Страница 5 из 23
— Мой сеньор! — Алькальд разве что не обнимал герцогского коня, и Карлос на всякий случай намотал на руку поводья. — Мой сеньор, по счастливому стечению обстоятельств в городе находятся трое из де Гуальдо. Старейшая фамилия… Лучше их Альконью не знает никто.
— Так пригласите их от моего имени, — распорядился Карлос и, спохватившись, полез за кошельком, — загонщики должны быть к вечеру.
Овехуна суетился и заискивал. Он вечно суетился, заискивал и просил, эдакая бычья туша с заячьим сердцем, хотя зайцы умеют сражаться. Когда нет выхода.
— Хорошо! — поморщился отец. — Мы пойдем и поговорим с этим герцогом.
— Пойдем, — повторил дядя Орасио, берясь за любимую шляпу, — и поговорим.
— Я буду счастлив представить вас герцогу де Ригаско, — завел свою песню Овехуна, — подумать только, родич его величества — и в наших краях!.. Такая неслыханная честь, мы должны сделать все возможное…
Теперь столичные птицы возомнят, что де Гуальдо по первому их слову на четвереньки встанут, но не пускать же в Альконью без присмотра кого попало. И чего их принесло раньше времени, сидели бы лучше в столице. Леон поморщился и сделал знак «рогов», словно отвращая дурной глаз. Отец поднял бровь, но промолчал — завтрашняя охота ему не нравилась.
Пахло дымом и мясом, за забором надсадно завопил осел. Зной в городе казался нестерпимым, даже странно, что в десятке милья можно свободно дышать. Странные люди: полгода добровольно жарятся, полгода леденеют под пыльными ветрами. Это страшней любых призраков, но Овехуна и иже с ним шарахаются от непонятного и терпят невыносимое. И будут терпеть, глотать пыль, целовать чужие сапоги…
— Де Ригаско очень влиятельны, — продолжал распинаться дурак с цепью, — очень… Нужно, чтоб они остались довольны!
— Сколько их? — перешел к делу дядя. — Какое у них оружие, свора, на что они похожи?
— Сам герцог — знаменитый воин и родич его величества, — с видимым наслаждением объяснил Овехуна. — С ним — родственник, блестящий молодой человек, двое офицеров и пятеро слуг. Камердинер сеньора — бывалый человек. Он не ниже вас, дон Хулио, и весь в шрамах.
— И все? — удивился отец. — Они что, кабанам свидание назначили?
— Собаки будут, — на ходу замахав руками, алькальд обрел сходство с рехнувшейся от жары мельницей, — и загонщики, и оружие. Сеньор Лихана откроет свой арсенал.
— Уже легче, — хмыкнул дядя. — Значит, старина Луис с ними?
— Сеньор Лихана любит охоту, — с подобием достоинства изрек Овехуна, — ради нее он готов перевернуть мир.
О пристрастии дона Луиса в Альконье знали все. Как и о том, что старик кого попало к себе не тащит. Надо полагать, этот Ригаско, хоть и королевский родич, не скотина. Леон глянул на поношенную отцовскую куртку, поднес к глазам собственный обшлаг, тоже довольно потертый. Конечно, не в перьях и кружевах счастье, но казаться бедней, чем ты есть, неприятно, только кто же знал, что придется иметь дело со столичным грандом?
— Добро пожаловать! — Лицо трактирщика лучилось счастьем. — Вас ждут! Вас очень ждут…
— Мой сеньор, — возгласил алькальд, пожирая взглядом кого-то сидящего за уставленным снедью столом, — разрешите представить вам господ де Гуальдо!
— Я рад. — Высокий дворянин с рассеченной шрамом бровью вышел из-за стола, плечом отодвинув услужливого Овехуну. — Я — полковник Карлос де Ригаско. Этот паршивец — мой шурин Хайме, рядом с ним мои друзья — Мануэль Альфорка и Себастьян Доблехо. Сеньора Лихану вы, надо полагать, знаете. Надеюсь, вы не откажетесь от трапезы?
— Не откажемся, — с ходу принял решение отец. — Мое имя Хулио-Рамон. Мой брат Мартин-Орасио, мой младший сын Леон-Диего. Говорят, вы собрались на охоту?
— Да, — улыбнулся герцог, — надо же себя чем-то занять, пока супруга молится, а охота всяко достойней вина и карт.
— Кабаны и олени с этим вряд ли согласятся, — ввернул горбоносый офицер, кажется, его звали Себастьяном, — но мы спрашивать у них не станем.
— Не станем. — Дядя взялся за кружку, значит, чужаки ему понравились. Война делает людьми всех, даже королевских родичей, жаль, де Гуальдо никогда не покидают Альконью.
— Сеньор Лихана любезно обещал поделиться с нами оружием. — Де Ригаско благодарно кивнул дону Луису. — Не каждый может похвастаться рогатинами из Миттельрайха!
— Они к вашим услугам. — Лихана отбросил свою обычную церемонность, словно плащ. — Жаль, наши мастера предпочитают ковать клинки иного рода.
— Лично я предпочитаю кабаньи мечи, — сообщил круглолицый офицер, — или аркебузы. У вас есть аркебуза, сеньор Лихана?
— Пять. — Дон Луис был горд и счастлив, как всегда, когда говорил о своих сокровищах. — Кабаньи мечи тоже найдутся. Доньидская сталь.
— Нам повезло, что мы встретили вас, — де Ригаско приподнял кружку с вином, — и нам повезло еще раз, что к нам присоединились господа де Гуальдо. Чужакам редко улыбается удача.
— Альконья своевольна, — подтвердил дядя, от души хлебнув прошлогоднего красного. — За удачу! Лесорубы говорят, Вальпа-Сердо истоптана вдоль и поперек. Матки и поросята… Но мы поднимем и секача.
— Жаль. — Герцог ловко отхватил кусок мяса. Кинжал у него был роскошный, впору королю. — Вальпа-Сердо слишком близко от обители, а моей супруге знать о нашем предприятии необязательно. Рио-де-Онсас ближе.
— Нет, — отец стукнул кружкой об стол, словно кулаком. Выплеснувшееся вино попало на кинжал. Будь оно кровью, де Ригаско следовало бы три дня не выезжать за ворота, но это не кровь.
— Рио-де-Онсас не годится для охоты, — пояснил дядя, разглядывая красную лужицу.
— Почему? — не понял родич герцога. Пока старшие говорили, он пил, и он был здесь чужаком.
— Загонщики не пойдут, — нахмурился Лихана. — Сколько б вы им ни предлагали. Проливать кровь у реки могут лишь дикие твари.
— Почему? — повторил за шурином де Ригаско.
— Об этом следовало спросить наших предков. Они считали, что тревожить Альконью не к добру. Так ли это, никто не проверял, по крайней мере на моей памяти, а я здесь родился и здесь умру.
— Лет через тридцать, — ввернул дядюшка, — но на ближнем берегу свет клином не сошелся. За рекой нам не помешают ни духи, ни монахи. Правда, дичи там маловато, не разгуляешься, и повозки придется оставить. Приличная дорога кончается сразу за Тутором, дальше до самой реки поросшие лесом холмы.