Страница 11 из 13
- Хватит дурить,- остановил его Сашка.
- Коляна, воткни им музыку, пусть попрыгают. А мы выпьем. Такая встреча, знакомьтесь.
Оркестрантов было четверо: пианино, ударник, контрабас да Жека - на все руки мастер.
- Женился, говорят... Наследников родовых имений еще не завел? хохотал Жека.- А помнишь?..
Воспоминания пошли о добрых старых временах, о друзьях и знакомых. И тут Верку Сосновскую, нынешнюю Веронику, прибывшую на гастроли в родной город, конечно, не забыли. Вот тут Сашка за весь день отыгрался. И Жека ему помог.
- Автор и исполнитель, гос-поди...
- Искусство! Эстрада! - шумел Жека.- Вот здесь буду! В кабаке! Для пьяного народа! Непритворно! Сам выпью и для пьяного! Душа в душу! В открытую, без брехни! По старому принципу: ты меня уважаешь?! Искусство - в народ! В залах! Нет, он туда не пойдет! Ты вот - пролетарий. Много ваши ходят по концертам?
- Если местком бесплатно,- усмехнулся Сашка.- Да если жена вытянет. И если пиво в буфете есть.
- Молоток! Ты - молоток! - одобрил Жека.- Зришь в корень. А вот сюда. Сюда придут. И я их не обману! Что могу сделаю. Потому что сам такой.
Разговор был хороший. Все же давно не виделись. И было о чем поговорить. Жека ребят своих в зал отправил. Изобразите там,- напутствовал он.- Трио...- и снова к Сашке обратился: - Как ребята? Зачем ты полез? Я как узнал! - схватился он пухлыми руками за голову.- Ужас, ужас!
Заглянул один из парней, оркестрантов, сказал:
- Жека, директор гостей привел. Подпитый. Ублажим шефа?
- Сделаем,- сказал Жека, и вдруг его осенило: - Сашок! - он кинулся к шкафу, вынул гитару.- Держи, проверь - и споешь. Мы все хрипатые, а ты молоток. Я помню.
- Брось... Да я...
- Молчи! Слушай мою команду. Шеф - бухой. Нужны деревенские сопли. Деревня, мол,- скорчил постную рожу Жека,- дорогая моя... где ты, куда ты. Шеф у нас - мужик. И по пьянке серьезно страдает,- объяснил он.- Ты меня понял? Есть что-нибудь такое, а?
- Есть...- ответил Сашка.- Но я...
- Молоток! Я же знал! - обрадовался Жека.- Молчи. Пошли.
Сашка был не робкого десятка, да, если признаться откровенно, он скучал по залу, по людям, по их любопытству, по их - сладкому для души пусть малому, да восторгу. Этого яда Сашка уже глотнул. А кто его раз отведал, тому не забыть. И потому он не долго сопротивлялся, а решившись, тут же внутренне напрягся. Он проверил инструмент, наиграл мелодию.
- Понятно,- сказал Жека.- Но ты сам. Мы тихо-тихо... Фоним. Поехали. Сашуля, я тебя знаю, ты - молоток.
Выйдя на эстраду, Сашка оглядел зал. Конечно, это был ресторан, и потому выхода оркестра никто не заметил. Сашка обвел зал глазами. Огляделся и сразу успокоился. Но ему нужен был человек для подогрева, для душевности. И он нашел его у оконного столика, справа. Мужчина, хорошо одетый и сытенький, глядел на Сашку. И в глазах мужчины Сашка увидел хмельную печаль. Это было то, что нужно.
Проведай меня, деревенское лето,
Неслышную боль от меня отведи,
негромко пел Сашка, не сводя глаз с мужчины.
Давно я не видел пшеничного света,
Молочного утра и зябкой воды.
В красном свитере, с белым воротником рубашки навыпуск, с чуть вьющимися волосами, падающими на лоб, Сашка был прост, и песня его была проста. Он пел негромко, ровно, чуть слезу подпуская в припеве, для ресторана это было нужно. И его заметили, услышали. Подниматься стали головы от столов, поворачиваться к эстраде.
Уже не успеть на парные рассветы,
Но пахнет дождем из широкой степи.
Спеши же ко мне, деревенское лето,
Смятенное сердце мое укрепи.
Смятенное сердце,
Смятенное сердце,
Смятенное сердце мое укрепи.
Поняв, что все удается ему как надо, Сашка оставил мужчину и, пройдясь по залу взглядом, наткнулся на девушку, которая хорошо слушала. Потом пожилая женщина. Потом кто-то еще.
