Потомки Шаннары

Моргану казалось, что он идет целую вечность.

И когда появился Кхандос с группой своих людей и Аксинд со своими троллями, Морган лежал на полу туннеля, совсем обессиленный.

Остаток пути его несли на руках, а он все время пытался объяснить, что произошло. Хотя позже не мог точно припомнить, что же он говорил, — это был просто бессвязный бред. Он помнил, что Кхандос что-то сказал о новой атаке солдат Федерации, из-за чего они и задержались. Помнил, что его руку крепко сжимала узловатая рука Кхандоса.

Когда они снова оказались на Уступе, было еще темно, и штурм федератов продолжался. Возможно, это была еще одна попытка отвлечь внимание от тех солдат, которые сейчас пробираются по туннелю, но тем не менее эту атаку тоже необходимо было отражать. Свистели стрелы и копья, осадные башни подползали все ближе. Мятежники уже пресекли несколько попыток взять Уступ штурмом. Одновременно удалось закончить приготовления необходимые для отхода. Раненых, тех, кто мог идти, поставили на ноги, тех, кто не мог, уложили на носилки. Моргана отправляли с последней группой. Повстанцы снова оказались в пещерах, откуда начинались туннели. Появился Кхандос и, наклонив свое свирепое чернобородое лицо к Моргану, сказал:

— Все в порядке, горец. Федераты уже в туннеле, но все веревки, на которых держались деревянные мосты, обрублены. Это задержит их на время, достаточное, чтобы мы успели спокойно уйти. Мы пойдем через другие туннели. Через них тоже можно выйти, но, понимаешь, дорогу знает только Падишар. Дорога эта трудная, очень много поворотов, есть несколько довольно коварных развилок. Но Падишар знает путь. Он уже пришел в себя и сейчас ведет людей вниз. Он крепкий, старина Падишар. Ты спас ему жизнь: вытащил его оттуда как раз вовремя. А сейчас лежи, отдыхай, пока есть возможность. Скоро ее не будет.

Морган закрыл глаза и провалился в сон. Спал он плохо, часто просыпаясь от толчков и тряски, от стонов и криков окружавших его людей. Темноту туннелей, эту черную пелену, не могли рассеять даже факелы. Лица людей то появлялись, то исчезали, постоянным было только ощущение непроглядной тьмы.

Иногда ему казалось, что он слышит звуки боя, звон оружия и стоны. Но окружающие его люди были спокойны, и под конец он решил, что все это ему только чудится.

В конце концов он заставил себя проснуться, чтобы понять, что происходит. Вокруг, похоже, ничто не изменилось. Ему показалось, что он спал не более нескольких мгновений.

Морган попытался приподнять голову, но затылок и шею пронзила острая боль. Он снова откинулся назад, внезапно подумав о Стеффе и Тил и о том, как тонка перегородка между жизнью и смертью.

Рядом с ним появился Падишар Крил с плотно перебинтованной головой и подвешенной на перевязи рукой.

— Ну как дела, горец? — поинтересовался он. Морган кивнул, закрыл на мгновение глаза и снова открыл.

— Мы уже выбрались, — сообщил Падишар, — выбрались все, и только благодаря тебе. И Стеффу. Кхандос мне все рассказал. Он был мужественным парнем, этот гном. — На мгновение он отвернулся. — Ну что же, Уступ мы потеряли, но это ничтожная цена за спасение наших жизней.

Моргану не хотелось рассуждать о цене, заплаченной за их жизни.

— Помоги мне встать, Падишар, — тихо попросил он. — Я хочу убраться отсюда подальше.

Предводитель повстанцев улыбнулся:

— Разве мы все не хотим того же, горец? Он протянул здоровую руку и помог Моргану встать на ноги.

ГЛАВА 32

Пар и Колл оказались как будто в кошмарном сне, ставшем явью. Бесконечная напряженная тишина, заполнявшая пустоту, казалось, простиралась дальше, чем само время. Ничто не говорило о присутствии здесь хоть какой-нибудь жизни: ни криков птиц, ни гудения насекомых, ни шума и шороха, ни даже шелеста ветра в ветвях деревьев. Деревья, суровые и серые, возвышались как статуи, изваянные какой-то древней цивилизацией и оставленные здесь как немое свидетельство тщетности человеческих усилий. Даже листья на них, вместо того чтобы украшать эти скелеты, напоминали лохмотья на огородном пугале. Кустарник и травы льнули к стволам, как заблудившиеся дети, в отчаянной попытке укрыться в их тени от огорчений жизни.

