Старый холостяк

Блефф. Довольно войн, супруга, довольно! Пока я буду стяжать лавры за границей, может случиться, что дома мне приготовят совсем другое украшение.

Хартуэлл. Одобряю твою шутку, Беллмур, и благодарю тебя, а из благодарности — я ведь вижу, куда тебя несет! — постараюсь не допустить, что бы ты угодил в ту же ловушку, из которой вызволил меня.

Беллмур. Благодарю за добрые намерения, Джордж, но в браке, видимо, есть что-то колдовское: недаром же я твердо решил вступить в него.

Хартуэлл. Значит, давать тебе добрые советы бесполезно. Что до меня, то спасшись один раз, я не женюсь вторично, или пусть бог пошлет мне жену уродливую, как старая сводня.

Вейнлав. Сварливую, как старая дева.

Беллмур. Похотливую, как молодая вдова.

Шарпер. И ревнивую, как бесплодная супруга.

Хартуэлл. Уговорились.

Беллмур. А я, невзирая на эти страшные пророчества, предупреждения и пример, который у меня перед глазами, все-таки обреку себя на пожизненное заключение.

Белинда. Узник, используй свои оковы как можно лучше. (Протягивает ему руку.)

Вейнлав. Могу ли я надеяться на такое же счастье?

Араминта. Не стоит ли нам изучить сначала опыт наших друзей?

Беллмур (в сторону). Честное слово, она не смеет дать согласие из боязни, что он тут же пойдет на попятный. (Громко.) Увидимся завтра утром в церкви. Может быть, наше падение пробудит и в вас охоту пасть. Сеттер, ты, по-моему, говорил…

Сеттер. Они у дверей, сэр. Сейчас позову.

Входят танцоры и исполняют танец.

Беллмур. Итак, мы отправляемся в путешествие на всю жизнь. Берите с собой ваших спутников и спутниц. Сожалею, старина Джордж, что ты по-прежнему остаешься в одиночестве.

Хартуэлл.

Все уходят.

Эпилог,

который читает миссис Барри[52]

52

Миссис Барри — Элизабет Барри (1658–1713), выдающаяся актриса, с успехом играла во многих трагедиях и комедиях. Играла во всех комедиях Конгрива: Летиция («Старый холостяк»), леди Трухлдуб («Двойная игра»), миссис Фрейл («Любовь за любовь»), миссис Марвуд («Так поступают в свете»). «Не существовало чувства или страсти, которые она не могла бы сыграть, вспоминал Колли Сиббер. — Ее голос, красивый и выразительный, мгновенно подчинял себе зрительный зал; в сценах любовных или исполненных горя она становилась мягкой и трогательной. Никто так не умел вызвать сострадания публики, как миссис Барри. В сценах гнева или негодования она превращалась в женщину неистовую, порывистую, одержимую яростью».