Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 18



Бабушка сощурилась, затем просияла.

— Подождите-подождите, я что-то вспоминаю… Ламара, а ну принеси немного кураги.

— Только сначала помой, — не удержалась от замечания мама.

— Не надо мыть, внученька… Сестра нашего Фридона мне рассказывала, что в Средней Азии есть баштанные кошки, конечно, дикие — кроме мышек и пташек, они очень фрукты любят, едят и дыню, только вяленую. Да, сейчас вспомнила. Эти кошки рыжие. Посмотрите на нашего Кинто — сколько рыжих пятен, очень может быть, он дальний родственник баштанного кота.

Пока бабушка предавалась воспоминаниям, Кинто, сидя у Ламары на коленях, ел из ее ладони курагу, медленно и тщательно жуя.

Однако любимое кушанье Кинто — парное мясо.

Любимая игра — внезапно налетать и пугать собою! — воистину в нем бьется сердце льва!

XIII

Был грустный солнечный день…

Не нужно пожимать плечами, происходило бы действие на севере, было бы сказано такое привычное для всех: «Был грустный дождливый день», а тут человеку и без того тошно, его еще и солнце донимает. Мама пока в деревне, папа накануне сказал, что обедать дома не будет — приглашен к кому-то. Дома только Ламара, бабушка и Кинто.

Итак, был грустный солнечный день, а обед, как всякий воскресный: баклажаны с орехами и чесноком, отварная баранина, а к ним джонджоли. Что это такое — придется пояснить. Это маринованные побеги кустов каперсника с цветами. Удивляться нечего. Едят же в Африке бананы, начиненные маринованным табаком?!

Обедать решили на кухне. За маленьким столиком, придвинутым к подоконнику, всего три места. Бабушка с внучкой сели друг против друга у окна, каждая по-своему грустная.

Все было поставлено на стол, но ни в одном доме так еще не бывало, чтобы не забыли чего-то.

Бабушка пошла на балкон за луком. Пока ходила, третье место за столом занял Кинто.

Прыгнул на табуретку. Прилежно окружив себя хвостом, посмотрел на одну, на другую — понял: гнать не собираются, чуть ближе к столу пододвинулся и замер. Обе прячут улыбки. У бабушки, когда она видит кота, глаза начинают ласково тлеть.

— Постарайся сделать вид, что мы его не замечаем. Я его только что кормила — посмотрим, что он будет делать.

— Хорошо, — ответила Ламара шепотом.

Кот рассеянно глядел в окно. Еда на столе никак его не привлекала. Но когда Ламара набрала на вилку джонджоли и поднесла к своей тарелке, точеные ноздри кота завибрировали. Ламара заметила и приблизила к нему вилку. Влажные гроздья покачивались. Кот не спускал с них глаз и не то чтобы мяукал, а как-то нервно потявкивал; правая лапа взвилась, кот подцепил свисавшую гирляндку, та оборвалась и упала на клеенку.

В первую минуту казалось, он играет. Чем не игрушка — болтаются нити с цветочками на концах. Кинто убрал лапу. Теперь он смотрел на то, что лежало на клеенке. Принюхивался, переминался с лапы на лапу, наконец склонил голову набок, точно собирался приложить ухо к столу, и тут произошло невероятное: жестом, безупречно деликатным, он занес над столом правую, как лилия белую лапу, и легонько дотронулся до джонджоли. Потом лапа ушла на место, и то же самое проделала левая лапа — притронулась и назад.

Что означали эти пробы, эти игривые наклоны головы?!

И снова лапа ушла на место, а кот устремил рассеянный взгляд вдаль.

Скоро стало ясно, что во время этой стратегической паузы он репетировал решительное действие.

В пятый раз заносит он лапу, выпускает когти, поддевает ими деликатес и волоком тянет по клеенке к краю стола. И тут, движеньем молниеносным и плавным, выворачивает лапу подушечками вверх и так, из горсти, ест джонджоли, чавкая и жмурясь.

Когда Кинто открыл глаза, они были пьяные и влажные от блаженства. Убрав свою вилку в пушистый футляр, он наскоро его облизал и уставился на Ламару. Теперь взгляд его был трезвым и отрешенным. Она это поняла по-своему и положила на клеенку изрядную порцию джонджоли. Кот вежливо понюхал, встал и ушел, дав людям понять, что деликатесами не объедаются — их смакуют.