Конечно, там был туман. Туман во-первых, во-вторых и в последних — глубокое серое море, заполнившее все вокруг и скрадывающее любое движение. Он висел неподвижно, окутывая и душа деревья и кусты, скалы и землю, преграждая дорогу солнечному свету и теплу. Плотность его была не везде одинакова. Кое-где еле-еле, но все же различалось то, что он пытался скрыть. В других местах туман стоял густой и непроницаемый, как чернила. Он касался кожи своими холодными клочьями, настойчиво напоминая о смерти.

Пар и Колл медленно и осторожно двигались сквозь этот сон наяву, постоянно борясь с возникшим у них ощущением собственной бестелесности. Они вступили в какой-то безжизненный мир, в котором порождения Тьмы будто и не существовали, а просто примерещились им во сне.

Направляясь в сторону разрушенного моста Сендика, который должен вывести их к склепу, они шли среди высокой травы по влажной податливой земле. Временами они не различали в тумане даже собственных ног. Пар оглянулся на дверь, через которую они вошли сюда, но не увидел ее.

Через несколько мгновений и скала, и то, что осталось от дворца королей Тирзиса, тоже растворились в тумане.

«Будто всего этого никогда и не существовало», — мрачно подумал Пар.

Он почувствовал внутри пустоту и холод, спина его взмокла, одежда стала влажной и липкой. Тревожные чувства, мучившие его, нельзя было точно определить или прогнать: они бессвязно кричали на разные голоса, все вперемешку, и каждый отчаянно старался, неся околесицу, заглушить другие. Пар ощущал, как колотится сердце, как наперегонки с ним бьется его пульс. Он чувствовал, что с каждым шагом приближается к смерти. Ему снова захотелось призвать магию, хотя бы на мгновение, просто чтобы ощутить уверенность в том, что у него есть чем защищаться. Но использование магии сразу встревожит тварей, обитающих в Преисподней, а он хотел надеяться, что этого не случится.

Колл коснулся его руки, показывая на зловещий овраг перед ними, казавшийся бездонным, — надо идти в обход. Пар кивнул и стал выбирать путь. Присутствие Колла успокаивало его, как будто одно то, что брат сейчас рядом, может остановить злые силы, угрожающие им. Высокий широкоплечий Колл казался Пару крепкой скалой у него за спиной. Храбрость Колла удваивала его собственную храбрость.

Они обошли овраг и снова повернули к развалинам моста. Вокруг ничего не изменилось: по-прежнему безжизненная пустота и неподвижность.

Впереди забрезжили в тумане квадратные очертания сооружения, возвышающегося над развалинами. Пар судорожно вздохнул. Это склеп.

Они ускорили шаг — Пар впереди, Колл чуть сзади. Каменные стены скоро приобрели отчетливые очертания, перестав казаться призрачными из-за окутывавшего их тумана. Стены густо обросли кустарником, покатую крышу обвил плющ, а мох, покрывавший фундамент, разукрасил его зеленым и бурым цветом. Склеп оказался больших размеров, чем Пар представлял себе.

Братья подошли к ближней стене и стали осторожно пробираться вдоль нее до угла, чтобы зайти с фасада. Обогнув стену, они обнаружили вырезанную на шероховатом камне надпись, поврежденную временем и непогодой, некоторые слова почти стерлись. Долинцы остановились, затаив дыхание, и прочли:

Здесь лежит сердце и душа народов,

Их право быть свободными людьми,

Их желание жить в мире,

Их мужество отыскать истину.

Здесь покоится меч Шаннары.

Рядом с надписью они увидели приоткрытую массивную каменную дверь. Братья молча переглянулись. Подойдя к ней, они заглянули внутрь и увидели коридор, сразу поворачивавший налево, дальше он уходил в темноту.

Пар нахмурился. Он не ожидал, что склеп окажется таким большим сооружением; он думал, что это небольшое строение, в центре которого хранится меч Шаннары. А то, что предстало его взору, заставляло его кое-что предположить.