Кинто

Реваз пялил на нее глаза. Она хорошо ему улыбнулась.

Размякая все больше, он уже воображал, как бы Ламара ладила с этой вздорной птицей… и в конце концов даже увидел ослепительного попугая у нее на плече!

— Что с тобой, — спросила она вдруг, — ты что, не хочешь?!

— Что ты! — завопил Реваз, — но я… представляешь — не смогу!..

В эти шальные секунды он все решил: если его даже из дому выгонят вместе с попугаем, он его никому не отдаст.

Ламара еще что-то сказала, но он уже не слышал — он напряженно восстанавливал в памяти советы умного дяди по поводу тупого попугая: «…на него не кричи, генацвале, — не любит, с ним надо понежнее…» Вслед за этим всплыло еще одно важное воспоминание: очень смирным бывал попугай, когда в доме тихо, а стоило кому-нибудь поднять голос, как он тут же начинал трещать. И чем люди громче, тем еще громче он!.. Все ясно, вах!

Реваз просветленно улыбается. Ламара начинает раздражаться:

— Что с тобой происходит, ты можешь мне объяснить?!

— У него, наверно, тоже нервы есть, — заявляет Реваз как об открытии и продолжает сиять.

— Не валяй дурака и скажи, почему ты не можешь к нам приехать?

— Очень важное дело есть.

— Я хочу знать какое.

— Пока не скажу, но тебе понравится!

Тут мы ставим точку, а если нас спросят, зачем понадобилось все это излагать, то, как сказали бы в старом Тифлисе: «Одна бог знает!»