Кинто

У бедной женщины была хибарка. А пес даже будки не имел. Под навесом у него только подстилка.

Небольшая коротконогая псина от прожитых лет и лежачего образа жизни была грузновата, чего, кстати, с пожилыми кошками никогда не случается.

Так и жили они втроем как могли.

Бедная старая женщина раз в году отправлялась на далекое кладбище почтить своих предков. Это занимало у нее целый день. Уходя, она поручала соседям покормить животных. Это делала Ламарина бабушка, которая была тогда еще девочкой. И вот что увидела эта девочка однажды: на собачьей подстилке, разметав и лапы и хвост, лежит молоденькая кошка, в то время как старый пес, робко поставив лапы на край своей подстилки, стоя спит…

— Ну и что? — могут нам сказать.

— Да ничего, не отказывайте только вашим бабушкам в зоркости души и уважении к благородству.

XVI

Когда Реваз после долгого перерыва впервые пришел к Ламаре, они не смогли ни о чем поговорить. Между ними опять оказался Кинто. Было это после обеда. Взрослые сидели на балконе в тени старой липы. Ламара была у себя и на стук ответила, но не обернулась. Она стояла у портьеры и делала что-то странное: коснется ткани и, как от горячего, отдернет руку. Реваз подошел поближе, и ему сделалось не по себе: из-за портьеры, на высоте полуметра от пола, выскакивало что-то похожее на змейку и исчезало. Он не мог понять, что это? И только когда оттуда наполовину высунулась кошачья голова — один глаз, одно ухо, — парень понял, что это была лапа, которой кот орудовал вслепую, изредка подглядывая.

Ламара поймала наконец эту маячившую в воздухе лапу, подержала чуть, тогда кот с другой стороны портьеры высунулся уже целиком. Сидя на задних лапах, он человечьим жестом отвел край портьеры и, придерживая его под подбородком, уставился на девочку, азартно сверкая глазами. Ламара подхватила его на руки и лишь только поднесла к себе, как он сам вскарабкался ей на плечо и тут же разлегся. Реваз молча смотрел на все это. Наконец, Ламара обернулась к нему со своим живым воротником на плечах. Она торжествующе улыбалась. Реваз смотрел на нее ошеломленный.

— Ты что?!

— Кто тебе подарил?

— Никто, забыл, что ли?.. Ну мы же тогда нашли.

— Ты, конечно, извини, но я никогда не поверю, что это та прошлогодняя шишка…

— Вот именно — она!

— Не ври, тот котенок был серый.

— От грязи.

Реваз с сомнением рассматривал кота. Ламара опустила его на ковер и тихо сказала:

— Давай поиграем, Кинто!

Реваз покраснел. Он вспомнил, как Ламара фыркала ему в лицо:

— Почему ты тогда не сказала, что это имя кота?

— А почему ты обо мне глупости думаешь?

Он опустил голову и вдруг услышал:

— Мрм?

Кинто спрашивал, в чем дело, почему не играешь со мной?!

Ламара резким движением занесла над ним ладонь, и кот принял бой — снизу вверх бросился, обхватил обеими лапами руку и держит столько, сколько нужно, чтобы дать понять: «Попалась!» И тут же брык в сторону, и в стойку — торчит столбиком: лапы наготове — чутко отзываются на каждое движение руки, выбирают удобный миг, чтобы опять броситься и взять ее в клещи — бархатные, но крепкие.

Реваз хохотал и клянчил:

— Ну дай мне, дай поиграть…

— Подожди, сейчас будет бокс.

Теперь она легонько пощелкивала кота по разведенным в стороны лапам, и он ей отвечал шлепком на щелчок. А когда Ламара отскочила от него — кот фантастическим прыжком на одних задних лапах настиг ее, продолжая боксировать, — бурым пузом вперед, белыми трусиками напоказ.

Реваз не выдержал, вскочил и, опережая Ламару, стал боксировать с Кинтошкой. Ответные удары кота сразу сделались резче и злее, а когда Реваз схватил его, собираясь посадить к себе на колени, — кот выстрелил всеми лапами, отскочил в сторону и тут же начал отмывать те места, где к нему прикоснулись.

