Искупить кровью

Ротный в разговор не включился, понимая, видно, что этот пункт устава их не спасет.

Комбат сидел на пне и курил. Около него стоял помкомбат и командир второй роты... Из землянки вился теплый дымок, и, почуяв его запах и даже тепло, и ротный, и Сысоев, и Карцев, и Комов так захотели очутиться сейчас в землянке, в тепле, что это желание на какое-то время вытеснило у них все остальное - забраться бы, лечь у печурки, курнуть два разка и... заснуть, забыться от всего кошмара, которым сопровождался весь этот день и ночь...

Ротный подошел первым к комбату, но не успел еще ничего сказать, как тот, окинув его холодным и безразличным взглядом, процедил:

- Явился, не запылился?.. Докладывай, почему деревню сдал, приказ нарушил.

- Я не сдал, нас выбили, потому что вы не прислали подкрепление и сорокапяток.

- Выбили? И я, значит, виноват? Ловко, Пригожин! Так вот, слушай, хотел я тебя расстрелять без лишних разговоров, как вернешься. И сделал бы это, вернись ты чуть раньше. Но решил дать тебе шанс и всей твоей роте искупить кровью! Приказываю: немедленно выбить немцев и возвратить взятую деревню. Возвратить! Понял?

- Деревню взять сейчас нельзя. Люди измучены до предела. Вы посылаете их на верную и бессмысленную смерть... Я не могу выполнять этот приказ... Я считаю его преступным...

- Что?! - заорал комбат, вскочив с пня. - Ты что сказал, сволочь недобитая? - он суетливо расстегивал кобуру. Да я тебя тут... на месте шлепну, ты что, этого не понимаешь? Дал тебе шанс искупить вину, а ты... комбат вытащил пистолет, дернул затвор, вогнав патрон в патронник, и, подняв руку с пистолетом, двинулся на Пригожина.

Тот стоял не шевелясь, бледный, с плотно сжатыми губами и смотрел на приближающегося комбата.

- Стреляйте! Ну, стреляйте! - вроде бы совсем спокойно сказал он.

- Товарищ майор...- пробормотал помкомбат, сделав шаг в его сторону.

- Молчать! - не повернув головы, крикнул комбат. - Я не шучу, Пригожин. Повтори приказание и марш - выполнять!

- Я считаю ваш приказ явно преступным. Стреляйте.

- Ах так!

И тут, откуда ни возьмись, выскочил Комов и, бросившись к комбату, схватил его руку с пистолетом, пригнув ее тяжестью своего тела вниз.

- Не надо, товарищ комбат... Не надо! Товарищ комбат, миленький, не надо...

Комбат на секунду опешил от такого непредвиденного поступка и глупых слов, затем попытался ногой отпихнуть от себя этого чумового бойца, но Женя мертвой хваткой вцепился в руку комбата, не оторвать... И тут прозвучал выстрел... Комов без стона, без вскрика рухнул ему под ноги... Комбат с брезгливой миной перешагнул через его тело и спросил:

- Кто такой? Как посмел? - и оглядел окружающих.

Ему никто не ответил, взгляды всех были направлены на убитого. Комбат грубо выругался. Не понять было, случайно он выстрелил или нарочно, но так или иначе, какая-то растерянность виделась на его лице.

И тут тишину разодрал дикий крик:

- Ты что натворил, гад?! Ты кого убил, падла?!

С автоматом наперевес, направленным стволом на комбата, шел Карцев...

- Арестовать! Обезоружить! - истерично взвизгнул комбат, но никто не бросился на Костика, все оцепенели... Да и как тронуться, когда так страшен был вид этого бойца, в окровавленном ватнике, почерневшего, с выпученными сумасшедшими глазами, который вот-вот брызнет очередью из ППШ и порешит всех, стоящих напротив.

- Арестовать! - крикнул комбат еще раз, но его рука с пистолетом, опущенная вниз после выстрела в Комова, так и висела, и он боялся ее поднять, потому что дрожал палец Карцева на пусковом крючке и вот-вот, при любом движении майора, он несомненно нажмет на него.

- Ты кого убил, падло?! Ты что сделал, гад?! - повторял Карцев, неотступно и неотвратимо надвигаясь на комбата.

Первым очнулся Пригожин, он в два прыжка обогнал Карцева и встал перед комбатом.

- Отставить, Карцев. А вы, майор, уберите пистолет в кобуру, иначе я не отвечаю за вашу жизнь.

