, постепенно вытесняя из воссоздаваемой био- и прочей массы мысль Господню, промысл Божий, Божье попечение, то есть… бессмертную человеческую душу. Мутанты Вечности были невосприимчивы к Божьему присутствию, как невосприимчивы к живописи Вермеера и операм Верди шакалы и крокодилы. Ухудшенная, точнее, реорганизованная Вечностью на свой лад, биомасса ретранслировала законы (беззаконие) Вечности в Божий, точнее, перестающий быть таковым мир. Вечность давно и успешно клонировала человека. Человек в свою очередь (пока не столь успешно) клонировал скотину. В сущности, подумал Берендеев, человек со дня своего сотворения безобразничает и партизанит в тылу у Господа, можно сказать, изначально, со времен Адама и Евы, Каина и Авеля выступает в роли «пятой колонны» Вечности.

Он вдруг вспомнил своего друга и компаньона, некогда (иногда Берендееву казалось, что тысячу лет назад, иногда — что только что) впустившего его в мир денег, переместившего из клипа, где бедность, социальный протест, дешевая водка, красные флаги, орущие перекошенными ртами толпы, какие-то дочеловеческого вида лидеры с мегафонами в кузовах грузовиков, как несъедобные грибы, в клип, где высокие и широкие кожаные кресла, пространство для вытянутых ног в самолетных салонах бизнес-класса, джипы и «вольво» с молчаливыми, аккуратно подстриженными водителями, коньяк «Хеннесси» в хрустальных емкостях (без гарантии, впрочем, что приносящий его официант в эту самую емкость по пути не наплюет), офисы с обязательным «евроремонтом», компьютерами и стандартной мебелью, чистенькие (по крайней мере, снаружи) белоблузные девушки с лакированными ногтями, длинными ногами и как бы заледеневшими в виду пролетающего (в прямом и переносном смысле) мимо богатства лицами у компьютеров и кофеварочных агрегатов, наличные (рубли, доллары, дорожные чеки) в бумажнике, на веере разноцветных пластиковых карт, а также в сейфе, тайный(е) семизначный(е) номер(а) счета(ов) в надежном зарубежном банке, с которого никто, никогда, ни при каких обстоятельствах… и… литые пули в переносицу в любой точке маршрута следования джипа или «вольво».