Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 51 из 54

Все ошалело смотрели на "новообращенную" и молчали, а он, хлопая глазами и автоматически зализывая прокушенную губу, пробормотал: "Ты что? Зачем? Ведь теперь наверняка же заразилась. Машенька, ну что ты наделала?"

Она улыбнулась Михневу теплой и мягкой улыбкой, взяла его за руку и ответила: "Все-таки ты совсем глупый. Я просто люблю тебя. Очень люблю. И хочу быть с тобой до конца. Всегда".

Вспоминая это, Виктор снова вздохнул. Он знал, что любовь заставляет людей порой делать большие глупости, но не такие же!

Сам он, похоже, был лишен способности любить так глубоко и сильно. Не дано ему было такое умение от природы. Также как не всякий может взять высоту в два с половиной метра, сочинить замечательную мелодию или доказать теорему, так и далеко не каждый способен испытывать восторг искренней, безбрежной любви и дружбы. И хотя многие люди были симпатичны Михневу, а некоторые даже очень, но до высот самопожертвования в области чувств он подниматься не умел. Холодный разум превалировал в нем всегда.

Поэтому случившееся поразило его. Рассудок начинал "буксовать", поскольку никакой логики в поступке всеми любимой, домашней девочки из профессорской семьи коренных москвичей, и, притом, единственной дочери, не было.

Одно было очевидно. Теперь рядом с ним были три потенциальные части "Монолита" и, похоже, у двоих из них уже начался процесс формирования внутриклеточных структур, которые удалось выявить в лаборатории. Да и сам Виктор ощущал некий дискомфорт в сознании. На привычные образы накладывалось нечто чуждое, впрочем, тоже уже знакомое. Но он-то умел с этим бороться, а у его спутников такой возможности не было.

Рядом, на разобранном, немного продавленном диване метался Алексей. У юноши наблюдались все те признаки, которые обычно предшествовали "переходу": повышенная температура, лихорадочное состояние и мерцающее сознание. Вику, сидевшую в кресле напротив тоже начал колотить озноб. Закаленная невзгодами "лимитной" жизни девушка медленнее поддавалась инфекции, но процесс все равно шел в обычном направлении. По-видимому, человеческий организм был не способен выработать антитела против этого вируса.

Васильевич и Маша ухаживали за биологом. В квартире нашлось несколько бутылок минеральной воды, печенье, сухофрукты и орехи. Сейчас девушка обтирала горячий лоб Галкина носовым платком, а завхоз пытался уговорить его съесть немного размоченных сухофруктов. Алексей крутил головой и ничего не воспринимал. Дело плохо. Жутко было наблюдать эту агонию. Михнев поудобнее пристроил за поясом "Берету" - одну из немногих вещей, которые захватил с собой, направляясь в биологическую лабораторию, и внимательно наблюдал за происходящим.

И вот, наконец, случилось то, чего он ожидал. Галкин резко выпрямился, а лицо его приобрело непривычное жесткое выражение.

- Все назад!" - резко скомандовал Виктор, положил руку на рукоять пистолета и почувствовал как по телу разливается привычное тепло.

Маша и Васильевич отпрянули, Вика сжалась в кресле.

Лицо и все тело биолога словно бы потекли. Через несколько секунд перед ними сидел рычащий "зубастик". Глаза твари злобно сверкали, но в целом с ней что-то было неладно. Неожиданно хищная морда заколебалась, и из ее глубины снова проступили человеческие черты. Утробный рык сменился ломающимся криком: "Убейте меня скорее! Пока я держу эту зверюгу внутри. Быстрее!"

Михнев был поражен. Не считая его собственного случая, он первый раз видел как человеческое сознание, хотя бы временно преодолевает ментальную силу "Монолита". Он заколебался. С одной стороны, монстр опасен. С другой, а вдруг Алексею удастся победить эту заразу в себе и не только выжить, но и открыть путь к спасению другим.

Тем временем в глубине разума молодого биолога шла страшная борьба. Она отражалась на его внешности. Черты лица то проступали отчетливо, то снова терялись. В какой-то момент "Монолит" явно превозмог рассудок Галкина и монстр сделал резкий рывок к остальным. Виктор мгновенно выхватил "Берету", но все еще медлил.

