Мщение или любовь

— В постель? — переспросил он, словно не вполне расслышал, что она сказала.

Ее сердце и тело умоляли и призывали его, но ей удалось скрыть свои истинные чувства за верно найденным, как она думала, современным способом выражения.

— Конечно, — прошептала она, заметив, что его глаза теперь неотвратимо притягивает, словно в гипнотическом трансе, упругая округлость ее грудей под переливающимся атласом платья. — Мы не можем и дальше вести себя по-прежнему, Доминик. Мне очень не хотелось бы показаться особой, которой нравится дразнить. Уверена, что и тебе такого не хочется. А между тем мы уже целых пять лет дразним друг друга. Тебе не кажется, что пора что-то сделать, чтобы избавить друг друга от мучений? Доминик сглотнул, всеми силами пытаясь не потерять связь с реальностью.

— Это тоже часть твоей знаменитой терапии насыщением? — спросил он нетвердым голосом. — Радикальный способ очистить от меня твой организм?

Она ничего на это не ответила, просто потянулась к нему и легонько провела пальцем по его щеке, а потом вокруг рта. Она увидела, как дрогнули его губы и одновременно потемнели глаза, и ее охватило бурное ликование она поняла, что хотя бы в сексуальном отношении обладает над ним такой же властью, как и он над ней. И, чтобы пользоваться этой властью, не поддаваясь глупым мыслям о любви, ей надо быть сильной. Она призывала на помощь всю свою смелость, чтобы задать ему следующий вопрос, а в это время он поднес к губам ее руку и стал покрывать ладонь легкими поцелуями.

— Доминик?

— Ммм? — Его глаза были закрыты, а голос звучал сонно.

— Зачем все-таки ты пригласил меня на этот уик-энд?

Он моментально открыл глаза, и в них мелькнула настороженность.

Роми нетерпеливо тряхнула головой.

— Только избавь меня от разных глупостей типа «в этом деле лучше тебя никого не найти». Есть немало людей, которые сделали бы эту работу не хуже меня, ты же прекрасно знаешь, и я — тоже.

— Отвечать будет явно излишним с моей стороны, — сухо сказал он, поскольку ты, судя по всему, уже составила свое мнение. Ты решила, что я завлек тебя сюда, чтобы соблазнить и подчинить своей воле?

— Или заставить меня влюбиться в тебя, — предположила она.

Он сощурил глаза.

— Это довольно веское обвинение.

— Я знаю.

— И для чего, по-твоему, мне это нужно? Действительно, для чего?

Когда Доминик влюбится и женится, то, уж конечно, не на женщине, которая ведет себя так, как она.

— Может быть, для того, чтобы оттолкнуть меня самым ужасным образом и в придачу разбить мне сердце! — выпалила она, дав выход мучительному своему страху.

Его лицо вновь приняло настороженное выражение.

— Ну, шансов на это немного, не так ли, Роми? Раз ты в меня не влюбилась. — Его ресницы опустились и затенили серые глаза. — Или все-таки влюбилась?

Роми решила, что сейчас не грех и солгать, если это поможет ей остаться в здравом уме.

— Разумеется, нет, — насмешливым тоном произнесла она.

— Ну, значит, вопрос закрыт. — Он откинулся на спинку дивана и нахмурился.

— Так что, надо полагать, о постели не может быть и речи?

— Именно так, — серьезным тоном сказала она. — Уже не может… К сожалению. — Несколько мгновений она наслаждалась его убитым видом, потом решила прекратить его мучения. Она подвинулась ближе к нему, поддернув повыше свое длинное атласное платье, и увидела, как у Доминика заиграли на скулах желваки. Она, Роми, уйдет задолго до того, как он соберется ее вышвырнуть, а пока устроит ему такую ночь, которую он вовек не забудет.

— Постели не будет, но всегда есть диван, — негромко объяснила ему она.

Его глаза прищурились: идея начала доходить до него как раз тогда, когда она хищно впилась в его губы. Он застонал и сильным рывком прижал ее к своей груди, продолжив и углубив поцелуй с таким мастерством, что Роми едва не лишилась чувств от наслаждения. Доминик так страстно жаждал ее, что почти не мог связно думать. Он понимал лишь одно: если Роми и дальше будет извиваться у него на коленях в этом своем облегающем платье, то он быстро потеряет голову. А сейчас ему, как никогда в жизни, было необходимо сохранить контроль над происходящим. Потому что до сих пор все его отношения с Роми характеризовались как раз полным отсутствием контроля. Ему удалось кое-как освободиться от мягкой сладости ее рта, на что она ответила коротким стоном протеста.

