Красные щиты

- Аминь.

30

Весной следующего года Генрих часто ходил на холм над Вислой, расположенный среди поля, как раз за тем холмом, который он отдал монахам, чтобы поставили там в честь святого Иакова костел в новом вкусе. Оба эти холма пользовались дурной славой у сандомирских горожан и у духовенства, особенно же холм, на котором был выложен круг из камней. То было место, где когда-то побили камнями колдунью. Но с тех пор прошло много лет, о ней уже складывали легенды, как о короле Попеле, и странно было Генриху слышать эти россказни, представлявшие в невероятном, искаженном виде то, в чем он сам принимал участие. Юдку изображали уродливой дьяволицей, а Генрих, слушая это, все думал о той минуте, когда еврейка переступила порог костела. Что погнало ее туда? Жажда познать истинного бога или только желание стать равной ему, своему любовнику?

Летом Генрих ездил на лодке в ту сторону, где с реки был виден холм смерти. Юдка, маленькая Юдка некогда стояла над такой же рекой рассказывал ему Тэли - и, воздев руки, восклицала: "И когда Тристан покинул Изольду..."

Вода в Висле была лиловая, а конусообразный холмик, на котором погибла Юдка, казался горой изумрудов. Изумрудное ожерелье, купленное ценой измены и греха, видел Генрих у королевы иерусалимской. Ему хотелось поставить на этом холме крест, хотя бы деревянный, но стыдно было кому-нибудь признаться в этом, - да никто не понял бы его чувств. Преданного, почтительного Герхо с его иронической усмешкой Генрих просто побаивался. Лестко под башмаком жены, а больше никого нет. Не может же он приказать, чтобы крест поставил Виппо!

Однажды, уже осенью, когда Генрих вышел из лодки на сандомирский берег, его известили, что в замок примчался из Вислицы князь Казимир. Генриха это не встревожило: Казимир всегда так, свалится как снег на голову - то по хозяйственным делам, то по охотничьим. И Генрих только спросил:

- А что, князь уже виделся с Виппо?

- Пан Виппо сейчас в замке.

- Ну и прекрасно, - сказал Генрих. Привязав собственноручно свою любимую лодку и пригладив волосы, он не спеша направился к замку. Чувствовал он себя уставшим, на душе было тяжело. И как же он удивился, когда увидел, что Казимир чрезвычайно возбужден: налитое кровью лицо пышет огнем, даже уши и шея стали багровыми. Покусывая короткие усы, Казимир бегал по горнице и стучал об пол мечом. Генрих догадался - что-то случилось. Виппо, однако, сидел с равнодушным видом, расставив ноги и упершись ладонями в колени.

Казимир был разъярен, Генрих никогда еще не видел его в таком состоянии.

- Убей их! Забери их! - кричал он брату. - Вели сейчас же отрубить им голову!

- Что стряслось? - спросил Генрих, остановившись на пороге.

- Как? Ты ничего не знаешь? Никто тебе не сказал? Да об этом, наверно, уже по всей Польше слух пошел! Где Говорек? Где Готлоб? Гумбальд? Гереон? И ты, Виппо, не сказал?

- Я ничего не знал.

- Ведь тебе грозила неминуемая смерть, если б они захватили Сандомир!

- Но что стряслось?

- Якса... Якса и Святополк! Созвали всех своих рыцарей, наняли тьму пращников, Святополк половцев привел, лучников, целое войско у Яксы под Меховом собрали. А вчера они оба ко мне нагрянули - иди, мол, с нами на Сандомир. Хотели, чтобы я руку на тебя поднял, чтобы я сел на сандомирский престол. Вот подлецы! Кто мог ожидать такого предательства! Теперь они оба сидят у меня в темнице, Елена там за ними присматривает, чтобы к своим половцам не улизнули. Отруби им руки, Генрих, вели побить их камнями, повесить, обезглавить!

Герхо и Лестко тоже присутствовали при разговоре. Они стояли по обе стороны открытого окна, не смея взглянуть на князя. Генрих слушал брата с невозмутимым спокойствием, и это, видимо, еще больше бесило Казимира.

- Да, подлый замысел! - заметил Виппо. - Зачем это им понадобилось?

И, помолчав, спросил:

- А крестоносцы тоже идут за Яксой?

