Гамбургский оракул

- Признаюсь, я сразу же обратил на это внимание, - Енсен виновато покачал головой, - но не придал опечатке особого значения. Во-первых, я тогда еще не знал, что Гёте любимый автор Мэнкупа.

- А потом, когда узнали? - с некоторым укором спросил Дейли.

- Потом позабылось... К тому же, сперва удивившись ошибке, я тут же нашел правдоподобное объяснение... Подумал, что за минуту до смерти, когда перед тобой проходит вся жизнь... Мало ли кто может в такую минуту перепутать слова...

- Только не Магнус! - Ловиза покачала головой. - Покажите! - Она долго смотрела на пять машинописных строчек, потом изумленно прочла третью: - "В роще замолкли птицы"... Не мог Магнус этого написать! Это писал не он!

- Постойте! Да постойте же! - Мун, как ошалелый, кинулся к грузчику, который выносил пишущую машинку. Потом выхватил чистую страницу из валявшегося на полу выдвижного ящика и, пристроив машинку на коленях, быстро отстукал несколько бессвязных слов. - Вот, посмотрите! - Он сравнил оба листка.

Дейли взглянул и так и ахнул. Заложенная в пишущую машинку лента находилась уже в долгом употреблении. Отпечатанные Муном буквы были почти серыми. А строчки на листке, сочтенные прощальным письмом Мэнкупа, - четкие, жирные, черные, какие оставляет только почти новая лента.

Мало того. На машинке Мэнкупа сцеплялись буквы "д" и "е". Текст же, приобщенный к вещественным доказательствам, был лишен этого дефекта.

- То-то проклятое стихотворение не давало мне покоя! Даже во сне! - Мун вспомнил свои ночные кошмары.

- Разве я не говорил, что Мэнкупа убили! - Фредди бросился к телефону.

- Но кто? - тихо спросила Ловиза.

- Человек, который плохо знал Гёте, но зато прекрасно знал про детективную игру. За такое идеальное алиби любой убийца отдал бы полжизни. А конкретнее - один из вас четверых.

- Вы меня тоже подозреваете? - Ловиза окинула беспомощным взглядом пустую комнату. Не было уже ни рабочего стола, ни рабочего кресла, не было склонившейся над столом фигуры, к которой она все время мысленно обращалась за поддержкой.

- Глупости! - отмахнулся Мун. - Если Гамбургский оракул, который знал все и предвидел все, считал вас настоящим другом, то мне остается лишь повторить его слова: "Возможно, она стоит всех нас, вместе взятых..." К черту сентиментальности! Пора приниматься за работу, пока урожденная фон Винцельбах еще не выгнала нас отсюда.

- Но ведь Магнус действительно помышлял о самоубийстве? - Ловиза растерялась.

- Две недели тому назад, когда придумывал игру. Но я убежден, что со вчерашнего дня многое изменилось. У меня есть предположение, что и нотариуса он вызывал вчера ночью, чтобы в вашем присутствии уничтожить документ, который давал бы убийце возможность выйти сухим из воды.

- Вы думаете, что у Магнуса действительно появилась надежда?

- А это мы сейчас узнаем. - Мун уже срывал оберточную бумагу с пакета, в котором находился дневник Мэнкупа. - Если он вообще писал здесь о своей болезни. С кем еще поделиться скрываемой от всех бедой, как не с дневником.

- Так вы эту работу имели в виду, шеф? - только теперь понял Дейли. - А я уж думал, что придется рыскать по всему Гамбургу в поисках супружеской пары Цвиккау и господина Баллина. Между прочим, на скульптора это похоже. Он явно ненавидит Мэнкупа. Тот платил ему тем же... Давайте сюда! - Дейли перелистал переплетенную в простой коленкор толстую тетрадь, потом передал Ловизе. - Пожалуй, моих знаний немецкого не хватит, а о готический шрифт я подавно спотыкаюсь.

- Не могу! - Ловиза порывистым движением оттолкнула дневник. - Его сокровенные мысли... Мне это кажется святотатством.

- Но он именно вам доверил их.

