Нежная дикарка

И лишь когда она уже лежала в постели, окруженная прохладной темнотой, ей припомнилась первопричина всех обманов. Это все было устроено ради нее! Чтобы спасти ее от клеветы, которую собирался распустить Грег. Маршалл сделал все это ради нее! Она застонала и перевернулась, отчего простыня обмоталась вокруг нее, и она оказалась спеленутой по рукам и ногам. И зачем она все это затеяла? Теперь ей казалось, что никогда в жизни она не была такой несчастной, как сейчас.

На следующее утро, несмотря на почти бессонную ночь, ровно в восемь она уже была на ногах и ждала Маршалла. Стоило ему негромко постучать, и она сразу же вышла в коридор с папкой эскизов и чертежей под мышкой.

— Доброе утро. — Она старалась говорить эдаким беззаботным тоном и молила Бога, чтобы Маршалл не заметил темно-лиловых кругов у нее под глазами, которые не удалось скрыть никакой косметикой.

— Мое мнение об этом утре я сообщу тебе позднее, — сухо ответил он и взял у нее из рук тяжелую папку. Она заметила, как его пронизывающий взгляд на мгновение остановился на синяках у нее под глазами, но он тут же отвернулся, кивком пригласив ее следовать за собой. Он не вернул ей отобранные вчера очки, а она так и не смогла набраться мужества их у него попросить. Они бы ей сейчас пригодились: Келси чувствовала себя выжатым лимоном.

В напряженном молчании они доехали до стройки, где под жаркими лучами утреннего солнца уже шла работа. Едва “рейндж-ровер” затормозил возле дома, к машине тут же подошел Пирес и повел их туда, где лежала целая коллекция разнообразных труб и муфт. Скоро выяснилось, что португальский строитель не правильно прочитал один из чертежей, и после безуспешной попытки разъяснить, в чем его ошибка, Келси оставила объясняться с ним Маршалла.

Бассейн уже начали сооружать, и возле него гудел огромный грузовик с бетономешалкой. Келси заметила, что Пирес снова привез на стройку двух своих маленьких детей: у его жены должна была со дня на день родиться двойня, и ей было не справиться с пятилетним мальчиком и его четырехлетней сестренкой.

Несколько минут Келси стояла и наблюдала, как они играют в какую-то сложную игру, понятную только им двоим, затем ее окликнул Маршалл, и она вернулась к мужчинам. Келси объясняла Пирес планировку кухни, как вдруг почувствовала, что стоявший рядом Маршалл напрягся.

— Что за?.. — услышала она его приглушенный возглас, и он тут же куда-то ринулся. Они с Пиресом обернулись и с ужасом увидели то, что Маршалл, с его мгновенной реакцией, успел заметить секундой раньше. Огромный грузовик медленно надвигался на малышей, которые, присев на корточки спиной к нему, сосредоточенно разглядывали что-то нарисованное ими на мягком песке.

Грузовик стоял на пологом уклоне чуть выше большой площадки, которую предполагалось забетонировать; он постепенно набирал скорость, а его огромные колеса, готовые смести и сокрушить все, что встретится на пути, были направлены точно на две крошечные худенькие фигурки. Келси слышала, как Маршалл что-то кричал на бегу, но несмолкающий гул бетономешалки на грузовике заглушал его голос — дети обернулись, когда Маршалл был уже рядом, а грузовику до них оставалось лишь несколько дюймов.

Того, что произошло в следующие несколько секунд, Келси так впоследствии и не смогла восстановить в памяти с точностью. Она видела расплывшееся перед глазами пятно синего джинсового цвета — это Маршалл рванулся к детям и схватил их, и, казалось, в тот же миг ревущая стальная громада настигла всех троих. Послышался оглушительный удар, и, должно быть, она на секунду зажмурилась, так как опомнилась лишь тогда, когда грузовик уже лежал в котловане, выкопанном для бассейна, а Маршалла и двух детей нигде не было видно.

Потом она бежала, кричала и снова бежала рядом с Пиресом и кем-то из рабочих, чтобы заглянуть в котлован, и заранее ужасалась зрелищу, которое могло предстать ее глазам, из которых градом катились слезы. На секунду слезы ее ослепили, а потом она услышала, как Пирес что-то крикнул по-португальски и вместе с несколькими рабочими спрыгнул в котлован, где скрежещущий грузовик выбрасывал из выхлопной трубы клубы черного дыма и завывал, как раненый зверь.

