Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 5



Вот так не особенно удачно начиналась моя карьера пловца, но я прошел огонь, воду и медные трубы: бронза, серебро, золото. Все начиналось с барахтаний и упражнений «лягушачьи лапки». С той поры до пьедестала Олимпиады я прошел долгий путь, но каждая история имеет свое начало.

Когда Алистер был рядом, неважно, в бассейне или нет, я всегда чувствовал себя комфортно. Мы оба пошли в одну школу Richmond House School: я – в детский сад, Алистер – в подготовительный класс, и там я быстро заручился его поддержкой.

Бо́льшую часть времени мы проводили на свежем воздухе. У наших бабушки и дедушки был маленький домик в Ковердейле, южной части долины Венслидейл в Йоркшир-Дейлзе. Там было только самое необходимое: нам вдвоем, а потом и нашему брату Эду приходилось спать в одной комнате, двое на двухъярусной кровати, а третий спал просто на полу на матрасе. Там был водонагреватель, который работал от угля.

Алистер научился ходить по забору местной методистской церкви, и наше с ним физическое развитие началось именно с этого. У нас не было сада рядом с домом, но зато вокруг был простор, а в большом озере Семервотер мы могли плавать и кататься на лодке. Ездить на велосипедах было одно удовольствие, узкие тропинки вели от деревни в пустоши и поля. Больше всего нам нравилась дорога до Тан Хилла, а местный паб, который известен тем, что расположен выше всех других пабов в стране, был нашим любимым.

В небольшой лодке мы катались по озеру, Ал раскачивал ее, пытаясь опрокинуть, а мне становилось так плохо, что я выпрыгивал из лодки и вплавь добирался до берега. Даже на Пасху, когда вода была еще холодная, мы надевали гидрокостюмы и доплывали до буя.

Мама с папой считали, что нам нужно попробовать все. Но не все шло гладко. Например, однажды в шесть лет я пытался устоять на доске для виндсерфинга, но порывом ветра меня отнесло на полкилометра от берега. Подобные случаи только доказывали нам, что мы способны на большее, чем думаем.

Алистер

Родители всегда с радостью поощряли мое стремление к независимости, желание все делать самому. Если я не мог сделать что-то самостоятельно, то относился к этому как к чему-то нестоящему. В том возрасте, когда детей еще забирают из школы, я пропадал с велосипедом в Дейлзе, отказываясь брать с собой папин телефон на случай, если потеряюсь. Мне было достаточно одного беглого взгляда на карту, чтобы беззаботно сообщить родителям, что я запомнил весь маршрут.

В девять лет родители меня впервые отправили на чемпионат по кроссу среди школ. Всего было 450 участников без деления по возрастам, я на три года младше самых старших участников. Я прибежал четырехсотым. Папа вспоминает, что я был красный, как помидор. Но самое важное, по его мнению, произошло потом. Когда мы сидели в машине после соревнований, пытаясь согреться, я сказал: «Кажется, я слишком толстый для бега, думаю, пора заканчивать с чипсами и пудингами». Я так и сделал. Начал есть отварной картофель и фрукты, хотя и ненадолго.

Первый в жизни дуатлон я сделал в девять лет. Ничего особенного, я увидел объявление в бассейне в Лидсе, где мы тренировались в то время.

Плавание прошло хорошо. На беговом этапе начались проблемы: через несколько сотен метров у меня слетела кроссовка. Улицы были не особенно чистыми, повсюду валялись осколки, камни, собачьи дела, ну, вы поняли. Мама с папой кричали, чтобы я остановился, но я не послушался. Я продолжил гонку без одной кроссовки и так бежал до самого конца. Нога моя была в волдырях и крови.

Мне все понравилось.

Первый в жизни триатлон был в Ноттингеме в 1997 году, мне все еще было девять. Я не собирался становиться триатлетом, просто мне понравилась идея сочетать три любимых вида спорта. Мой дядя Саймон занимался этим спортом, и я видел его однажды на соревнованиях. Я знал, что есть триатлон, и мне казалось, что мне может понравиться.



Я ехал на велосипеде, который был слишком большим для меня, я четыре раза с него свалился, прежде чем поехал, но не оставил попыток. Я не выиграл, я даже близко не был к лидерам. Но на следующий год я вернулся и выиграл национальную серию среди десятилетних. Кто стал победителем в группе до восьми лет? Браунли. Джонни Браунли.