- Все равно... Пусть читает господин Енсен, если считает это необходимым.

- Дайте мне! - Фредди, поспешивший закончить телефонный разговор, бесцеремонно завладел тетрадью. - Начинаем с конца?

- Разумеется! Вчерашняя запись интересует меня больше всего, - кивнул Мун. - Посмотрите, что там?

- Какой-то конверт! - Дейли поднял с пола выпавшую из дневника бумагу.

Конверт был адресован Мэнкупу. Без обратного адреса, надпись напечатана на машинке. Вложенное письмо было также машинописным. Текст гласил:

"Возможно, в ближайшие дни я раскрою вам глаза на Дитера Баллина, которого вы считаете своим другом. Мне известны такие факты из его давней и совсем недавней биографии, за которые другой с радостью отдал бы не только запрошенную мною весьма скромную сумму в десять тысяч марок, но и полжизни.

Если он не уплатит в назначенный срок, я готов продать вам эти сведения за ту же сумму. Сообщите, когда и где мы можем встретиться.

Почтовый ящик 1567".

- Осмотрите штемпель! - попросил Мун. - Когда письмо отправлено?

- Четыре дня тому назад.

- В дневнике должна быть запись по этому поводу, - предположил Дейли. Найдите дату.

- Ничего нет! - Фредди пробежал глазами страницу. - Ах, черт! Нашел! Только несколько строчек. "Письмо шантажиста. Говорил с Дитером. Он утверждает, что меня кто-то разыгрывает. Он таких писем не получал". Фредди машинально перелистал тетрадь. - Еще одно вложенное письмо! - Он показал голубой листок с отпечатанной золотыми буквами шапкой.

- "Отель Карлтон, Мадрид", - прочел Дейли через его плечо. - Письмо написано, кажется, по-испански. Енсен, надо немедленно вызвать переводчика.

- Я изучал язык, - отозвался Фредди. - Владею им, конечно, куда хуже Мэнкупа, но достаточно, чтобы объясниться.

- Давайте! - нетерпеливо пробурчал Мун.

- Это все же не по-немецки. - Фредди внимательно изучил текст, пару раз чертыхнулся, потом объявил: - Несколько слов я не понял, но это медицинские термины, так что, по сути, неважно. - Он быстро записал перевод в блокноте и подал Енсену: - Читайте сами, а я бегу к телефону. Даже если наш главный редактор уже лежит с инфарктом, это его быстро оживит.

Письмо, приведшее репортера в такое возбуждение, было написано неким профессором Контисола.

Дорогой господин Мэнкуп!

После вашего визита ко мне прошло уже два года. С прискорбием я узнал из газет, что у моего дома вас поджидали полицейские, чтобы арестовать. Мне совестно, что я испанец. Но вы, должно быть, уже сами заметили, что между нашим правительством, выдавшим вас западногерманским властям, и испанским народом есть разница. Вы, должно быть, догадываетесь, что пишу я не для того, чтобы выразить вам свои симпатии. Если я не сделал это сразу же, то тем более неуместны такие запоздалые эмоции сейчас. У меня есть для вас отличная новость, которая стоит намного больше самого искреннего сочувствия. Уже тогда, после тщательного осмотра и изучения рентгенограмм, я подал вам некоторую надежду. Обещать вам жизнь я не мог. Мои опыты еще не были закончены. Сейчас могу сообщить вам, что в результате восьмилетнего труда мне удалось выработать сыворотку, которая даст вам возможность прожить еще минимум десять лет, а может быть, и куда больше. Лечение придется провести в моей частной клинике под Валенсией, и будет оно вам стоить, заранее предупреждаю, весьма дорого. К сожалению, опыты отняли у меня целое состояние. Будет только справедливо, если я переложу часть своих расходов на своих будущих пациентов. К тому же жизнь такая штука, которая стоит многого. На днях я улетаю в Париж, на международный симпозиум онкологов, чтобы доложить коллегам о своем открытии. По дороге специально заеду в Гамбург, чтобы встретиться с вами лично и договориться обо всем.