Страница 30 из 45
Я озадаченно искал в дряблом заду место, куда бы всадить иголку Обнаружение оного представлялось делом почтенным и требующим трудозатрат, достойных лучшего применения. После длительного изучения мне примерещился участок помягче. Замах был могуч. Раздался громкий стук вколачиваемого в доску тупого гвоздя. Игла согнулась пополам. Я выждал приличествующую случаю паузу, спрятал в карман полный шприц, объявил:
- Вот и все, отдыхай.
- Ай, спасибо, милок. Мне уже легче.
Облезлое домашнее животное обошло вокруг меня, с сомнением глядя на промокающий анальгином карман, роняя мне на брюки клоки линючей шерсти. Я ретировался со всей возможной скоростью.
Протирающая слипшиеся глазки измятая Люси встретила меня ехидным вопросом:
- Ото всех болезней вылечил?
- Безусловно. - Полный шприц полетел в кусты.
- Поздравляю. А нас тут ищут. Рация и впрямь булькала, видимо вопрошая, где мы находимся. Ответил.
- Девятнадцатая, как вас туда занесло?
- С линейной шестьдесят три.
- Не очень поняли, но вызов пишите. Вызов срочный, клиент вооружен, агрессивен, адрес... Маршрут... Записали?
- Записали, выполняем.
Водитель в ужасе схватился за голову:
- Вы что же, психи?
- Ага. Буйные. Езжай давай.
- А Дженни?
- Спит себе и пусть спит. Меньше шума будет.
Бедолага включил передачу, проклиная свою горькую судьбу распоследними словами.
- А если ты думаешь, что ты для нас подарок, так мы тебя сейчас, как подарку положено, ленточкой перевяжем - утешила пилота Люси, выкатывая из моей куртки свернутую в моток парашютную стропу. С тем и поехали.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Облупившийся дом под ржавой крышей стоял на отшибе в зарослях могучих сорняков. Тощая домашняя птица мрачно восседала на оглобле разбитой телеги, отчаявшись обнаружить во дворе что-либо съестное. На солнцепеке перед гнилым крыльцом бестолково топтались двое ражих детин в полицейской форме, с лицами деревенских увальней. Из дома доносился монотонный женский крик. На мой вопрос о существе происходящего полисмены синхронно, как по команде, открыли рты, издали звук "э-э-э" и захлопнули их. Мысленно перекрестившись, я двинулся в дом. Люси на ходу заскочила ко мне на плечо. Орлы-правоохранители топали сзади, не особенно торопясь.
Влетаю с размаха в горницу. У стены на полу сидит белая как полотно женщина, держа одной рукой другую - с отрубленным под корень большим пальцем, воет. Кровь, пузырясь, капает на шершавые доски. В угол жмется напуганный до смерти мальчуган лет десяти.
За скобленым столом, со стаканом в руке - здоровенный, голый по пояс бугай. Под рукой - длинный тяжелый преострейший нож.
Подавляя неимоверным усилием воли дрожь в коленках и непроизвольный позыв к мочеиспусканию, направляюсь прямо к столу, надеясь, что со стороны кажусь достаточно уверенным в своих силах. Маленькие свинячьи глазки мужика остановились на мне. Ручища поставила стакан и потянулась к ножу. Подбрасываю на ходу ногой табуретку, ловлю за ножку.
Конечность детины меняет траекторию, перехватывает мебель за другой конец, легко вырывая ее у меня из рук, отправляет в окно. Грохот бьющегося стекла и рушащегося дерева. И вновь движение к оружию.
Нет, не успел! Серый вихрь слетел с моего плеча, метнулся под страшную лапу, и нож зазвенел, ударившись о пол. Люси горделиво вернулась на свое место, довольная собой. Я несколько приободрился, нашариваю в кармане газовый баллончик, прикидывая свой следующий ход. Повеселели и полисмены, завозились, извлекая на свет длинные дубинки.
Бугаина сообразил, что расстановка сил меняется не в его пользу. Глазенки его забегали по сторонам. Внезапно он вскочил, издавая звериный рев, отпрыгнул от стола, сгреб в охапку мальчонку и выхватил из кармана обыкновенную пластмассовую расческу Затрещали, выламываясь, зубья, и в доли секунды из мирного предмета обихода сделался пилящий инструмент с острым иззубренным краем. Вжавшись спиной в угол, бандит, брызжа слюной, рычит, прижимая расческу к горлу ребенка:
- Еще шаг, и я пацана кончаю!
Мы растерялись. Как не растеряться?! Блюстители порядка мнутся с ноги на ногу. Я подбираю с пола нож, тупо верчу в руках.