- Отойди, ротный! Не мешай! - прохрипел Карцев, уткнувшись стволом автомата в грудь ротного.

- Отставить, - повторил твердо и четко Пригожин.

- Отойди, говорю! Все равно я этого гада прикончу. Всех прикончу, вдруг заорал Карцев, поведя стволом автомата. - Отойди!!! - совсем уж бешено повторил Костик и стволом автомата попытался отодвинуть ротного.

Пригожин не схватился за ствол, не стал вырывать автомат у Карцева, понимая, что тот в истерике и вот-вот нажмет спусковой крючок.

- Костик, прошу, не надо... Комбат, наверно, случайно выстрелил... Майор, скажите ему...

Комбат молчал, но Пригожин продолжал уговаривать Карцева:

- Вот слышишь, Костик... Образумься, - он положил ему руку на плечо. Успокойся... Комова не оживить...

Карцев вдруг обмяк, сбросил руки с автомата, закрыл ими лицо и, сотрясаемый беззвучными рыданиями, побрел в сторону, согнувшийся, словно переломленный пополам... Подойдя к ели, он опустился на землю, обессиленный и раздавленный.

Комбат уже убрал пистолет в кобуру и стоял, шумно и тяжело дыша. Пригожин повернулся к нему, и теперь они стояли лицом к лицу. Комбат смотрел зло, играли на скулах желваки и подрагивали тонкие, в ниточку губы. Пригожин глядел спокойно, даже как-то отрешенно, сердце давила боль за нелепую смерть Комова, этого мальчика, которого учила его мать немецкому языку, и ему вдруг стала совсем безразлична собственная судьба. Только придавила невероятная усталость, вытеснив все... Комбат первым отвел взгляд, резко повернулся к помкомбата и другим командирам и приказал:

- Арестовать обоих!

Помкомбат нерешительно двинулся к Пригожину.

- Сдайте оружие. Пригожин... И бойцу своему прикажите, - сказал он мягко, чуть разводя руками, словно говоря этим - ничего не поделаешь приказ...

Тем временем остатки первой роты, бухнувшись кто куда, не подложив даже лапника на снег, сразу почти все ушли в дрему, отключились от кошмара прошедшего дня и ночи. Кто-то и покурить даже не покурил, а как прилег, так и провалился в небытие. Не дремал только Мачихин и еще один боец из пожилых, с которым улеглись они вместе под большой елью, завернули но большой цигарке и вдумчиво потягивали горький дымок моршанской, переваривая в душе и только что происшедшее, и то, что предстоит им снова.

- Мачихин, вот ты мужик грамотный... - начал сосед, но Мачихин буркнул, перебив:

- Какой я грамотный? Церковноприходская только.

- Да нет, грамотный ты. Вот политрук тебя филозофом прозвал. Так скажи, понимаешь ты что из того, что сегодня было?

- А чего тут понимать? Не жалеет народ наша власть, и никогда не жалела. Она пол-России угробит, чтоб себя сохранить. Разве сможем мы отбить деревуху? Нет. Поляжем все. вот и весь сказ...

- Неохота помирать-то... Из такой заварухи вышли живыми... Сейчас бы нам на отдых надоть, хоть на два денечки. Пришли бы в себя, а там и опять повоевать можно.

- На том свете нам отдыхать. Понял?

Они вздохнули тяжело оба и задумались. Молчали долго, пока не искурили... После этого сосед тихо и вроде бы ни к чему сказал равнодушным голосом:

- А я листовочку-то сохранил, - и глянул на Мачихина выжидающим взглядом.

- Ну и что? - так же равнодушно спросил Мачихин.

- Да, ничего... Просто сказал... Жизнь-то одна...

- Одна, - согласился Мачихин.

- Дети у меня...

- Ну и что? У всех дети... Ты что, немцам поверил?

- Так пишут же: обеспечена жизнь и свобода...

- Ну и дурило ты, ежели поверил. Выкинь это из головы, а листовку порви, чтоб она тебе душу не мутила. Понял?

- Так убьют же, гады. Сегодня ночью и убьют нас с тобой. Что же, как бараны и пойдем? - с отчаянием вырвалось у соседа.

- Другие-то пойдут, - повернулся к нему Мачихин.

Тот как бы съежился и начал дрожащими пальцами свертывать вторую цигарку. И только сделав три глубоких затяжки, спросил шепотом:

- Не продашь, Мачихин?