Страница 60 из 146
Матео как-то неловко повернулся в сторону Кривошея:
– Отец Энрике, поручаю вам, моему помощнику, вести этот допрос.
– Слушаюсь, ваше преосвященство! – Кривошей улыбнулся епископу, обнажив гнилые зубы. Потом перевел взгляд на Витуса. На лице Энрике застыло выражение полнейшего безразличия к происходящему.
– Для начала суд желает узнать, кто перед ним предстал. Твое имя, обвиняемый?
– Меня зовут Витус. Я из Камподиоса.
– Твое имя Витус Камподиос или ты хочешь внушить нам мысль, будто ты из монастыря?
– Я из монастыря. – Витус ощущал страх и отвращение одновременно. Как будто этому попу неизвестно, что Витус – его единственное имя!
– Каждый в Камподиосе подтвердит вам, что меня зовут Витус и что я не еретик.
– В свое время я обдумаю это твое предложение.
– Я просил бы вас мне не «тыкать».
Кривошей снова обнажил гнилые зубы:
– Отец Диего, замечание обвиняемого о форме обращения к нему и мой ответ в протокол не вносите.
– Да, отец Энрике.
Кривошей продолжал допрос как ни в чем не бывало.
– Где и когда ты родился?
– Точной даты своего рождения я не знаю. Я был подброшен и 9 марта 1556 года найден аббатом Гардинусом неподалеку от Камподиоса.
– Выходит, ты подкидыш? Как трогательно! – Кривошей устроился в своем кресле поудобнее. Допрос принимал весьма привлекательный для него оборот. – То есть в случае с тобой мы имеем дело с человеком, у которого нет ни родителей, ни родственников. С существом, которое некогда неисповедимым образом появилось на благословенной Богом земле – из ничего, так сказать самопроизвольно. Признаешь ли ты тем самым, что ты дьявольское отродье? Что ты потомок самого Люцифера, с которым ты... – Тут он перегнулся, заглядывая в составленный во время первого дознания отцом Алегрио протокол, – с которым ты, как следует из показаний свидетелей, общаешься и поныне?
Витус сглотнул слюну, силясь сохранить невозмутимый вид. Его уже допрашивали и пытали, но что-то подсказывало ему: этот Кривошей шел к цели напролом, безо всяких околичностей, не мучаясь укорами совести, отбросив, как ненужное, элементарные и общепринятые правила вежливости.
– Я человек из плоти и крови, – только и сказал он.
– Так любой из дьявольского отродья сказать может.
– Вы утверждаете, будто я дьявольского происхождения только по той причине, что я не знаю ни отца, ни матери? Это равносильно тому, чтобы объявить дьявольским отродьем абсолютно всех, чьи родители неизвестны. По этой логике на Земле должны жить десятки, если не сотни тысяч дьяволов и чертей. Сами-то вы в это верите?
– Во что я верю, роли не играет, – Кривошей пренебрежительно ухмыльнулся. Этот парень не промах! – В нашем мире куда больше греховности и безбожия, чем многие себе представляют. И вообще, у дьявола множество обличий. Он столь изощрен, что даже истово верующему христианину подчас очень трудно уберечь свою душу от его тлетворного влияния. Есть ли Stigma diabolicum на твоем теле?
– Дьявольское родимое пятно? Конечно, нет. – Витус надеялся, что его, по крайней мере, не заставят немедленно раздеться донага, потому что в действительности у него на правом предплечье было розового цвета родимое пятнышко величиной с боб.
– Ага. – Кривошей об этом, конечно, не догадался. Он снова откинулся на спинку кресла и обменялся взглядами с епископом Матео.
– Коварство дьявола состоит еще и в том, что тот нередко облекается в мужскую или женскую личину и притворяется перед всем миром, будто он человек, как и все. Но внешняя обыденность призвана лишь скрывать его сатанинскую суть.
– В это я не верю.
– А я вот считаю, что в случае с тобой мы столкнулись именно с таким явлением. Ты – это не ты! Ты – иллюзия! Истина в том, что дьявол принимает самые разнообразные формы. Он способен обрести и человеческий облик. Он опутывает своими сетями душу и внушает самые разные мысли и видения: от счастливых случаев до событий, приносящих несчастье всему окружающему. Таким образом, он сбивает человека с пути истинного на путь заблуждений и ошибок. И хотя все это происходит исключительно в душе, человек начинает верить, будто вся эта фантасмагория не плод его впечатлительности, а сама действительность!
