Страница 2 из 5
Мгновение до выстрела. Три. Два. Один…
Учим правила игры
Алистер
Моя мама Кэти скажет вам, что я всегда был энергичным ребенком. Еще в утробе я доставил ей немало беспокойных минут, пинаясь по ночам. Когда ей наконец удавалось заснуть, начинал беспрерывно жужжать пейджер моего папы (Кит работал врачом на вызовах), так проходила ночь – больше действий, меньше сна. Как в утробе, так и во взрослой жизни.
По словам моих родителей, я был трудным первым ребенком: непоседливым, требующим внимания, настоящим егозой. Они любили прогуливаться в Йоркшир-Дейлзе[1], который находился к северу от нашего дома, в Хорсфорте под Лидсом. Меня сажали в переноску, и кто-то из родителей нес меня на груди. Все дети были бы счастливы сидеть лицом к маме или папе – в тепле и безопасности. Но только не я. Я корчился и кричал до тех пор, пока меня не поворачивали лицом к миру. Это доставляло немало хлопот маме: «Ваш ребенок сидит неправильно! Вы же покалечите бедняжку!» Думаю, противостоять этому напору ей плохо удавалось.
В восемь месяцев я начал ходить. В два года я бегло разговаривал, смущая маму странными вопросами в магазине. Я имел особую страсть к чтению и наизусть знал все любимые книжки от корки до корки. Даже если на улице было слякотно, меня тянуло туда, я хотел бегать в саду рядом с домом, рыть ямки, копаться в земле. Мама поняла, что мне нужно хотя бы два часа в день проводить во дворе, иначе вечером меня будет невозможно уложить спать. Надеюсь, что она преувеличивала, говоря, что мне пришлось бы пить риталин, если бы я вовремя не увлекся плаванием, хотя, наверное, это недалеко от истины.
Я помню, как ждал появления Джонни. Я был в саду, копал тоннель для моих машинок. Мне только-только исполнилось два года. Сразу, как стало можно, я начал катать его вокруг дома в маленькой тележке, которая, как мне хочется верить, привила ему интерес к велосипеду.
Через пару лет после его рождения мы переехали в свой дом в Хорсфорте, где до сих пор живут мои родители. Там мы выросли в разных комнатах, но играли всегда вместе. Мы валяли дурака на улице и в саду, играли в футбол, строили на речке плотины. Я думаю, что я не столько шефствовал над ним, сколько просто увлекал за собой.
Джонни
Я готов с пеной у рта доказывать, что это неправда, но папа говорит, что в детстве я обожествлял своего старшего брата. Когда он впервые пошел в детский сад, оставив меня, восьмимесячного, дома, я ползал в поисках его так долго и так далеко, что содрал в кровь колени.
Эта история выставляет меня не в лучшем свете, но мама говорит, что помимо этого я был еще и очень неуверенным в себе ребенком, намного более застенчивым, чем Алистер. Она думает, что именно оттуда возникла моя страсть к планированию, чтобы быть уверенным, что меня не оставят одного без помощи.
У родителей есть кассеты, на которых записано, как мой брат Алистер катает меня в маленькой тележке вокруг дома и по саду, а потом я, вывалившись из нее, ударяюсь головой о стенку. Для него я был чем-то вроде игрушки. Мое самое первое воспоминание о брате сохранилось в связи с нашим переездом в новый дом. Я не помню, как он выглядел, но помню, что мне хотелось, чтобы наши комнаты были рядом. Мне было два года, и единственное, о чем я тогда думал: «Я рядом с Алистером – значит, все хорошо».
Мы все делали вместе. Мы редко ссорились. Когда это случалось, мы начинали бороться за право первому поиграть в спортивные игры: чья очередь играть в настольный теннис в саду, кто первый залезет на шведскую стенку. Однажды я ударил Алистера по голове клюшкой для гольфа, но совершенно не помню почему, запомнился только мгновенный страх быть наказанным.
Наш младший брат Эд родился, когда мне было пять лет, а Алистеру – семь. Когда Эд подрос, мы с Алистером стали чаще ссориться, потому что у нас появился союзник, которого можно было привлечь на свою сторону. Но не было периодов, чтобы мы не разговаривали друг с другом или отказывались вместе играть.
