Страница 43 из 49
- Я спустился на самую низкую степень плебейства, - хвастается наследник престола, - да, голубчик, и побратался со всеми трактирными мальчишками и могу их всех назвать тебе по имени - Том, Дик и Фрэнсис. Они клянутся спасением своей души, что хотя я еще принц Уэльский, но уже король по учтивости... когда я буду английским королем, то все истчипские молодцы будут готовы служить мне. Напиться, значит, по-ихнему, "нарумяниться", а если хочешь во время питья перевести дух, они кричат: "Живей, живей, осуши до дна!" Словом, в какие-нибудь четверть часа я сделал такие успехи, что всю мою жизнь могу пить с любым медником, говоря с ним на его языке.
Речь идет не о баловстве. Будущий король братается с трактирными мальчишками, выпивает с медниками, умеет болтать на их жаргоне, слывет "добрым малым". Не удивительно, что за такого государя готовы будут умереть не только истчипские молодцы, но и тысячи простых англичан.
Есть в "Ричарде II" рассказ о том, как Гарри Перси приглашал принца на Оксфордский турнир, а в ответ Галь сказал:
Что он пойдет в публичный дом,
перчатку
С руки продажной твари там сорвет
И с этою перчаткой, вместо банта
От дамы сердца, хочет на турнир
Явиться он...
Это тоже не только шутка. Страна изнемогает от податей. Оброки идут на придворные праздники, турниры. Сын герцога чуждается дорогостоящих удовольствий знати, презирает дворцовые увеселения. По закоулкам Лондона идет слух: наследник трона предпочитает выпивку с мастеровыми светским забавам.
А Фальстаф?
Какое же его место в этом очень важном, уже политическом мотиве?.. Толстый бродяга - проводник, ведущий будущего короля по его владениям.
Существует немало историй, как король узнавал свой народ. Чтобы открылась жизнь бедных людей, королю приходилось переодеваться, подвязывать бороду, только тогда люди его не боялись.
Дружба с Фальстафом открывает перед принцем двери всех харчевен, вместе с Джеком он свой в любой компании. Несмотря на чудовищный аппетит, Фальстаф желанный гость за каждым столом, всюду, где нет чопорности и лести. С Фальстафом весело, это дороже угощения. Шутка - ключ, открывающий сердца: нет лучшего способа сблизиться с истчипскими молодцами, чем уметь шутить с ними.
Путешествуя вместе с Фальстафом по окраинным улицам и проезжим дорогам, Генрих V научился народному юмору. Заканчивая жизнеописание "лучшего из английских королей", автор сочиняет не торжественный финал, а веселую сцену: Генрих V шутит с французской принцессой так же, как солдат мог бы балагурить со своей подружкой. Англия хочет присоединить к себе Францию не при звуках фанфар, а каламбуря, словно в харчевне,
Вместе с Фальстафом в хроники входит обыденная жизнь. Благодаря его участию парадная история королей и придворных теснится, начинает уступать место народной истории - сценам повседневной жизни, где действуют мастеровые, солдаты, бродяги, трактирные слуги.
История эта написана языком комедии; на таком языке впервые заговорило реалистическое искусство.
Борьба возвышенного и обычного, величественного и комического началась еще с мистерий. Чтобы связать небо и землю, в литургию, разыгрываемую внутри храма, пришлось вводить частицы реальности: солдаты, играющие в кости у ног распятого Христа, раскаявшиеся блудницы, торговки - все эти фигуры не имели в себе ничего религиозного. В их обрисовке появился юмор.
Стоило мистерии перейти из храма на площадь, вместо латыни заговорить на национальном языке и близко столкнуться с народными зрителями, как комические элементы стали расширяться. К молитве примешался бубенец скомороха. Комические, реалистические элементы нарушали таинство.
Епископы и князья отлучали комедиантов от церкви, грозили им кнутом, а те отвечали на это шутками: они становились все смелее. Так создавались многими народами фигуры шутников; в их образах имелись и общие родовые черты, сохранившиеся с глубокой древности. Среди таких фигур были и различные толстяки; говоря об одном из них, приходится начинать издалека.