— Маршалл! Маршалл! — услышала она чей-то истеричный вопль, не сознавая, что это кричит она сама, пока один из стоявших рядом рабочих не встряхнул ее с силой и не дал ей пощечину; она ошеломленно умолкла, а он тут же что-то затараторил извиняющимся тоном по-португальски.

Она увидела, как мертвенно-бледный, трясущийся Пирес извлек из котлована сначала одного, а потом другого плачущего ребенка и подал стоящим наверху людям, и ее оцепеневший мозг отметил, что они по крайней мере вроде бы почти не пострадали. А Маршалл? Хотя ее побелевшие губы онемели, мысленно она продолжала выкрикивать его имя. Она не может без него жить…

— Я не хочу показаться беспомощным, но был бы рад, если бы кто-нибудь подал мне руку, чтобы выбраться из этой чертовой дыры. — Келси услышала этот такой знакомый низкий голос, она увидела, как Маршалл выбрался чуть ли не из-под самого грузовика и, стоял, шатаясь; его с ног до головы покрывала смесь цемента и кирпично-красной земли, которая прилипла к его одежде, как сгустки крови. Она стояла, бледная как мраморная статуя, и изо всех сил пыталась осмыслить увиденное. Он жив! Он цел! Он не погиб!

Маршалл. Она повторяла это имя, как беззвучную молитву, и, должно быть, хотя она и молчала, он почувствовал, что с ней что-то неладно, так как повернулся и посмотрел в ее затуманенные глаза как раз в тот миг, когда они начали закрываться и она внезапно повалилась на спекшуюся землю в глубоком обмороке, так и не узнав, что он выкрикнул ее имя и пулей вылетел из зияющего котлована.

— Маршалл… — первое, что выговорила Келси, приходя в себя в его руках. Ее встряхнула долгая судорога, отозвавшаяся и в нем, и на мгновение ей показалось, что ее хрупкому телу не выдержать нахлынувших с небывалой силой чувств. — Я думала, ты погиб. — Его смуглое лицо расплылось у нее перед глазами: душившие ее слезы полились из глаз сплошным потоком, а он, услышав ее всхлипы, вздрогнул и с перекошенным от сострадания лицом прижал ее к себе.

— Келси, все хорошо.., все хорошо, любимая. — Звук его голоса лишь подчеркнул всю невосполнимость того, что она чуть было не потеряла, и у него хватило ума дать ей выплакаться, поглаживая дрожащей рукой по волосам. Тем временем рабочие занялись грузовиком, а Пирес понес детей к себе в машину. — Иди ко мне. — Он взял ее на руки и, не обращая внимания на ее едва слышные протесты, отнес в тень дома. — Знаешь, Келси, это для нас с тобой типичная история, — насмешливо пробормотал он ей на ухо, едва ее рыдания стихли. — Я себя чувствую как боксерская груша, и мне же еще приходится тебя успокаивать. Кто бы этим со мной занялся? — Он хотел разрядить атмосферу, но едва она посмотрела вверх и увидела, как на его скуле наливается синевой огромный кровоподтек, как тотчас до боли прикусила губу, чтобы не разрыдаться снова. Она так его любит — и вот сейчас чуть было не потеряла навсегда.

— Ты чуть не погиб. — Она говорила с трудом, а когда вспомнила весь этот ужас, ее огромные глаза стали еще больше. — Этот грузовик…

— “Чуть” не считается, — мягко ответил он, откидывая волосы, упавшие на ее зареванное, потное лицо. — Я об этом не хочу вспоминать, не думай и ты. — И он снова прижал ее к себе.

— Но, Маршалл…

— Ну хватит, — твердо произнес он, окинув взглядом ее дрожащие губы и глаза в пол-лица. — Сейчас мы поедем в гостиницу, выдуем пару кофейничков, и ты снова будешь свеженькая как огурчик. Малыши в порядке, я в порядке, ну и делу конец. О'кей?

— О'кей, — бесцветным голосом согласилась она. — Я уже могу идти сама.

— Может быть, но мне уж очень нравится, когда ты у меня на руках. — Глядя ей в глаза, он понес ее к “рейндж-роверу”; она тоже не отрываясь смотрела на его смуглое лицо, покрытое грязью и залитое потом, с болью и любовью.

— Маршалл, — тронула она его за руку, когда он подсадил ее на сиденье и пошел садиться за руль.