Алистер
Вы знаете, как бывает с детьми в семье: каждый испытывает жгучую обиду, что родители любят другого больше или что принимают его сторону в споре. «Мам, а Джонни…» встречалось фразой: «Алистер, что ты сделал Джонни?»
Конечно, я всегда был виноват, хотя папа назовет меня параноиком, если я припомню это сегодня.
Родители любят напоминать мне историю, когда Джонни было два года и он стоял в своей кроватке. Повсюду были куски обоев: на полу, у него на лице, на руках. Мама в ужасе посмотрела на него и спросила: «Джонни, что ты сделал с обоями?» А он ответил: «Это Алистер». Конечно, это было вранье. Папа скажет вам, что я был самоуверенным и самостоятельным мальчиком. Я не помню этого, но однажды меня взяли пажом на свадьбу моей тети, нарядив в костюмчик морячка (может быть, поэтому я предпочел забыть это). Я едва умел ходить, но вышагивал очень уверенно, ничего не боялся, и только один раз мне подсказали, что нужно делать.
Джонни
Наши спортивные гены – предмет семейных споров. Мама в молодости хорошо плавала брассом. Несколько раз она даже выступала за Уэльс, хотя родилась на Пенанге, так как дедушка был военным. Поэтому запасным планом у нее было представлять Малайзию. Папа из Кливленда, и он бегал за свой округ. Но потом они поступили на медицинский, и спорт был заброшен.
Дедушка по папиной линии, Норм, родом из Хартпула. Он всегда нам говорит, что мы ему обязаны тем, чего достигли, и вот почему. Во-первых, он утверждает, что один из его родственников был чемпионом страны по прыжкам с шестом. Нам так и не удалось найти подтверждений этому факту. Во-вторых, во время войны его отец Арчибальд работал в торговом флоте. Его корабль был потоплен, но он сумел доплыть до берега и спастись. Норм считает, что тот факт, что его отец был отличным пловцом, доказывает, что наши способности к плаванию идут напрямую от него. Также он уверяет, что не знает человека лучшей физической подготовки, чем он сам, потому что каждое утро проходит восемь километров пешком. Когда он видит, что кто-то тоже ходит по утрам, он говорит, что они взяли этот замечательный пример с него.
Алистер
Каждый раз при виде меня Норм говорит одно и то же: «Ты мне сильно кого-то напоминаешь. А-а, да ты мне напоминаешь меня самого».
Спорт всегда был рядом с нами. Родители любили пешие прогулки. Папа катался на велосипеде. Мама плавала. Наш другой дедушка любил плавание и всегда брал нас с собой в бассейн поиграть, позаниматься или посмотреть на спортивные праздники.
Меня учили плавать с младенчества, и через несколько лет я, в отличие от Джонни, начал получать удовольствие от занятий. В три с половиной года я впервые узнал, что такое дух соперничества – мы плавали с папой наперегонки в море в Корнуолле в сентябре 1991 года. Думаю, там была боевая ничья.
Джонни ненавидел бассейн, и маме приходилось насильно его туда тащить. Он научился прятать свою форму, чтобы не ходить на занятия.
Джонни
В детском саду я все время плакал. Я не отпускал маму с детских праздников, потому что боялся, что, если она уйдет, никто не поможет мне отрезать кусок пиццы. Привлекательный образ, да? Но не все так плохо. Когда мне исполнилось четыре, я впервые попал на уроки плавания в бассейн в Кукридже. Там был здоровяк с дредами, который, сам того не ведая, внушал мне ужас. Я так боялся его, что отказывался заходить в бассейн, если мама была вне зоны видимости. Ей приходилось стоять за стеклянной стеной под моим пристальным взором, до тех пор пока я сам не забывал, что боюсь. Только если на соседней дорожке был Алистер, я немного расслаблялся. Потом мы поменяли бассейн, и там я смирился со своей участью, потому что помощница тренера была милой, я ей мог доверять.
1
Национальный парк Великобритании. Здесь и далее примечания даны переводчиком.