И тут Алексей последним усилием вернул себе контроль над телом. Его вновь ставшие человеческими глаза широко раскрылись и он сначала медленно, а потом все быстрее пошел к окну. Раздался звон бьющегося стекла и так и не сдавшийся биолог полетел вниз с высоты двенадцатого этажа.





Михнев подскочил к окну и успел увидеть момент падения. Удар об асфальт оказался смертельным.

- Что там? - тихо спросил Васильевич.

- Погиб.

Все замолчали. В наступившей тишине стали слышны отдаленные звуки выстрелов. Кто-то еще пытался сражаться. У Виктора же уже не было сил. Похоже ситуация была безнадежной и оставалось только два выхода или сдаться и влачить жалкую бесцветную жизнь, исполняя распоряжения хозяина, или поступить как Галкин и как недавно собирался он сам.

Из грустных размышлений его вывели всхлипывающие звуки. Плакала Вика. Михнев представил, как ей сейчас плохо, ведь в происшедшем с биологом она увидела свое совсем близкое будущее. Он подошел к девушке сел рядом и крепко обнял ее. Вика прижалась к нему и разрыдалась в голос, сквозь слезы вскрикивая: "Я не хочу! Не хочу умирать! Я боюсь! Не хочу так!"

С другой стороны к девушке подошла Маша, обняла ее и тоже стала всхлипывать. Сзади встал Васильевич, положил руки на плечи плачущих женщин и, сглатывая ком в горле, приговаривал: "Ох, горе-то какое. Ох, горе".

Постепенно все затихли. Вика будто окаменела. Похоже, приступ отчаяния прошел, и сейчас она плохо воспринимала происходящее вокруг.

Продолжая обнимать ее, Виктор посмотрел на других. У Маши в глазах еще стояли слезы, но в целом она была спокойна, словно готова ко всему. Васильевич явно "расклеился". Не хотел он снова терять людей, за последний день ставших ему такими близкими и почти родными. Сколько же можно гибнуть молодым. Чувствовалось, что эта жизненная несправедливость доконала старика и рухнули внутренние запруды столько лет сдерживавшие его горе. За несколько минут он постарел на десяток лет, руки его дрожали, а из глаз непрерывным потоком катились прозрачные слезы.

В комнате тем временем заметно похолодало. Из открытого окна тянул зябкий октябрьский сквозняк. Нужно было искать новое пристанище. Михнев подумал о том, сколько этажей придется пройти на этот раз, чтобы отыскать квартиру, не запертую спешно разбежавшимися владельцами. Впрочем, теперь он не станет церемониться, а просто высадит первую попавшуюся не укрепленную дверь.

Заметив, что Маша начала ежиться, он решил не откладывать это дело и поторопил всех. Вика совсем ослабела и не могла самостоятельно двигаться. Виктор взял ее на руки и вынес на лестничную площадку. Здесь было немного теплее.

Хотя Вика весила немного, нести ее вверх по лестнице было тяжело, видимо сказывалась напряженность двух последних суток. На Васильевича рассчитывать не приходилось, поэтому, поставив девушку на ноги на площадке следующего этажа, Михнев отдышался и попросил ее постараться двигаться самой. Она неуверенно пошевелилась, сделала пару робких шагов, пошатнулась, но устояла.

Несколько следующих лестничных пролета Вика прошла сама, при активной поддержке Виктора и помощи Маши. В то же время Михнев постоянно приглядывал за совсем раскисшим завхозом.

Вокруг нерушимыми крепостными воротами высились металлические двери. Все они были заперты. Владельцы, несмотря на панику, рассчитывали вернуться сюда. Наивные. То что происходило во всем мире не оставляло человечеству никакой надежды на восстановление прежней жизни. Словно сама Земля, много лет терпеливо сносившая издевательства над собой со стороны двуногих эгоистов, полагающих, что все на свете создано исключительно для их удобства, решила под корень извести этот неуживчивый, нахальный род.

Однако отдельные его представители все еще продолжали цепляться за жизнь, хотя, скорее всего, уже не верили в то, что она будет долгой. Пока четверка измученных людей поднималась вверх, этаж за этажом, вокруг в городе продолжались столкновения. Слышалась стрельба и крики, а в какой-то момент рядом с домом прогромыхала гусеницами тяжелая боевая машина.