Тайна затворника Камподиоса

– По моим сведениям, в камерах находятся еще три узника. Речь идет о еретике по имени Рамиро Гарсия, молодом человеке по имени Витус – его фамилия неизвестна, и некоем солдате-наемнике, который... погодите-ка... – он полистал бумаги. – Да, вот. Он говорит, что его зовут Мартинес. Первым двум из вышеупомянутых уже предъявлено обвинение в ереси, однако оба себя виновными не признали... – Он снова запнулся на полуслове и заглянул в бумаги. – Странно это, ведь их подвергали пыткам!

– Если вы так считаете, мой епископ, – Энрике, опять обратившийся к вину, приподнял зад и пустил ветры.

– Да, я так считаю, – Матео ощутил, как злость снова овладевает им, но он был не из тех людей, которые не владеют своими чувствами. Он знал, что достаточно его приказа, чтобы отправить Энрике в тюрьму, но как на это отреагирует его семья? Прежде чем действовать, необходимо навести подробные справки о семейных связях Кривошея. Если в его жилах действительно течет кровь Габсбургов, он персона неприкасаемая. В противном случае...

– Прежде чем начать заседание суда, я хочу ознакомиться с подробностями проведенного следствия и дознания. А вы, я не сомневаюсь, уже успели собрать нужные документы об этих людях, – громко проговорил Матео. – Рамиро Гарсия себя называет магистром, родом он из Ла Коруньи и там был близко знаком с алхимиком-еретиком Конрадом Магнусом, сожженным впоследствии на костре. Меня интересует, где и когда распространял воззрения алхимика этот самый Гарсия, – он вопросительно посмотрел на Энрике.

– Представления не имею, – Кривошей пожал плечами.

Матео не обратил внимания на этот ответ, продолжая листать протоколы.

– Молодой человек по имени Витус во время дознания показал, что он из числа pueri oblati Камподиоса. Это подтвердилось?

– Представления не имею.

– Почему? Вынужден вам напомнить, что, будучи моим помощником, вы просто-напросто обязаны собирать как можно больше сведений о тех, чьи дела мы разбираем, и сообщать мне обо всем, что я захочу узнать.

– Ах, мой епископ, – Кривошей говорил тоном взрослого, который успокаивает капризного ребенка. Он удобства ради положил ноги на стол, где по-прежнему сложенными в аккуратные стопочки лежали документы. С его сандалий свалилось несколько ошметков засохшей земли на столешницу. – За это время вы должны были узнать меня получше. Я не из тех, кто привык самозабвенно трудиться. Ни утром, ни днем, ни в вечерние часы. Давайте лучше пропустим еще по бокальчику-другому и насладимся наступающим вечером. Я слышал, что в одном развеселом доме неподалеку отсюда есть одна великолепная дева самых свободных нравов. – На губах его заиграла плотоядная улыбка. – О ней просто сказки рассказывают. Мы оба могли бы нанести ей визит; я готов даже уступить вам пальму первенства...

– Будем считать это... мгм... мгм... одной из ваших... безвкусных шуточек! – епископ кисло посмотрел на свое кольцо с рубином и серьезно задумался.

Эх, знать бы, что кроется за возмутительной самоуверенностью такого ничтожества! Нет, надо признать, деловыми качествами этот субъект обладает. Он даже весьма находчив, когда по-настоящему берется за дело! Нюху Кривошея епископ был обязан в тех случаях, когда еретики упорно запирались, особенно те из них, кто был не только лжив и изворотлив, но и хорошо разбирался в тонкостях Библии – он часто выводил их на чистую воду. В способностях Энрике сомневаться не приходилось. Если бы не эта его бесцеремонность и отсутствие уважения к Матео лично! Цена, которую ему, Матео, приходилось платить за свои успехи на ниве инквизиции, была действительно большей, чем он рассчитывал.

Он тяжело вздохнул. Ввиду чисто деловых качеств Энрике и его предположительно знатного происхождения Матео не остается ничего другого, как делать хорошую мину при плохой игре. Его взгляд упал на ноги своего помощника, который закинул их одну на другую – при этом в сторону бумаг полетел еще один ошметок налипшей к сандалиям грязи. Да, прямо на документы! Послышался короткий глухой звук: это ошметок развалился.

