Страница 56 из 56
"Не бойся, ничего не бойся, мы давно утке вошли с тобой в контакт. Мы наблюдаем за тобой, помогаем тебе. Не думай ни о чем, отдохни. Ты слишком устал за последние дни."
Гриша кивнул, достал из кармана печенье и начал есть. Но он даже не заметил вкуса. Просто хруст. Сбоку на койке лежала темная масса рядом с подушкой.
"А это что?" - Грише стало страшно.
"Не бойся, это старпом. Он спит. Теперь он не будет тебе мешать. Держи курс зюйд-зюйд-вест."
Гриша послушно повернул штурвал. На локаторе он заметил какую-то точку. Он автоматически навел визир на локатор и увидел, что пеленг изменился, а дистанция осталась та же.
"Что-то здесь не так, - пронеслось в голове у Гриши. - ведь мы же учили..." Вдруг перед ним справа из серого тумана выросла черная громада. Гриша отшатнулся.
"Не бойся, ничего не бойся, - сладко пел голос в ушах, - ты правильно держишь курс..."
x x x
Крест... Нет, это больничная койка, а напротив грязная ободранная стена. Ночь Н там, в просвете дверей, рыжеволосая санитарка с кем-то говорит. С кем? Он не видит. Надо отвязать руки. Почему он не видит, с кем говорит санитарка? Это так они специально поставили зеркала, чтобы дверь отражалась в них, и он не видел тех, кто за зеркалом. А там за зеркалом лабиринт, целый лабиринт из зеркал. Он встает, он подходит к нам ближе, смотрит в зеркало Это окно, и вдруг его заливает волна свежего голубого воздуха, он почувствован, что этот воздух как его жизнь, его дыхание, этот воздух сливается с его воспоминаниями, прозрачными и голубыми, как этот воздух... Маленький городок, где он родился и когда-то жил с родителями... Воспоминания наталкиваются друг на друга льются откуда-то изнутри из самого сердца... смешиваются с воздухом И он сам растворяется в этом воздухе, исчезает в нем... какая легкость... Полет... И вдруг кто-то снова вцепился в него и потянул вниз Его руки привязаны Крест... Нет Это больничная койка напротив стена а там за зеркалом рыжеволосая санитарка продолжает с кем-то говорить Вот она реальность... Кто расставил эти зеркала? Кто загнал его в лабиринт? Вот сейчас он встанет На сей раз он не должен заблудиться...
x x x
С тех пор, как Павлик стал евреем и уехал навсегда, он ей больше не звонил и даже не писал. У нее остался только его дневник, который она любила перечитывать. Она обнаружила его случайно, когда зашла к нему домой уже после его отъезда за своим французско-русским словарем. Тетрадь в кожаном тисненом переплете, заботливо перевязанная голубой ленточкой, лежала в ящике стола, и Маруся тихонько взяла ее, точнее, украла, как тогда краски в магазине. Но записи в дневнике обрывались, и она не знала, что с ним стало...
Павлик рассказывал ей о Берлине, и Маруся представила себе, как Павлик, прийдя в магазин в Западном Берлине, увидел там много разных конфеток, которые все искрились и сверкали в ярком свете лампочек, они так красиво переливались, как будто наступил Новый Год и уже больше никогда не прекращался, там был вечный Новый Год, рай на земле, изобилие и счастье для всех, верующих и неверующих, евреев и немцев, и русских... Павлику было хорошо и, счастливый, он шел по улицам, освещенным солнцем, и солнце то ярко освещало его, то пряталось за тучи, и он то снимал, то снова надевал темные очки. На тротуаре сидел нищий с испитым лицом. Нищий был одет в лохмотья, а рядом с ним лежала собака, грустно положив морду на лапы. Подавали ему исключительно из-за собаки, такая у нее была грустная морда. А нищий был просто придатком.
май 1991 года, Санкт-Петербург