— Ч-что ты делаешь? — спросила она, подавляя в себе страх при мысли, что он теперь так сильно презирает ее, что не сможет заставить себя заняться с ней любовью.

Доминик поднялся на ноги, обнимая ее рукой за обнаженную спину, так что Роми пришлось встать вместе с ним.

— Мы отправляемся наверх, Роми. Ко мне в спальню. Где я смогу не торопясь снимать каждый предмет одежды с этого восхитительного тела. Потом я намерен уложить тебя на простыни из тончайшего белого льна и любить тебя снова и снова, пока не наполню тебя собой до краев так, что ты станешь умолять меня остановиться.

Роми содрогнулась.

— Да, — выдохнул он. — Я вижу, как трепещет в предвкушении твое тело — точно так же, как мое сейчас трепещет от чистого, сладкого желания. Смотри, дорогая. — В доказательство он протянул к ней обе руки, и Роми увидела, что они действительно трясутся, как у одержимого. Но он не понимал, что она-то дрожит от страха, который целиком заглушил ее желание. Она страшно боялась увидеть его кровать, которая определенно была местом действия бесчисленных сцен совращения. А еще Роми боялась неизбежных сравнений. Она никак не наберет много очков, участвуя в конкурсе наряду с опытными красотками, кувыркавшимися с ним здесь в постели. Должно быть, он почувствовал, как она напряглась, потому что приподнял ей подбородок и заглянул в глаза, и суровое выражение его лица уступило место чему-то, похожему на разочарование, когда он прочитал в ее глазах внезапное отчуждение.

— Что все-таки с тобой происходит? — спросил он голосом, в котором слышалось какое-то странное, холодное раздражение. — Тебя больше не возбуждает обычный секс, Роми? Неужели ты так пресыщена, что получаешь удовольствие только самым необычным и странным способом? В лифте? В саду? А теперь ты хочешь заниматься любовью на диване, словно мы — двое тинэйджеров, которым некуда больше податься!

— Не надо! — умоляюще сказала она. — Пожалуйста, не надо.

— Но почему не надо? — спросил он с деланным удивлением. — Мне интересно услышать, что ты скажешь. По-моему, есть какое-то специальное название для людей, которым нравится заниматься любовью на публике. Может, тебя возбуждает страх, что кто-то увидит? Или твоему наслаждению придает большую остроту мысль, что кто-то случайно может наткнуться на нас именно в тот момент, когда ты будешь беспомощно задыхаться на вершине оргазма? Это так?

Странное дело, его слова совсем не ужасали ее. Напротив, они возбуждали ее в такой степени, что уже стало невозможно это скрывать. И Доминик это тоже заметил, потому что цинично хохотнул, окидывая ее взглядом. Доминик видел, как четко обрисовались под атласом платья ее затвердевшие соски. Заметил, как она неосознанно шевелит бедрами, как часто дышит. Ее глаза казались темными, как сама преисподняя, и он был готов поспорить на все свое состояние, что если бы провел рукой по ее ноге до самых трусиков, то она буквально умоляла бы его снять их с нее. Он толкнул ее обратно на диван. Глаза его дико блестели.

— Так вот как тебе нравится, да? Ммм? А дальше? Скажи мне, Роми, что ты любишь больше всего, и я тебе, это сделаю. — Когда она ничего не ответила, его глаза прищурились. — Попробую сам догадаться, — неумолимо продолжал он. — Ты любишь, чтобы это было грубо и быстро, верно? Ты хочешь, чтобы я сорвал с тебя трусики и сразу вошел в тебя, не так ли, дорогая? Потому что именно это тебе нравится! Ты, алчная и ненасытная, только так и возбуждаешься. И, как все сексуально алчные люди, ты жаждешь моментального удовлетворения. Быстрая доза. Как еда навынос — секс тебе нужен просто для утоления голода. Верно, Роми? Как бы ей хотелось хлестнуть его по этому ужасному, надменному лицу, оттолкнуть от себя! Но она не могла. Не могла. Его слова вызывали в ней такое желание, от которого у нее мутился разум.