Но Казимир ему не ответил. Возмущенный изменой мятежных панов, он кричал брату, что надо поскорей собрать войско и вести всех рыцарей на Мехов, стереть в порошок эту банду, без главарей она не устоит, а потом обоих клятвопреступников судить, приговорить к смерти. Генрих слушал все так же спокойно и не двигался с места. Но когда Казимир упомянул о суде, Генрих тихо произнес:

- А не хочешь ли заодно и меня судить, и к смерти приговорить?

Лестко и Герхо с недоумением уставились на князя - что-то странное было в его тоне. Генрих почувствовал, что ему трудно говорить, и умолк. Казимир тоже молчал, приоткрыв рот от удивления.

- Так не хочешь ли и меня судить? Я как раз собираюсь идти на Краков.

Все замерли. Казимир не пошевельнулся.

- Мне сообщили, что Болеслав теперь в Кракове и Мешко ему не поможет. Давай, Казимир, двинемся на Болеслава! Надеюсь, ты не откажешься меня поддержать?

- О, Генрих! - всего лишь сказал Казимир.

- Ничего страшного тут нет. В нашем роду младшие братья не раз выступали против старших, и всегда это было на благо Польше. Надо только сделать все с умом.

- Ладно, придет время, сделаем, - сказал Казимир. - Но сейчас о другом надо думать.

- Всему когда-нибудь приходит время. Идешь со мной на Краков?

Казимир попытался что-то сказать, но Генрих его прервал:

- Так идешь ты со мной на Краков?

Казимир ничего не ответил, и Генрих холодно приказал:

- Герхо, Лестко! Взять князя Казимира!

Казимир оглянулся - с этими двумя ему не справиться: Лестко - богатырь, Герхо тоже парень крепкий. И он мгновенно принял решение: надо уступить. Однако он, видно, до конца не разгадал замыслы Генриха. Казимир стоял, опустив голову.

- Ты будешь моим наследником, - внезапно сказал Генрих. - Сядешь на трон... Королем будешь...

- Эх, зачем это! - простодушно махнул рукой Казимир. - Мне это не нужно.

- Корона не нужна?

- Ей-богу, не нужна, - сказал Казимир. - Все это пустые мечты. Надо сделать так, чтобы всем было хорошо.

- Не может быть хорошо всем, - возразил Генрих. - К тому же есть вещи поважней, чем благо каждого отдельного человека, - надо стремиться ко всеобщему благу и к той цели, которую ставит пред нами господь бог.

- Но все же, как мы поступим с Яксой и Святополком? - перешел Казимир к более насущным делам, уже не пытаясь противоречить брату.

- Ты вернешься в Вислицу и скажешь им, что, если они отдадут свое войско в мое распоряжение и двинутся со мной на Краков, ты их отпустишь на свободу и ничего худого им не сделаешь.

- Я должен подбивать их на измену? Отпустить на свободу?

- Ты поедешь и сделаешь так, как я сказал. Где Говорек?

Виппо замахал руками.

- Бога ради, не связывайтесь с Говореком! Он не захочет идти на Краков.

- Почему?

- Не пойдет он, ему это невыгодно. Он знает, что в Кракове ему уже не быть важной персоной.

- Добро, - сказал Генрих. - О походе на Краков знаем только мы пятеро, а завтра узнают еще Якса и Святополк. Больше никому ни слова. Герхо поедет со мной в Опатов, к крестоносцам. Казимир переговорит с мятежниками и тоже приедет туда. Надо разослать шесты с приказом об ополчении по всему княжеству и в Свентокжиские горы. Лестко съездит к тамошним разбойникам, к лесовикам и к бортникам. Всем собираться через десять дней на лугу за Вислой. Такова моя воля.

Виппо взглянул на Генриха с удивлением - подобных речей он от князя еще не слыхал.

Казимир молча преклонил перед братом колено, потом вышел во двор, приказал подать свежих лошадей и вместе со своими телохранителями выехал из города. Генрих распорядился собрать небольшой конный отряд для поездки в Опатов.

Надвигался дождь, всадников сопровождала темно-лиловая туча, которая распласталась над дорогой, идущей из Сандомира в Опатов по узкому нагорью. По обе ее стороны тянулся лес, застывший, угрюмый, подернутый синей дымкой. Туча медленно разбухала, спускалась все ниже над дорогой и холмами. На миг выглянуло багровое солнце, и вскоре стены Сандомира скрылись за лесом.