Я ненавидел все, что могло помешать моим тренировкам. Неважно, что холодно за окном, что сыплет град, что чайник почти закипел. Я надевал куртку, шорты и в любом случае выходил на пробежку.

В десять лет я решил вставать раньше, чтобы до школы успевать дополнительно побегать в окрестной роще. Я заводил часы на 6:30, вскакивал с кровати, будил папу и заставлял его идти со мной. Папа не любитель просыпаться в такую рань, поэтому вечером он дожидался, чтобы я уснул, прокрадывался в мою комнату и выключал будильник. Но желание бегать было так велико, что я прятал будильник, чтобы папа не смог его выключить. В итоге я выиграл.

Я был таким маленьким в свои десять лет, что родители никогда бы не поверили, что я стану профессиональным спортсменом. Но все к этому шло.

На занятиях по плаванию в Лидсе я начинал упражнения одним из последних в группе. Через неделю я плавал уже так быстро, что меня переставили в начало. Папа одного моего приятеля был профессиональным регбистом. Однажды он отвел маму в сторону и рассказал ей о моем успехе. Она подумала, что он бредит: «Что? Этот тощий бедолага?»

Похожая история произошла снова, когда мне было двенадцать. Тогда я впервые выступал на соревнованиях по бегу на 800 метров за Bingley Harriers. Я пришел последним. Но один дедок, наблюдавший за гонкой, подошел к моей маме и сказал, что я, без сомнений, стану великим бегуном. Он сказал, что видел, как дети становятся выдающимися бегунами и что я один из них. До сих пор мама не знает, кто это был, но через несколько лет ей пришлось ему поверить.

Джонни

Я увлекся спортом благодаря Алистеру. Если бы он не плавал, я уверен, что никогда не ввязался бы в это. Мои воспоминания о занятиях не такие радужные, как у него. Я спросил у родителей перед Олимпиадой, сколько времени длилась тренировка в бассейне. Я был уверен, что не меньше двух с половиной часов. Выяснилось, что я преувеличил на час. Но мне было всего семь лет, и в том возрасте тренировки давались тяжело. На одном из занятий мы должны были проплыть всю дистанцию под водой, прежде чем можно было выйти из бассейна. Раз за разом ничего не получалось, я просто не мог этого сделать. Я продолжал попытки еще долго после того, как все остальные ушли.

Тренировки проводились по воскресеньям, и весь день зависел от них. Где бы мы ни были, что бы мы ни делали, в три часа дня нужно было все бросать. Возможно, от меня требовали слишком много в мои годы. Но в то же время эти требования делали меня сильнее. Почему я не бросил? Потому что Алистер занимался и потому что родители заставляли. Логика была простая: «Алистер ходит, значит, и тебе надо. Не будешь же ты сидеть и смотреть, как он плавает». Одного дома меня оставить не могли, я был слишком мал. Если бы по возрасту я был ближе к Эдварду, то тогда мне, может, разрешили бы играть с ним у бассейна, но выбора не оставалось.

Когда родители заставляли меня что-то делать, мне всегда хотелось поступать наоборот. Алистер подавал надежды в музыке. Позже он добился больших успехов в пении и игре на флейте. У меня не было такой склонности. Я выбрал пианино, но закончилось все тем, что я заматывал руку туалетной бумагой и говорил учителю, что сломал пальцы и не могу играть – настолько я ненавидел все это. Когда я нашел у родителей кучу медикаментов – вот еще одно преимущество быть ребенком врачей, – то стащил бинты и изобразил перелом более правдоподобно. Учитель музыки, наверное, подумал, что я самый бедовый ребенок в Йоркшире – каждую неделю новый сломанный перст.

В командных видах спорта я был намного успешнее. Я хорошо играл в футбол в подростковом возрасте, настолько хорошо, что меня заметили тренеры из Leeds United, но мама была категорически против. Разве неясно, что я слишком маленького роста? Несмотря на ее слабую поддержку, я стал капитаном школьной команды по регби и играл в сильнейшей команде по крикету. Алистер был безнадежен в любом спорте, требующем координации. Он пытался заниматься гимнастикой, но выглядел самым неуклюжим в группе. Во время единственного в своей жизни матча по крикету он заплетал веночки из ромашек и пропустил мяч, который один раз за игру пролетел рядом с ним.