Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 13



Екимов Борис

Такая музыка

Борис Петрович Екимов

ТАКАЯ МУЗЫКА

Повесть

1

Целый квартал от проходной люди шли сбитой, бесконечной колонной, плечом к плечу, друг за другом, потому что справа стояла кирпичная заводская стена, слева лежал проспект - главная магистраль города,- и лишь очень торопливые или смельчаки пересекали его напрямую. У перекрестка этот поток разливался: к трамваям, к троллейбусам, к автобусам или просто пешочком, вниз и вверх по проспекту, в боковые улочки - кому куда.

Иван Лукич жил неподалеку. Его дом стоял рядом с перекрестком, второй от угла.

Уже в прихожей, раздевшись, Иван Лукич полез в карман за папиросами и на сетку наткнулся, авоську. Про хлеб он забыл. Но снова одеваться и идти вниз не хотелось.

В комнате негромко бормотал телевизор. Лукич заглянул туда: Лена что-то писала за столом.

- Ты чего? - спросил он.- Телевизор и уроки сразу?

- А я на него не смотрю.

- Ну, так выключи.

- Нет, пускай...

В ванной Лукич умывался долго, а потом сидел там, на скамейке, голый до пояса, и курил. Он только здесь курил, в ванной. А когда вышел, дочь, напевая, уже складывала тетрадки.

- Отстрелялась? - спросил он.

- А-а, там задавали-то, одна геометрия да физика, по литературе стишок, английский. Проверять будешь? - придержала она в руке тетради, прежде чем в портфель класть.

- Ладно, на доверие. Саша где?

- Ушел куда-то. Я тоже сейчас пойду, к Майке. Ладно?

- Иди, только хлеб сначала принеси. Я забыл.

- А-а, пап...

- А да а,- недовольно сказал Иван Лукич,- одно "а" от вас только и слышишь. Далеко идти, да?

Лена засмеялась и к отцу подошла:

- Ты чего сегодня злой?

- Да никакой я не злой,- вздохнул он, поправляя у дочери сбившийся на сторону воротничок. А дочка-то была почти с него ростом. И куда тянется, худущая...- Ты обедала?

- С мамой, еще когда.

- Ну, давай со мной теперь. А то как мачта стала.

- Не, я пошла. Давай деньги. И на пирожное.

- За работу, что ли? - недовольно спросил Иван Лукич.

Дочь поглядела на него внимательно.

- Ты, папа, сегодня точно злой.

- На тебе и на пирожное, и на мороженое - и иди ты, Христа ради. Заладила - злой да злой.

Лена ушла, а Лукич на кухне посидел, оглядел кастрюли, что на плите стояли, крышки пооткрывал, понюхал и опять забрался в ванную, газеты прихватив. Он и вправду все не мог успокоиться после разговора в заводоуправлении, у замдиректора. Как вспомнит, злость поднимается, прямо закипает все внутри. Была бы жена дома, так хоть ей бы вылился. А так сиди вот... И курево не в курево. И газета не читается.

Они с начальником пришли в заводоуправление вовремя, прямо в точку попали. У замдиректо-ра сидел Половинкин, тот самый, что нужен был, начальник ЖКО. Иван Лукич его не любил, хотя сталкиваться не часто случалось. Даже за вид не любил, за манеры: сытый, белолицый, портфель желтой кожи, очки золоченые - министр, да и только. И разговаривает... Через губу не переплю-нет. Господи, сколько этих начальников ЖКО Иван Лукич перевидал, их на заводе уже косой десяток перебыло - а все одинаковые. Словно штампуют их.

Разговор начальник цеха завел:



- Нам нужно одно место в общежитии. Парень у нас, электрик, из армии демобилизовался.

Замдиректора на Половинкина посмотрел: к тебе, мол. Тот секунду подумал, ответил:

- Сейчас, товарищи, ни одного места. Вот недельки через две можно. Мы ремонт на ходу делаем. И сейчас кое-какие пертрубации. Вот утрясемся... буду иметь в виду для вашего цеха одно место.

Начальник на Ивана Лукича посмотрел: видишь, мол.

- Так,- сказал Лукич.- Человек пришел к нам устраиваться. Хороший специалист. Из армии. В отделе кадров ему пообещали: через три дня крайний срок поселим. Он устраивается на работу, работает. Полмесяца работает, а его все завтраками кормят. Я звонил в отдел кадров. Эти три дня они не сами придумали, это ваши сроки, товарищ Половинкин. Вы их давали. Сами. И раз вы, именно вы, ему обещали - извольте исполнить. Не издевайтесь над человеком. Это же жилье,- проникновенно пояснил он.- А сейчас не лето, под кустом ночевать. Замдиректора снова посмотрел на Половинкина: давай, давай, решай. Тот недовольно поморщился.

