Встречи на Сретенке

- Это вы загнули, сэр! Самое главное и самое интересное в нашей жизни только начинается. Появилась возможность показать, каков ты есть и на что способен, - горячо сказал Сергей. - Война - это пропавшее время. От человека требовалось лишь одно - воевать! И никому не нужен он был как личность.

- Наверно, не совсем так, Сергей, - заметил Володька.

- Именно так! У нас засохли мозги, мы не прочли ни единой книги, мы интеллектуально отстали на пять лет. Это главное в жизни, а не ползать на брюхе под пулями.

- Ты и не ползал.

- Не ползал в эту, ползал в финскую, - обрезал он Володьку.

- Ты просто не так устал, Сергей...

- Возможно. Но это пройдет. Нам же всего по двадцать пять и уже двадцать пять. Для науки, которой я собираюсь заниматься, это много. Придется наверстывать бешеными темпами. - Сергей говорил убежденно, резко, уверенный в своей правоте. - Понимаешь, - продолжал он, - мы должны доказать и себе, и другим, что способны на большое. Может, черт побери, и на великое!

- Мне что-то ничего не хочется доказывать, - вяло произнес Володька, завертывая самокрутку.

Сергей внимательно посмотрел на него.

- Мда... Прости, у тебя все сложнее. Ушел архитектурный... и с ним многое, о чем мечтал...

- Ни о чем я особо не мечтал, - протянул Володька безразлично.

- Как же?! А твои проекты загородного ресторана? Я помню.

- Это было мальчишество, Сергей.

- Но тебе же хотелось создать что-то оригинальное? Мы же с тобой не ординарные люди, Володька!

- Ну, хотелось... Когда это только было? А насчет неординарности не знаю... Я в армии стремился как раз быть как все, так было лучше.

- Слушай, Володька, а как твои дела с Тоней? - в глазах Сергея мелькнула догадка.

- Она в Германии... С отцом...

- Понятно... Из наших видел кого-нибудь?

- Майку... И Лелю, помнишь?

- Ну как тебе Майка? - живо спросил Сергей. - Правда шикарная женщина?

- Да... Она красивая.

- Обязательно позвонить надо. Я говорил тебе, что у нас в сорок втором была мимолетная, так сказать, встреча. Очень приятная, кстати.

- Приятная? - переспросил Володька, и что-то кольнуло, он вспомнил Майкин вопрос: не говорил ли чего Сергей про нее?

- Очень. Чему ты удивляешься? У нее старый муж, и вообще она человек свободных взглядов.

- У тебя же Люба, - сказал Володька.

- Ну, ты действительно увяз в девятнадцатом веке, - он засмеялся, хлопнул Володьку по плечу. - Проснитесь, сэр!

- Ладно, пойду я... - поднялся Володька, ему неприятен был этот разговор, и он холодно глянул на Сергея.

Что это, ревность, думал он, возвращаясь домой. Нет, конечно, просто какое-то разочарование в Майке. Ведь то, что было у них, Володька объяснял ее прошлой влюбленностью в него. Он вообще думал, что у женщин все может быть только по любви. Мужчина - дело другое... Правда, в Иванове чуть пошатнулась в нем эта наивная вера, но он отмахнулся - шла еще война.

- Мама, - начал он разговор в один из вечеров, - тебе не кажется, что все то, чем мы с тобой жили, - одно, а настоящая действительность - совсем другое?

- С чего это у тебя вдруг? - спросила мать, кинув внимательный взгляд на Володьку.

- Начал размышлять... Знаешь, вроде бы шесть лет армии, из них три года войны, должны были что-то значить, а оказалось, что у меня нет никакого жизненного опыта. Я научился лишь воевать, понимать и дружить с теми, кто рядом, ну а в остальном остался, наверное, таким же мальчишкой.

- Меня это не очень огорчает, Володя, - улыбнулась мать.

- Но я же ни черта не смыслю в том, что вокруг меня!

- Что именно? - спросила она спокойно.

- Ничего не понимаю!

- Володя, после войны жизнь всегда сложна. После окончания гражданской и военного коммунизма для многих был непонятен нэп. Жизнь сразу наладилась, откуда-то появилась масса товаров, но появились огромные деньги у одних и весьма скромный заработок у других... Сейчас, конечно, все иначе, но какие-то нечестные люди умудрились нажиться на трудностях и несчастьях других. И что из этого? При чем здесь "придуманные мифы"? Порядочность всегда останется порядочностью, а не...

