Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 84



Келлер начинает этот этап своего творчества с полемического сборника "Семь легенд", где по-новому, по-фейербахиански, переписывает старинные христианские легенды. Не в небесах, а на земле должен человек искать счастье; не в отказе от плотских радостей, а в любви и счастливом супружестве находит он удовлетворение. В новеллах этого сборника "нормальная", граждански-активная жизнь побеждает аскетизм христианского праведничества, и зовы плоти пересиливают мудрствования рассудка. В новелле "Святой распутник Виталий" монах стремится наставлять на путь праведный развратниц и направлять их к благочестивой жизни в монастыре. Но получается так, что в одном случае он сам становится убийцей, вором и святотатцем, так и не исправив блудницу, а в другом принятая им за блудницу добродетельная девушка добивается его любви и хочет выйти за него замуж. Ее трезвый здравый смысл побеждает его извращенную, надуманную схему. Вместо того чтобы "исправить" ее, он сам уходит из монастыря.

Таким образом, и в семидесятые годы Келлер остается материалистом и антиклерикалом. Но окружающая писателя действительность изменилась к этому времени. Патриархальной Швейцарии приходил конец. Если в шестидесятые годы писатель противопоставил немецкой реакции швейцарскую демократию, то в семидесятые годы не только объединенная бисмарковскими методами Германия, но и сама Швейцария все больше сближались в рамках капиталистического пути развития. В предисловии ко второму тому "Людей из Зельдвилы" Келлер с грустью отмечает, что Зельдвила утратила свое своеобразие, она стала обычным городом. Иллюзорная деловая практика зельдвильцев переросла свои анекдотические масштабы. В новое время, с его грюндерством, игрой на бирже, спекуляциями на акциях, зельдвильцы обрели удобную форму деятельности. Не обременяя себя трудом, они стали в новом обществе нужными людьми и ничем теперь не отличаются от жителей прочих городов. Келлер считает, что нужно собирать сохранившиеся еще анекдотические истории из ее прошлого. К прошлому же обращается он и в "Цюрихских новеллах", среди которых наиболее выразительной была новелла "Ландфогт из Грейфензе", посвященная проблемам любви и личной жизни. Это, по существу, целый цикл новелл, к которым добавлен еще ряд "судебных" анекдотов и даже историческая хроника. Герой этого произведения - реальное лицо, Соломон Ландольт (1741-1818) действительно был ландфогтом в Грейфензе, неподалеку от Цюриха. Неясно, и какой мере рассказ Келлера о его любовных неудачах соответствует биографии почтенного цюрихского патриция, но несомненно, что образ неудачника в любви носил автобиографический характер. Келлер не знал успеха в любви, хотя неоднократно влюблялся в разных женщин. Подобно Соломону Ландольту, он так и остался навсегда холостяком.

В новелле "Ландфогт из Грейфензе" у ее героя возникла причудливая идея собрать в один день у себя в замке пять "ошибок" его прошлой жизни - пять женщин, которые по разным причинам не вышли за него замуж. Так возникает обрамляющая новелла, внутри же проходят пять вставных новелл о пяти отказах, каждый из которых продиктован каким-нибудь важным недостатком у соответствующей героини: у одной это бездушная расчетливость, у другой жадность к деньгам, у третьей - узость крохотного, "птичьего" душевного мирка, у четвертой - любовь к другому претенденту, и только у одной из девушек, у Фигуры Лей, - опасение за самого Ландольта в связи с ее дурной наследственностью и грозящей ей душевной болезнью. Смысл новеллы в том, что то, что Ландольт воспринимал ранее как несчастье, оказалось, по существу, его удачей - он избег союзов, которые могли бы искалечить ему жизнь, тогда как в своем холостом состоянии он счастлив в, как убедились его гостьи, живет в свое удовольствие.

Любовь, согласно келлеровской новелле, должна преодолевать эгоизм и своекорыстие, ей должны быть чужды тщеславие и мелочное самоутверждение. Но реальная жизнь не часто дарит человеку подобное идеальное чувство. И лучше вовсе не знать брачных уз, чем совершить ошибку, в которой будешь затем раскаиваться всю жизнь. Такой вывод был, конечно, крайностью, и сам Келлер, как бы в противовес "Ландфогту из Грейфензе", выпустил затем сборник новелл "Изречение", где также собраны исключительно любовные новеллы, но общий смысл в том, что поиски идеальной невесты в конце концов увенчиваются успехом.

Новеллы Келлера - это целая галерея образов, целый мир, своеобразный и пестрый. Его проблематика серьезна, оп пишет о важнейших вопросах жизни своей страны и о таких, которые волновали не одну лишь Швейцарию. Он ненавидел реакцию и видел оружие против нее в буржуазной демократии. Но он видел и аморализм буржуазного общества, хотя и недооценивал его опасность. Ему казалось, что нравственное воспитание читателя может поставить заслон на пути индивидуализма и стяжательства. Это было утопично, но заблуждения Келлера объяснимы специфической обстановкой в Швейцарии, неразвитостью, непроясненностью в этой стране капиталистических форм жизни. Его иллюзии были сродни иллюзиям просветительской литературы в более развитых странах. Особенность его творчества состоит в том, что просветительская борьба против задержавшихся феодальных порядков перекрещивается у него с демократическим недовольством гуманиста теми сторонами жизни, которые вытекали из буржуазного развития. С тех пор прошло немало лет, и история дала ответ на то, что Келлеру казалось неразрешимой задачей.



Л. Левинтон

Сельские Ромео и Джульетта

Этот рассказ был бы ненужным подражанием, если бы он не основывался на истинном происшествии и не показывал, как далеко в глубь человеческой жизни уходят корни всех сюжетов, которые лежат в основе великих произведений прошлого. Таких сюжетов не много, но они вновь и вновь оживают, всякий раз в ином обличье, и тогда рука невольно тянется их запечатлеть.

Над живописной рекой, которая протекает недалеко от Зельдвилы, в получасе ходьбы от нее, поднимается обширная, хорошо возделанная возвышенность, сбегающая к плодородной равнине. У отдаленного ее подножия расположена деревня в несколько крупных крестьянских дворов, а по отлогому склону долгие годы, словно три гигантские ленты, лежали друг подле дружки три большие прекрасные пашни.