Это было уже слишком для епископа Матео де Лангрео-и-Нава.

– Будь ты проклят, тупое, упрямое, обожравшееся позорище нашей инквизиторской братии! Если ты сейчас же не соберешь всю необходимую мне информацию, я отлучу тебя от церкви!

Матео кричал так громко, что рот его напоминал отверстый черный зев. Сам удивленный этим порывом, он умолк. Припадок ярости как пришел, так и прошел. В соответствии со своими привычками епископ сразу подумал о том, какие возможные последствия может вызвать эта его невыдержанность, и принял привычно спокойный вид. Некоторое время он сидел так, словно аршин проглотил, лишь испытующе поглядывал на своего помощника.

Голова Кривошея еще больше свесилась набок. Взгляд у него был растерянный, что с ним случалось не часто, и вместе с тем какой-то отсутствующий, словно все происходящее лично к нему отношения не имело. Но ноги со стола он снял и вытянулся перед епископом, как солдат.

– Так точно, ваше преосвященство. Сделаю все, что смогу. Немедленно!

Он выбежал из зала заседаний, миновав часовых, и эта его торопливость сильно удивила епископа.

– Ты хороший повар, – похвалил Витус. Он сидел в камере напротив Магистра и наслаждался ужином, который маленький ученый приготовил на жаровне.

– Когда форель свежая, это всякий сможет, – скромно ответил Магистр, раздувая потухающие древесные угли. – Искусство состоит единственно в том, чтобы установить нужное расстояние от огня до того, что жаришь. – Раздув хорошенько уголья, взял еще две рыбины и проткнул их насквозь заостренными деревянными палочками. – Держать на нужном расстоянии и постоянно переворачивать, – поучал он, – чтобы мясо или рыба не подгорели.

– Вообще-то нам сейчас здесь совсем неплохо, – сказал Витус, с аппетитом жуя. – Давай поделимся этой последней форелью, пока поспеют новые.

– Об этом не может быть и речи. Хороший повар сыт от одного запаха пищи!

– Ну, как знаешь, – Витус взял оставшийся кусок и ловко освободил его от костей. Потом макнул рыбье мясо в подливку, которую тоже приготовил Магистр, и с удовольствием принялся жевать. – Нуну достает для нас все, что делает нашу жизнь в камере относительно сносной, – с удовлетворением сказал он.

– Что да, то да! Не желает ли господин попробовать еще кусочек?

Витус рассмеялся.

– Нет, о лучший изо всех известных мне поваров! При всем моем желании – больше не влезет!

– В твоем возрасте мужчине полагается много есть, не то он жизни не выдюжит! – Магистр хитро улыбнулся. – Посмотри на меня, и все поймешь.

– Глупости.

– Они вот-вот прожарятся, эти ребята. Можно завтра поесть их холодными. – Маленький ученый в очередной раз перевернул рыбу. И тут же принял совершенно серьезный вид. – Надо полагать, Нуну до тех пор будет услаждать нашу жизнь, пока он надеется с помощью твоего хваленого «висельника» околдовать Эльвиру. Нам неизвестно, каких успехов он достиг в поисках этого «чудо-корня», как не знаем и того, что он станет делать в новых обстоятельствах. За последнее время он об этом не сказал ни полслова! Молчит, как устрица. Но ведь когда-нибудь его терпению придет конец. Остается надеяться, что и тогда мы сохраним хоть энную часть влияния на него.

– Ты прав. А ведь нога его все равно зажила.

– Я едва не сказал «к сожалению», – Магистр снял рыбины с огня, отодвинул жаровню в сторону и начал убирать. – Было бы лучше, если бы мы не зависели от его прихотей.

– И от него самого.

– Какой ты, однако, стал решительный! Тсс... – Магистр покачал головой. – Скажи ты это кому другому, глядишь – головой поплатился бы.

Из коридора донесся звук шагов. Идущий был пока далеко, но двери теперь почти никогда не закрывались.

– Это приближается Нуну собственной персоной, – объявил Магистр, – или другой грузный и не хромающий человек.

– Поспорим?

– Ни к чему, – ответил Витус, вышедший в коридор. – Ты как всегда прав... Привет, Нуну! Хорошо, что ты пришел: самое время осмотреть твою ногу.