– Выходит, пытки, которым меня подверг ваш предшественник, не что иное, как плод моего воображения? – в голосе Витуса звучала нескрываемая ирония.
– Вот оно, доказательство! – Кривошей так и подскочил на месте. – Это дьявол, овладевший твоей душой, заставил твой дух испытывать тяготы пыток. И, будучи еретиком, ты испытывал при отдельных процедурах дьявольские в полном смысле этого слова боли!
– Вы просто жонглируете словами, – выдавил из себя Витус.
– Нет, это истина! – Кривошей и не рассчитывал, что ему удастся так быстро и ловко загнать подсудимого в западню. – Еще Бурхардт из Вормса, ученый поборник веры, выступил с этим тезисом, основываясь на «Canon episcopi»[17], принятым в Анкире в 314 году. Тем самым это закон почти столь же древний, как и наша церковь! – Кривошей набрал полную грудь воздуха. – Или ты ставишь под сомнение церковные истины?
– Конечно, нет. Я...
– Вот и хорошо, пойдем дальше...
– Нет, так мы дальше не пойдем, вы меня перебили, а...
– ... а ты перебил меня! – от злости Кривошей даже побагровел, жилка на виске вздулась. – Укороти свой язык, еретик!
– Вам и в самом деле было бы лучше, – вмешался епископ Матео, – не противоречить системе доказательств отца Энрике. Если вы проявите благоразумие, мы, возможно, не станем прибегать к пыткам. Однако вы должны пойти нам навстречу. – Он бросил взгляд на алькальда, как бы испрашивая его согласия. – Однако при исключительной серьезности данного случая, я полагаю, аутодафе неизбежно...
– Хм-хм... – Дон Хайме пожал плечами. – Не знаю, право, ваше преосвященство...
– Зато я знаю. – Матео повнимательнее присмотрелся к упрямому обвиняемому. Для столь молодого человека у него на редкость выразительное лицо. Волосы, пусть спутанные и давно немытые, были в естественном своем виде пепельно-русыми и вьющимися, виду парня, что ни говори, ангелоподобный... Весьма подозрительно! Инквизитору вспомнилась короткая запись на полях одного из протоколов: подсудимый-де может оказаться отпрыском весьма богатого рода. Однако, кому бы эта мысль ни пришла в голову, с логикой он не в ладах: если предположить, что обвиняемый – отпрыск знатного рода, зачем матери понадобилось его подбрасывать монахам? Ответ ясен, как белый день: ребенок был незаконнорожденным и тем самым нежелательным. Следовательно, он лишен всех прав наследования, а собственных средств у него как будто нет.
– Вы должны признать сейчас, – Матео говорил деланно отеческим голосом, – что в вас вселился дьявол, который и побуждает вас вести разного рода беседы с духами и демонами. Да сжалится Господь над вашей бедной душой!
– Слышишь ты, покайся и признайся! – рявкнул Кривошей.
– Нет.
Кривошей, чья злость начала было уходить, снова разъярился. Взяв в руку тяжелый фолиант, он как бы между прочим начал читать вслух:
– «Искусство ведения дознания и степени пыток», труды Томазиуса из Поненсии. Я цитирую:
Первая ступень пыток состоит в наложении гаек на большие пальцы рук, причем наличествуют как отдельные, так и двойные гайки. Конечные суставы пальцев зажимаются между металлическими шипами, а затем завинчиваются до тех пор, пока преступник не даст признания.
Кривошей оторвался от книги: ему захотелось встретиться взглядом с преступником. Витус сделал вид, будто смотрит в окно. Пытка с помощью гаек и винтов, видит Бог, для него не в новинку.
Кривошей пожал плечами и продолжал:
Вторая ступень – это «гудящее корыто». В этом случае обвиняемого насильно кладут в некое подобие гроба, который затем плотно закрывается крышкой. Сквозь сделанные в ней отверстия внутрь запускается рой шмелей или ос, которые жалят его тело. Иногда тело обвиняемого распухает до такой степени, что трескаются завитые гвоздями доски гроба. Смерть иногда наступает быстро, иногда же обвиняемый умирает долго.
17
Епископский канон (лат.).