Страница 22 из 23
Охотник, метнувший рогатину, словно копье, сморщился и рванул древко — массивный наконечник с чавканьем вырвался из живого тела. Хайме схватился за горло.
— Идти сможешь?
— Да… Там у шиповника… Надо посмотреть!
— Нет.
— Там Карлос!
— Нет.
Передышка кончилась: хаммериане не собирались упускать добычу. Вместе с охотниками и хитано Хайме отступал к роще, а «белолобые» шли следом. Они падали, но меньше их не становилось. Фигуры в белых колпаках казались одинаковыми и отвратительными, словно в кошмаре. Они были всюду: появлялись, лезли на шпаги и рогатины и сами кололи и рубили, сливаясь в живое безликое нечто, от которого не оторваться.
На траву упала призрачная сетка. Тень… Прогалина кончилась, уступив место зарослям. Тут не пофехтуешь и не попрыгаешь. Хайме торопливо сунул шпагу в ножны и выхватил второй кинжал.
Стало прохладнее. Под ногу угодил узловатый корень, резкая боль напомнила о ране, но кровь вроде остановилась. Странно, бедро болело меньше, чем плечи. Сбоку затрещало — «белолобые» перли напролом. Охотник, оттолкнув Хайме, выставил рогатину, ее лезвие было красно-бурым. Первый из хаммериан отшатнулся и зацепился за низко торчащую ветку. Горец не мешкал — предназначенное для кабана широкое отточенное перо с легкостью вошло неудачнику под челюсть.
— Бежим! Быстрей!
Они вывалились на очередную прогалину, почти налетев на троих дерущихся хитано, и Хайме едва не взвыл, узнав Мигелито. Карлоса рядом не было, его не было нигде!
— Где он, Мигелито?! — Юноша заорал прежде, чем понял, что творит. — Где Карлос?!
Рука хитано слегка дрогнула. Этого хватило — стремительный рубящий удар, и от кнута осталась половина. Мигелито отшвырнул кнутовище, перебросив в правую руку наваху, но против двух шпаг…
Хайме ринулся вперед. Сверкнула сталь, один из хитано закрыл вожака грудью. Высвободить клинок убийца не успел: Хайме, не удержав разбега, врезался в «белолобого», сбил с ног и рухнул рядом. Захотелось прижаться щекой к траве и остаться лежать, но юноша вскочил, а солдат — нет. Наваха оказалась быстрее. Уцелевший лоассец торопливо отшатнулся, давая дорогу, и все стихло. В который раз за этот бесконечный день.
— Ранен?
— Нет…
Где Карлос? Он же был с Мигелито там, внизу! Неужели почудилось? Шаг влево. Туда, где сквозь просвет в зарослях виднеется склон. Камни, куст шиповника и тела, но чьи? Далеко, не разобрать. Фарабундо яростно машет, нужно идти, но отвести взгляд нет сил. Что-то прошуршало, краем глаза Хайме уловил холодный блеск. Уклоняться было поздно — боль, резкая, настоящая, страшная, обожгла бок. Выплывший из тумана хаммерианин занес кинжал, но Хайме как-то увернулся. Сверкнула шпага, юноша парировал и ее, следующий удар пришелся в руку, выбив оружие из враз онемевших пальцев, и тут же на голову, ослепляя, обрушилось солнце вместе с сухим горячим небом.
Он еще пятился, бестолково отмахиваясь кинжалом, ничего толком не видя и не соображая. Потом раздалось отвратительное хаканье и хрип. Земля понеслась навстречу, но упасть Хайме не удалось. Кто-то безжалостно подхватил обмякшее тело под руки и поволок вверх по склону…
Схватка, по сути, закончена, путь свободен. Люди Клеро, не таясь, растаскивают валуны, а проклятые заросли молчат. Безумец, застреливший Роже, был последним. Если б не он, на обочине лежал бы полковник Лабри, но Господь не допустил его смерти. Теперь малыш расскажет отцу и о том, что осенью начнется война, и о своем подвиге. Старик будет горд за сына, и никто его не посмеет за это упрекнуть. Даже ангелы.
— Сержант!
— Господин полковник!
— Пошлите на холм. Пусть бросают, кого не добили, и возвращаются.
— Слушаюсь!
Чуть промедлил, совсем немного, и ушел. Вояку можно понять. Уйти, не отомстив, не швырнув последнего паписта стервятникам, не похоронив своих, это испытание. Страшное испытание, но его нужно пройти, слишком высоки ставки и слишком много времени потеряно. Теперь боя в монастыре не миновать. Ночного боя в окружении, и как же будет не хватать Гийома. Почему его забрали именно сейчас? Почему, Господи, ведь он нужен здесь! Он служил тебе всей душой. Или это знак прощения? Капитан Пивоне искупил папистскую юность и теперь чист.
— Господин Лабри, я не понимаю!
— Вам это и не обязательно.
— Полчаса, нам нужно еще полчаса!
— У нас нет ни минуты.
— Именем короля! — Глаза Крапу становятся бешеными, как у того ублюдка с пистолетом. — Я приказываю!
— Именем Господа и по приказу маршала. — Пальцы Лабри уверенно ложатся на костяную рукоять. — Еще слово, и я вас расстреляю за неподчинение.
— Вы не можете их отпустить!
— Я исполняю приказ.
— Но они уйдут… Не меньше двадцати человек!
— Неважно.
Мату и Бустон живы, а Гийом погиб. Нелепо, несправедливо, не вовремя. Удар шпагой, и нет друга, а убийца, возможно, уходит безнаказанным. У Крапу в полку друзей не было.
— Вам дали тридцать человек. Сколькими вы располагаете теперь?
— В строю — девятнадцать.
Все-таки посчитал. Неплохо для первого боя, но потери чудовищны, и только Господь знает, сколько осталось от прочих отрядов. Поход уже обошелся недешево, а ведь они даже не начали.
— Господин полковник, что будет с ранеными и убитыми?
— Те, кто ранен тяжело, останутся ждать, остальные догонят колонну. Вы можете выбирать.
— Я иду!
Хороший признак. К концу войны Крапу станет полковником. Если научится подчиняться и уцелеет.
— Останетесь со мной. Что-то еще?
— Я спрашивал об убитых.
— Погибшие за святое дело будут спасены.
— Но, может быть, лейтенант Шетэ…
Лейтенант Лабри тоже спорил с полковником Танти, потом понял. Поймет и граф или так и останется другом короля в шитых перчатках.
— Господин полковник! — На щеке Клеро красовалась ссадина, и он не говорил, а хрипел. — Проход расчищен, но проезжать нужно по одному.
— Хорошо.
Вот теперь уже точно все. Ждать нечего, нужно трогаться, оставив малыша Роже на дороге. Хоронить некогда, нести с собой мертвых… всех мертвых — невозможно. Бедная Берта, в один год потерять мужа и сына, а граф дожидается ответа. Настырности ему не занимать, Гийом тоже был настырным.