- Опять ты за свое, - перебил Володька. - Порядочность, непорядочность. Это чересчур прямолинейно. Жизнь не укладывается в эти два понятия.

- Ты так решил? - она посмотрела на него. - Объясни тогда.

- Чего объяснять? Жизнь каждый день подчеркивает относительность всего этого, - махнул рукой он.

- Нет, дорогой, человечество дорого заплатило и еще дорого заплатит за то, что сочло абсолютные истины за относительные, - сказала мать убежденно.

- Ты веришь в абсолютные истины?

- Без них нельзя жить, Володя.

- А "не убий"?! И война? Нет, мама, ты не права. - Он поднялся и стал ходить по комнате, громыхая сапогами, потом остановился. - Понимаешь, мама, во время войны у каждого был смысл жизни - победить. А сейчас?

- Жить честно, - спокойно сказала мать.

- Опять - честно, нечестно! Честно я не мог сходить даже в ресторан, чтобы отпраздновать возвращение. Ходил на чужой счет - то угощал Деев, то Гошка...

- Кто этот Гошка?

- Мой бывший разведчик. Разве я не говорил тебе о нем?

- Нет... Володя... - Она помолчала, словно колеблясь. - Ты что, действительно взял взаймы у Сережи, и на эти деньги мы так шикуем?

- Спроси у него, - стараясь придать уверенность голосу, ответил Володька.

- Я и спрошу, - не сразу сказала она. - Хотя, конечно, вы уже сговорились.

Володька ушел в свою комнату с неприятным ощущением, какое всегда бывает после вынужденного вранья. Кроме того, слова матери если не убедили его окончательно, то дали толчок к мыслям тоже нелегким. И тут позвонила Майя.

- Как поживаешь, Володька? - спросила она небрежно.

- Так себе, - пробурчал он.

- Смотрю, у тебя неважное настроение?

- Вроде... Знаешь, Майка, я, как вернулся в Москву, начал делать что-то не то...

- К этому "не то" отношусь и я? - шутливо осведомилась Майка.

- В какой-то мере, - ляпнул он прямо. - Потому что это один из целого ряда непорядочных поступков, мною совершенных.

- Боже, как длинно и непонятно! - воскликнула она. - Неужели ты надеешься прожить, всегда поступая порядочно! Это смешно, Володька! Господи, насколько же я старше тебя! Надо ведь вернуться с войны таким невинным агнцем, - она рассмеялась.

- Не такой уж я невинный, - угрюмо сказал Володька. - Просто в войну всегда делал то, что надо. А сейчас делаю не то...

- Я как-то не замечала, что ты страдаешь рефлексией. Что ж, позанимайся этим, только не слишком всерьез. Я больше не буду тебе звонить, а то получилось - связался черт с младенцем. Не хочу быть этим самым чертом... Но, когда будет плохо, звони. - Она резко повесила трубку.

Володька, вспомнив про разговор с Сергеем, набрал Майкин номер.

- Мы не закончили разговор, Майя.

- Разве?

- Что у тебя было с Сергеем? - спросил он в упор.

- Вот в чем дело! - протянула она. - Что он тебе рассказал?

- Что очень приятно провел с тобой время.

- Если ему было приятно, при чем здесь я? Никаких приятностей я ему не доставляла. Посидели в "Коктейле", вот и все.

- Правда, Майка? - произнес он с облегчением.

- Я не врушка. Ну теперь все? - и, не дожидаясь ответа, повесила трубку, но уже не так резко.

- Привет, сэр! - окликнул его Сергей около букинистического магазина, находящегося вблизи Сретенских ворот. - Почему не звонишь?

- Так...

На самом же деле Володька был обозлен на Сергея за намеки насчет Майки, и ему не хотелось встречаться с ним. Но сейчас, когда он взглянул на него, у Володьки сжалось сердце - Сергей плохо выглядел, ничего не осталось от того бравого, самоуверенного вида, с которым он встретил Володьку у себя дома. В руках был вузовский учебник по медицине.

- Зачем тебе это? - Володька показал на книгу.