Смятенное сердце,
Смятенное сердце,
Смятенное сердце мое укрепи.
Ему аплодировали, а он ушел в комнату. Следом влетел Жека.
- Молоток! - закричал он.- Я ж говорил! Шеф наповал! В лежку! Слезу пустил! Аплодисменты! Но ты сиди. Сюда шеф прибудет. Убей меня.
"Шеф" действительно появился. Это был тот самый мужчина, которого Сашка выбрал в зале. Высокий, крепкий, с лопатистой твердой рукой.
- Откуда? - спросил он Жеку.- Где нашел? Вот давно бы... А то хрипатых водишь да пискунов. Да кошек драных.- Он еще раз оценивающе поглядел на Сашку и сказал твердо: - Берем. Условия известны. А сейчас еще что-нибудь для моих гостей.
Сашка ничего не успел сказать, да его и не спрашивали.
И снова они оказались на эстраде, а уж потом в комнате за столиком. Жека все объяснил: оклад, порядки и прочее. Сашка растерялся: слишком круто менялась его жизнь.
- Дурак! - кричал Жека.- Молоток, а дурак! Нашел счастье! Заводская проходная... Молчи! Ты все понимаешь!
Конечно, Сашка все понимал, но колебался. Он боялся не отца, который будет против. В конце концов Сашка и ушел из дома именно для того, чтобы избавиться раз и навсегда от отцовской, слишком властной - но мудрой ли! опеки. И объяснения с Лизой его не страшили, хотя ее наверняка покоробит Сашкин выбор. Может быть, ему просто-напросто трудно было свернуть с наезженной, заводской, глубоко пробитой колеи.
Домой он вернулся поздно.
- Что с тобой? - со страхом спросила Лиза.- Где это ты был?
Сашка снял плащ и туфли и почему-то носки и босой зашлепал в комнату.
- Трум-пум-пум-пум-пум-пум...- громко заиграл он "Прощание славянки" и объявил: - Прощание с рабочим классом. Привет заводу. Привет Семену. Я не оправдал его надежд. Я не заменю его после пенсии. Аут! Я - молоток! Утром не кантовать! - предупредил он и отправился спать.
Лиза прошла за ним следом, собрала одежду, повесила на место. А Сашка уже спал. Лиза недолго постояла над спящим мужем и погасила свет.
В комнате, забравшись на диван, где она читала, дожидаясь Сашку, Лиза книгу больше не тронула. Ей не страшен, хотя и непривычен был пьяный муж. Он был не страшен ей, но удручал.
Утром, когда Лиза стала будить Сашку, он сказал ей сердито:
- Я вчера говорил... Ты что, не слышала? Гуд бай, дорогой завод. Все,и он снова улегся, накрывшись подушкой.
Лиза не отступала. Она стянула подушку и спросила:
- Ты толком можешь сказать, что случилось?
- В оркестр, в оркестр ухожу... И отстань. Потом. Высплюсь и все объясню. Не приставай, иди, иди,- и Сашка накрылся другой подушкой, натянув одеяло.
Лиза не знала, что ей делать. Ведь если даже Сашка решил увольняться, то все нужно по-хорошему, по-человечески: написать заявление, предупредить, а не так вот, бросив и плюнув на все. Она собиралась, одевалась, завтракала, но все делала машинально, не думая. А в голове лишь одно стояло: "Что делать?" И не у кого было спросить, не с кем посоветоваться.
Лиза снова вошла в спальню и сказала громко:
- Саша, я ухожу.
Он не ответил. Тогда Лиза сдернула подушку с его головы и повторила:
- Я ухожу, подумай. Надо на работу идти. Понимаешь? Слышишь меня?
- А ты меня слышишь?! - сел на постели встрепанный и рассерженный Сашка.- Ты русский язык понимаешь? Не работаю я там. Отцу пока не говори, а то примчится. Поняла наконец?!
На завод Лиза пошла не обычной дорогой, где на перекрестке иногда поджидал их Лукич, а напрямую, через улицу. Это была, конечно, детская уловка, потому что работали под одной крышей. Но все же... Как говорится: "Завтра, завтра, не сегодня..." А потом, в цехе, она уже жалела о своей хитрости. Может быть, Иван Лукич сумел бы помочь или хотя бы успокоить. Она ждала его, решив ничего не скрывать. Но Лукича не было. Он не появлялся, не подходил, как обычно. Видно, хватало ему своих забот.
Едва дождавшись обеденного часа, Лиза побежала домой, гадая, застанет она Сашку или нет... Муж оказался дома. Он сидел на кухне, пил чай, увидев Лизу, удивился: