Страница 8 из 30
— Вы пейте, пейте, — она задержала ложкой его движение, а затем ковырнула кашу у себя в миске. — Воды в реке много, а теперь еще больше. Валерьяныч, а, Валерьяныч, — обратилась она к Максиму. — Ты говорил, восточный антициклон и грозы не будет, а вода в реке поднялась. Значит, в верховьях дождь.
Градька пил и давился теплой, чуть сладковатой чагой, оглядываясь на мигом снявшихся с мест мужиков. Максим Валерьянович принес из палатки футболку и заставил Дину одеться. Потом сходил за водой и снова поставил на угли чайник.
— Дина, это не дождь, — отвернувшись от Дины и повернувшись к Градьке. — Это не дождь, Градислав. Вода светлая.
Мужики от них убрались в тенечек, расположились на старых выдранных из вертолета креслах, возле крыльца избы. Курили и поджидали Градьку.
— Во, ёчи-мачи, баба, а? — приветствовал его Севолодко. — Гене-то все худа. Худа, говорит, а по мне ничего, попка круглая, сиськи вострые. Сразу видно, городской выделки, не под нашего комара.
— Уймись, Севолод, — вяло уговаривал его Саня. — У твоего комара жужжалка одна и осталась. Дело надо решать. Что делать-то будем.
— Дак вон Геня старший, пусть он и решает.
Помлесничего-Геня на деле был самым младшим, и по отсрочке не ходил еще в армию, но с первых дней утверждал себя как начальник.
— Так, мужики, — стукнул он кулаком по колену.
Помлесничего рассудил быстро, загибая пальцы с обломанными ногтями. Первое: рация в отказе, последнее подогревание батарей ничего не дало. Второе: Круглов с шофером пропал, живы ли — неизвестно. Если сразу же, как застряла машина, пошли назад, то сейчас они живы и бьют тревогу, ведь не может же эта дурнота с лесом длиться долго и далеко.
— Третье. Решаем…
Третьего дорешить им сразу не дали, к ним подбежал Максим, в руках транзистор с отвинченной задней крышкой. Транзистор только раздраженно шипел. Максим говорил возбужденно. Что не ловит. Ни одной станции. А если и ловит — одно реликтовое излучение из космоса. При этом Максим поклялся, что приемник исправен. А вы сами ничего не заметили? Второй день на небе ни одного самолета! Все посмотрели на небо. Да-да, горячо продолжал Максим. Над нами как раз идет коридор на Дальний Восток. Отсюда и к побережью Ледовитого океана. Самолеты шли как по расписанию. Я думаю, что дело гораздо серьезней.
— Максим! — издалека, раздражено и громко крикнула Дина, не подходя к мужикам и не входя в тень дома. — Максим, сколько можно! Иди сюда!
— Третий! — совсем уже громко воскликнул Геня и силой стукнул себя по колену. — Третий и последний вопрос.
Этот вопрос был и самый трудный: уходить всем и сразу или кому-то идти до первых людей, до первого телефона.
Градька и сам давно понимал, что идти ему. Гене и Сане столь долгий путь не в подъем, на их-то больных ногах. Севолодко стар. Турист Максим не найдет дороги, а плыть по реке — это займет недели. Так что, идти за помощью ему, Градьке. И выходить как можно скорее.
Он поднялся и пошел в избу за ружьем.
От пребывания все утро на воздухе в голове его посвежело, но ровно настолько, чтобы найти в полутьме проход до зимовки. В ногах пребывала все та же холодная заплесневелость. Он снял с гвоздя патронташ, на котором висел в чехле самодельный, сделанный из сверла нож, и опять наткнулся глазами на камень. Тот возлежал на бочке всё тем же исполненным в кремне мыслящим органом. Казалось, что думает. Думает, свои окаменевшие мысли.
Наматывая портянки, Градька потерял куда-то вторую. Он долго рылся в куче холодных и волглых тряпок, сдвинутых в угол нар, но все равно не мог отыскать. Не было и под нарами.
— Ну, чего, где портянка? — обратился он к камню, совсем ослабев. — Нету портянки. Худо. Не понимаю. — Он плавно покачал головой.
Голова уж опять кружилась, нагоняя вчерашний жар. Он охотно бы обменялся собственным мозгом (да и мыслями заодно — их было всего одна — о портянке) с этим холодным куском стекловидного минерала: то-то бы в голове стало ясно, остуженно… — и он весь даже покривился, представив, с какой костоломной тяжестью этой дикой мертвой породы камень надавит на его застонавшие шейные позвонки. Словно бы откликаясь на стон, заныла втиснутая в сапог нога. На ней оказались обе портянки.
Даже выйдя на солнце, Градька по-прежнему ощущал в мозгу заемный, сквозящий через сознание холодок. Холод и солнце теперь везде уживались вместе.
Мужиков у крыльца уже не было, вместо них его ждали Максим и Дина.
— Градислав, я прошу прощения, — Максим взял его за руку, — тут возник момент. Ну, короче, она вас просит. Нет, я тоже прошу. Вы уж как-нибудь проводите ее, Градислав, до ближайшего… я не знаю, автобуса, до деревни. Вы меня понимаете? Дина… Я хочу сказать… Дина…
— Блин, Максим! — та смело повернулась к Градьке. — Слушай, ты же не против?
Вот так на его плечах оказался яркий чужой туристический рюкзак.