Библейскому фараону снился сон:
"И вот вышли из реки семь коров, хороших видом и тучных плотью, и паслись в тростнике;
но вот после них вышли из реки семь коров других, худых видом и тощих плотью, и стали подле тех коров, на берегу реки;
и съели коровы худые видом и тощие плотью семь коров хороших видом и тучных".
Под символом скрывались картины засухи, неурожая, голода.
Если урожай был хорошим, люди славили изобилие, бога тучной плоти.
В созвездии Диониса состояли пересмешники - сатиры; среди них был и Силен. Изо всех богов был он самым беспутным. В местах, где жил Вакх, кипучая вода превращалась в вино: Силен спился. Был он толст и плешив, стар и прожорлив, весел и вечно пьян.
Гораций защищал его божественное происхождение и не позволял ставить его на одну доску с персонажами комедий, - в Силене была радостная незлобивость бессмертных.
В одном из сказаний беспутный бог-толстяк вскормил и воспитал Диониса, посвятил его во все знания и искусства, научил виноделию.
Царь Мидас узнал, что толстый бог гуляет в его владениях, и смешал воду реки с вином. Бог напился до бесчувствия, попал во власть царя. Пленник открыл Мидасу знание природы вещей и предсказал будущее.
Когда кончался сбор винограда и впервые пенилось молодое вино, виноделы Аттики славили Вакха и его божественную свиту: среди нее, спотыкаясь, шагал Силен - веселый бог тучной и грешной человеческой плоти.
Человеческий труд выращивал гроздья винограда - дар Вакха, превращал их в напиток, веселящий людей. В дни сельских Дионисий толпа славила своего деревенского бога. В песнях давался простор и для обличительных шуток: высмеивалось все мешавшее виноградарям.
Подвыпившая процессия называлась в Аттике "комос"; ученые ведут от сельского комоса летосчисление комедии.
В годы средневековья плоть укрощали и умерщвляли. В высший ранг был возведен пост. Но хотя изваяния толстого бога зарыли в землю, сам он не прекратил существования. Его можно было увидеть в дни праздника на ярмарочных площадях сражающимся с богом тощей плоти.
В "Бое Поста с Масленицей" Питер Брейгель изобразил схватку аллегорий. На огромной бочке - румяный к веселый толстяк. Его ноги вместо стремян засунуты в кухонные кастрюли, рука сжимает не меч, а вертел с жареным поросенком. Прямо на Масленицу едет костлявая фигура в мрачных одеждах, она сидит на узком церковном кресле; иссохшие монах с монашкой волокут помост с Постом. Бог тощей плоти устремляет в сердце бога тучной плоти не копье, а лопату, на ней две костлявые рыбки.
Все народы любили толстого бога. Появляется он и в России: "В некоторых деревнях и доныне возят пьяного мужика, обязанного представлять Масленицу. Для этого запрягают в сани или повозку лошадей десять и более гуськом и на каждую лошадь сажают по вершнику с кнутом или метлою в руках; везде, где только можно, привешивают маленькие колокольчики и погремушки; сани или повозку убирают вениками, мужику-Масленице дают в руки штоф с водкою и чарку и сверх того ставят подле него бочонок с пивом и короб со съестными припасами".(А. Афанасьев. Поэтические воззрения славян на природу,т.3, стр. 696.)
Освещенный потешными огнями, под визг свистулек и звон колокольчиков шагал по всей Европе Господин Веселая Масленица. В одной его руке был штоф с вином, в другой - круг колбасы.
Отмерла языческая аллегория плодородия, остался обряд народного праздника, фигура веселья человеческой плоти.
Имя Силена появилось в одной из проповедей нового времени:
"Алкивиад... - писал Франсуа Рабле, - восхваляя своего наставника Сократа, бесспорного князя философов, между прочим говорил, что он похож на Силена. Силенами назывались когда-то ларчики... сверху нарисованы всякие веселые и игривые изображения, вроде гарпий, сатиров, гусей с уздечкой, зайцев с рогами, уток под вьюком, козлов с крыльями, оленей в упряжке и другие такие картинки, придуманные, чтобы возбуждать смех у людей (таков был Силен, учитель доброго Бахуса). Но внутри этих ларчиков и сберегали тонкие снадобья: мяту, амбру, амом, мускус, цибет, порошки из драгоценных камней и другие вещи".