Болезненно самолюбивый Реваз все понял, а кот, приведя себя в порядок, поднял на Ламару глаза, секунду пристально на нее глядел, затем своим многогранным «мрм» вопросил:

— Что это значит, кто он такой?

Девочка наклонилась и подняла податливое, льющееся тельце. Кинто немедленно взобрался на плечо, бесцеремонно куснул ее за ухо и затих.

Ламара стала прохаживаться с ним по комнате. Реваз оправился от смущения и, шагая за ними, как бы между прочим спросил:

— Значит, все-таки это правда, что ты собираешься работать в цирке?

— Вот еще!

— Но он же дрессированный.

— Глупости не говори, я ничего не умею, все это Кинтошкины выдумки. Потом я тебе покажу, как он пробку приносит. Куда хочешь кинь, найдет и притащит.

Реваз ходил за ними и уже злился на кота за то, что ему уделялось так много внимания, за то, что нахально валялся у Ламары на плечах. Она держала его за лапы, и он не вырывался. Но делать было нечего, и Реваз сказал:

— Знаешь, я кошек не люблю, но этот…

Ламара прыснула:

— Но этот особенный! Хоть бы один человек что-нибудь другое сказал… так, между прочим, и все наши девочки говорят, — она резко обернулась к Ревазу и, в упор глядя на него, спросила: — Интересно, когда и где ты успел невзлюбить кошек? И уже сразу объясни — за что?

— Да так — вообще… я просто так сказал.

На следующий день Реваз явился с живыми рыбками в большой стеклянной банке. Рыбки были странные: для аквариума слишком крупные, для сковородки — слишком мелкие. Откуда они, Реваз не хотел говорить. Небось купил у мальчишек на Куре.

Банку поставили посреди гостиной на ковер. Кот ринулся без приглашения, заглянул сверху, тотчас нагнулся и глянул сбоку, обошел банку два раза и снова нацелил нос на горло банки: бьет хвостом, щерится и словно бы потявкивает. Сводят его с ума эти рыбки. Лихорадочно соображает, как быть. Вдруг сел и принялся глядеть сквозь стекло на рыбок. Опять привстал и заглянул сверху — и раз лапу в воду! Тут же назад — лапой трясет, обрызгал всех, наспех лизнул мокрую лапу и опять нацелил нос сверху. Глядит. Думает. Додумался, наконец: лапу в банку, а сам нагнулся и глядит на рыбок сбоку и шарит лапой с выпущенными когтями — жуткое зрелище. Раз — и мимо, раз — и мимо! Законы физики обманывают рыболова.

И снова брызги, хохот, визг — гостиная полна соседей. Кинтошка, никого не замечая, обходит банку — справа налево, слева направо, опять садится, глазами пожирая рыбок, а то возьмет и отвернется, будто бы не замечает их, и вдруг с размаху — шлеп по банке лапой! Уже наполовину вымок, весь дрожит…

Эту пытку прекратила бабушка. Забрала банку и унесла на кухню. Кот не побежал за ней. Он преспокойно пересел на сухое место и заработал языком.

К этому времени Кинто достиг зенита звериной своей красоты и, добавим, незаурядных способностей.

Бабушка давно заметила, что кот выбегает в коридор на звонки. Только услышит — мчится к входной двери и на ходу злобно урчит. Совершенно иначе реагирует он на сухой щелчок замка, открываемого ключом! Знает — это свои. Широким шагом, плавно поводя хвостом, приближается к двери, ждет входящего, в ноги ему не кидается, но когда между ним и вошедшим остается два шага, поворачивается и бежит впереди — ведет в дом!

Этим он полностью отстоял свою независимость. Уходил в свои джунгли когда хотел и, заметим, не таясь! К утру, как правило, возвращался и допоздна спал в любимой своей спальне — в гостиной под столом, покрытым темно-вишневой плюшевой скатертью.

Круглый стол окружен четырьмя стульями. На сиденья ниспадают углы скатерти. Кинто забирается на один из этих стульев — снаружи его не видно.

Кота находили на ощупь. Если круглится на стуле теплый валик — значит, он тут. Ну а если нет — значит, он только что ушел или еще не вернулся.