- Товарищи,- сказал он,- вы несерьезно подходите. У нас тоже производство, обстановка меняется. Вы что считаете: я специально не хочу поселить? Ну, нет возможности! Сейчас нет возможности, понимаете...повысил он голос.- Вот через неделю. Ну, может, чуть пораньше. У нас многие ждут, не он один. А вам вынь да положь.

- Да,- сказал Иван Лукич,- вот именно, вынь да положь. Раз обещали, значит, за свои слова надо отвечать.

- Ну-у,- многозначительно покачал головой Половинкин и на замдиректора посмотрел тоже со значением.

- Нечего мне здесь нукать,- сказал Иван Лукич.- А то у нас некоторые, я смотрю, товарищ Половинкин, начинают забывать, что у них написано в графе "социальное положение". Забыли, что у вас записано? Так я напомню: слу-жа-щий. Служащий! Ясно? При ком? При начальстве? Нет. При том парне, о котором я говорю. О! - значительно поднял он руку.- При рабочем. Он хозяин общежития. Он, а не вы. И вы ему обязаны служить,- пальцем ткнул в грудь Половинки-ну Иван Лукич,- честно и добросовестно. А какой же из вас слуга,- повысил голос Лукич,- если ваш хозяин по вокзалам ночует. А вам на это наплевать. И у вас есть места, точно есть! Вы же их через неделю не рожать собираетесь. Просто гонять вас некому. Вот так...- шумно выдохнул он и продолжал спокойнее: - Завтра я на работе не буду, отгул беру,повернулся он к начальнику цеха.- Сейчас иду в партком, договорюсь и завтра же как член народного контроля завода,- подчеркнул он,- проверю, есть ли в нашем общежитии свободные места. Все ясно?

- А кто говорит - нет...- заволновался Половинкин.- Я же говорю есть, но мы переста-новку производим,- обращался он уже к замдиректора.- Я же вам говорил, освобождаем еще пол-этажа, для девушек. Переселяем. Перегородку делаем. А вы за свои слова...- сказал он Лукичу.- Я тоже член партии, между прочим. И также могу в партком. Что это такое: гонять некому... Вот помочь нам некому, а гонять...

- Ладно,- прервал его замдиректора.- Хватит друг на друга шуметь. Что? - спросил он у Лукича.- Действительно парень на вокзале ночует?

- Ночует,- подтвердил Лукич.

- Выписывай направление. Сегодня же пусть селится.

Половинкин беспомощно развел руками, но направление выписал тут же.

В коридоре начальник цеха усмехнулся, сказал:

- Ну, ты его с этим служащим здорово прихватил.

Лукич ничего не ответил, а подумал: "Зато ты стоял как рыба, а на меня опять... Уж точно в парткоме и в завкоме нажалуется, да еще приплетет".

Иван Лукич не заметил, как две папиросы исцедил, так что в ванной комнате сине стало. Опомнившись, он газеткой помахал и пошел телевизор смотреть.

За окном потемнело, когда ключ в дверях звякнул. Иван Лукич приподнялся на диване, он сына ждал. Но это Лена вернулась.

- Лена,- спросил он,- Сашка хоть что-нибудь делал? Занимался?

- Я... папа...- замялась дочка.

- Ты мне давай дипломатию не разводи. Спрашиваю - отвечай. Соображала бы, от чего защищаешь.

- Он на гитаре поиграл и ушел.

- Музыкант,- вздохнул Иван Лукич.

Дочь вошла в комнату, в кресло уселась и тоже телевизор начала смотреть.

- Прибавь звук,- попросил Иван Лукич.

И когда она пошла к телевизору, Лукич заметил, что на голове у дочери с обеих сторон возле ушей что-то болтается.

- Иди-ка сюда,- позвал он.

Лена подошла и уселась рядом, а он голову дочери подтянул к себе.

- Чего ты?..- вырвалась она.

- Ну-ка, ну-ка... Это что у тебя? На голове?

- А-а... Это так надо.

- Ты мне не акай, а скажи, что такое. Колтун, что ли? О-о! - вдруг понял он, разобрав, что на висках у дочери болтаются огрызки карандашей, обмотанные какими-то тряпочками.- Завивка? - от удивления Иван Лукич сел и глядел на дочь недоуменно и остолбенело. Та смутилась, но лишь на мгновение.