Ламара смеялась так, что брызнули слезы. В последнее время это случалось с нею часто — веселье кончалось желанием плакать…

XIV



На город обрушилось лето.

Дома обжигали, оттесняя людей к краям тротуаров. Асфальт размяк и стал уступчив под ногой, как ковер. Желтое небо стлалось над железными крышами рыхлым облаком пыли. Пыли не было только в воде. По улицам она вилась непрерывным потоком, цепляясь за колеса, копыта, за ноги…

Повторять, что в мире все относительно, уже неприлично, а придется. Местные жители жару переносят куда хуже, чем приезжие, и говорят о ней как о бедствии:

— Какой жара!..

В другом произношении, увы, не услышите. Грузинский язык не имеет категории рода, а местные жители в острых ситуациях автоматически переходят на русский. С холодом, между прочим, происходит то же самое:

— Какая холод!..

Боязнь холода еще поразительнее, особенно весною. Уже солнце не слезает с неба, уже глициния в цвету, а дамы не снимают шуб. До первого мая не расстаются с ними ни за что!

С возвращением Ламариной мамы начались приготовления к выезду в деревню. Нормальная жизнь в доме на время прекратилась. Почему? Понять нельзя, но объяснить можно: подарки старикам, подарки малышам и… себе тоже кое-что «достать» нужно.

Эту суету прекратила весть: с Дальнего Востока едет двоюродный брат отца Абесалом.

Вспыхнули приготовления совсем другого свойства. Для того чтобы обеспечить дядюшке надлежащий прием, необходимо было обновить некоторые связи, и в доме под горою чаще зазвучало пение по вечерам.

Именно такой неподходящий момент выбрал Кинто, чтобы устроить очередной переполох. Очень пунктуальный в еде, взял и не явился на ужин.

Осмотрели все его любимые спальни — нету!.. Слава богу, вырос и уже не надо отодвигать от стен мебель, чтобы заглянуть в каждую дыру… Одна и та же мысль занимала всех — как ушел и куда?!

Благодатный дом этот стоит на возвышенности, и в самые удушливые дни в нем гуляет сквознячок. Держать двери открытыми нет нужды.

Куда же мог деться Кинто?

Под вечер, когда семейство отдыхало от жары в гостиной, кот был, он сидел на подоконнике очень спокойный, даже насмешил их внезапным и бурным каким-то умываньем. Бабушка обратила внимание, что Кинто взял в привычку коротать вместе со всеми эти мирные часы перед ужином. Не играет, не спит, а сидит где-нибудь в сторонке и слушает.

Напомним — оба окна гостиной выходят во двор, где царствует старая липа. Кинто сидел на одном из подоконников. Было тихо и душно. Пролетела птица довольно близко. Кот проводил ее взглядом, и словно в голову ему что-то стукнуло — как примется себя лизать!

Датико фыркнул:

— Хотел бы я знать, с чего он умывается с таким аппетитом?

Хотя нас никто об этом не просит, дадим краткую справку. Чрезвычайно близок был к истине Датико. Когда хищник из породы кошачьих оглаживает себя с головы до кончика хвоста подробно, тщательно, так сказать, самозабвенно — это признак великолепнейшего настроения. Видимо, кот мысленно птицу поймал, отчего же не ублажить себя после удачной охоты?!

Теперь, когда все кинулись на поиски, вспомнили, что в последний раз его видели за этим странным умыванием. Но чем больше себе это уясняли, тем невероятнее делалось его исчезновение. В двери уйти он не мог, потому что никто не уходил и не приходил. Если выпал из окна, то это должно было произойти раньше, когда волнующие его птички еще не спали.

Ламара все равно бегала во двор, расспрашивали сидящих на скамейке соседок. Ничего из окна не падало. Сомневаться не приходилось — женщины сидели здесь давно, и долго еще просидят:

— Такой жара!..

Можно себе представить, в каком настроении сели за ужин.

Допоздна, под всякими предлогами, семейство не ложилось спать.