- Слышь, тебе чего вообще-то надо?
Детина щерится, обнажая гнилые корешки съеденных зубов.
- Денег. Водки. Машину.
Здесь тоже дурные боевики показывают, что ли?
- И чтоб поскорее! А не то...
Угрожающее движение рукой. Пила сломанной расчески сильнее прижимается к детскому горлу. В глазах мальчонки стынет ужас. Изувеченная женщина кучей тряпья валится на пол - не то от кровопотери, не то от непереносимого страха.
Я, вздрогнув, порезался. Нож был отточен до бритвенной остроты. Тяжелая синяя сталь, переливающаяся поперечными полосами. Баланс почти идеален - центр тяжести там, где рукоять переходит в хищное лезвие. Такой нож метать хорошо. А что, если... Шестеренки в голове закрутились быстрее и быстрее. Полтора оборота на три ярда или около того... До бугая - ярдов семь... Если рукоятью да в лоб мало не покажется. По крайней мере, пацана бросит. А там - посмотрим...
Кидаю резко, почти без замаха. Оружие летит точно в цель, но я внезапно в ужасе понимаю, что рука меня подвела. Бросок неверен. Нож сейчас воткнется.
Чпок. Сочный звук вошедшей в дерево стали. Бог милостив, я не стал убийцей. Бандюга дернул башкой, увидя летящую смерть, и лезвие, скользнув по морде, прошило дубленую шкуру пониже уха, приколов его к стене.
Мальчонка опрометью кидается вниз по ступенькам крыльца. Бугай, побледнев, нашарил у щеки рукоятку, попытался качнуть. Острие задевает шею. Хрипит:
- Ваша взяла, суки... Вяжите.
Иду к нему качаясь. Голова кружится, колени предательски подгибаются. Наручники отзванивают в трясущихся руках. Щелк. Щелк. Закрылись. Теперь аккуратненько вынуть нож, не зарезать ублюдка. Отошел. Опустился на стул, обессилев. Отстранение гляжу, как неизвестно откуда взявшаяся и невесть кем вызванная другая бригада оказывает помощь женщине, как вспомнившие о своих обязанностях полисмены волокут бандюгу вон. Краем уха улавливаю, что это, оказывается, вовсе даже не наш клиент, а беглый преступник по кличке Кабан. Подходящее имечко... Поднялся. Сошел во двор, присел на порожек автомобиля. Дышу. Все живы. Господь милостив.
Незаметно появившаяся Люси дергает меня за штанину:
- Уважаемый господин фельдшер!
-Э?
- При всем моем почтении к вашим талантам, я попросила бы вас впредь... как бы это сказать... фиксировать больных не столь экзотическими способами. Доступно?
-Так то больных...
- И тем не менее... Ну что смотришь на меня, как ушибленный кролик?
- Люсь, можно тебя попросить о личной услуге?
- Чего тебе, рейнджер непутевый?
- Поищи пилочку, а?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Автомобиль грелся на солнышке во дворе дурдома. Водитель, поминутно роняя с носа очки, увлеченно читал газету, попавшую сюда за месяц до того, как меня угораздило здесь оказаться. Чтение сопровождалось оживленными комментариями, вроде: "Ну, чехи против Мадрида явно не потянут", или: "Глянь-ка, американский президент обратно в Израиль наладился". Оторванность мастера баранки от текущей реальности могла сравниться разве с похожим состоянием у клиента скорбного заведения, близ которого мы пребывали. Или его непосредственной начальницы Дженни, все еще продолжающей почивать от непомерной дозы снотворного. Она вконец утратила вертикальное положение, улегшись блондинистыми кудряшками на чехол капота и причмокивая во сне пухлыми губками. Аж завидно!
Должно заметить, что не все клиенты обретают место в желтом доме из-за утраты связи с внешним миром. Некоторые, напротив, попадают сюда из-за слишком ясного осознания его прелестей. Вот как эта бабулька, которую мы прихватили сразу после того вызовочка, где я чуть не взял на душу грех смертоубийства.
Про бабульку. Кто не знает, что такое одиночество, тот вряд ли поймет. Нескончаемая череда серых, однообразных дней, которые нечем заполнить. Отсутствие не просто родной души рядом, но вообще живого человека, к которому понадобилось бы обратиться, хотя бы и с пустяком. Немощь, насилу дающая обслужить самое себя, плюс - нищета... Старушка вешалась трижды. Два раза ее успешно вынимали из петли случайные люди, на третий, справедливо решив, что прослеживается определенная тенденция, захотели познакомить ее с психиатром. Люси долго не разговаривала: