Страница 25 из 65
В документах, найденных на подводной лодке "У-250", имелась инструкция по использованию этих торпед. Немцы присвоили им название Т-5 "Цаункениг" и возлагали на них большие надежды в борьбе с противолодочными силами.
Нам, командирам подводных лодок, давали для ознакомления перевод этой инструкции. Там же имелись указания по применению торпед Т-5 в операциях, проводимых по методу "волчьей стаи", при котором группы подводных лодок (до 20 единиц) действовали совместно.
Учитывая обстановку, командование Балтийского флота поставило задачу усилить разведку, выявлять все попытки проникновения неприятельских лодок в залив. Перед боевым походом меня особо проинструктировали на этот счет. В случае появления лодки я должен был атаковать ее, а при невозможности осуществить атаку - немедленно донести об обнаружении лодки в штаб бригады.
И такую лодку с помощью акустики мы обнаружили. Свирепствовал сильнейший шторм. "Малютка" шла на глубине. Казалось, ничто не предвещало особых событий, но вдруг акустик доложил:
- Шум винтов по пеленгу 200 градусов.
По единственному докладу нельзя сделать какие-либо определенные выводы шум ли это винтов корабля или подводной лодки. Аппаратура, которой была оснащена "малютка", не позволяла классифицировать шумы. Да и не так часто приходилось акустикам слышать шумы лодки в подводном положении. Однако наш акустик старшина 2-й статьи Меша, дав несколько пеленгов, уверенно доложил, что корабль идет в сторону Финского залива.
Осмотр горизонта в перископ подтвердил, что надводных кораблей нет. Значит, акустик обнаружил подводную лодку противника. Но в то время мы не располагали оружием для подводного боя. И мне не оставалось ничего другого, как донести в штаб флота об обнаружении подводной лодки противника.
На разборе боевого похода, проводившемся комбригом на плавбазе "Иртыш", которая тогда находилась в Хельсинки, в присутствии офицеров штаба и политотдела, а также других командиров лодок наше донесение было отмечено особо, действия подводной лодки в боевом походе и выполнение задачи оценены положительно.
Кстати, разборы боевых походов на плавбазе "Иртыш" проводились регулярно и являлись хорошей школой для командиров лодок, особенно для таких молодых, каким в ту пору был я.
Активно и целеустремленно проводилась среди подводников партийно-политическая работа. Она была призвана сплачивать моряков вокруг партии, воспитывать их в духе беспредельной преданности своему народу, готовности отдать все силы, а если потребуется, то и жизнь во имя свободы и независимости любимой Родины.
Эта работа тесно увязывалась с боевыми задачами, стоявшими перед подводниками Краснознаменной Балтики. Подавляющую часть времени политработники находились непосредственно на кораблях и в подразделениях, где доходчиво пропагандировали боевой опыт передовиков, популяризировали наиболее отличившихся моряков и целые экипажи. Политработники воспитывали моряков на традициях флотской дружбы и товарищества, помогали им повышать боевое мастерство.
Именно в те годы усилился приток в партию лучших подводников. Этому во многом способствовал авторитет коммунистов, которые всегда находились в первых рядах, там, где было труднее, и показывали в боях образцы мужества и самоотверженности.
Мощным средством воспитания являлась флотская печать, успешно выполнявшая задачи, возложенные на нее партией. Писатели и журналисты рассказывали в своих статьях, очерках и корреспонденциях о героях подводных глубин, доходчиво популяризировали их боевой опыт.
Все это, вместе взятое, сказывалось на росте политического сознания, на повышении морального духа моряков. И не случайно слава подводников Балтики росла с каждым днем.
* * *
Если в начале войны фашисты, надеясь на быстрый захват Балтийского флота, сократили до минимума перевозки морем, то в 1944 году, отступая, они пытались и морем эвакуировать в тыл войска, оружие, технику, стратегическое сырье. Тут уж, как говорится, не до жиру, быть бы живу. Но и на море им пришлось не легче, чем на суше.
Вновь загремели взрывы на балтийских просторах. На разборах походов, в частных беседах все чаще упоминались имена героев. Добрая слава шла о командире родной мне "Щ-310" капитане 3 ранга С. Н. Богораде, потопившем 9 транспортов, о дерзких маневрах командира "К-52" капитана 2 ранга И. В. Травкина, о смелом и решительном командире "С-13" капитане 3 ранга А. И. Маринеско.
Помощником на "С-13" служил мой сокурсник по командирским классам в Махачкале старший лейтенант Лев Петрович Ефременков. Как-то, беседуя с ним, я сказал, имея в виду Маринеско:
- Командир у тебя какой-то молчаливый. Стеснительный, что ли? Может, и показалось. Я ведь впервые увидел Александра Ивановича в финском порту Турку.
- Его надо видеть в море, - ответил Ефременков. - Более мужественного и грамотного моряка трудно найти. Ты ведь знаешь, иные командиры на берегу демонстрируют необыкновенную эрудицию, высокие командирские качества, а выйдут в море - абсолютные нули. У, Маринеско все наоборот.
Эта характеристика, данная моим товарищем, вскоре блестящим образом подтвердилась. В начале сорок пятого года Маринеско потопил один за другим два крупных фашистских корабля - океанский лайнер "Вильгельм Густлов" и вспомогательный крейсер "Генерал фон Штойбен".
Не преувеличивая, скажу, что весть об этой победе облетела весь мир, ведь только на "Вильгельме Густлове" находились экипажи, подготовленные примерно для тридцати подводных лодок. Известно, что, узнав об этой тяжелой катастрофе, Гитлер приказал расстрелять командира конвоя, в составе которого шел лайнер. В Германии был объявлен траур.
В нашей бригаде служили и другие отличные командиры, которые для нас, молодых офицеров, едва становившихся на ноги, служили прекрасным примером. Мы жадно впитывали их боевой опыт и старались применить его на практике...
Кроме первого боевого похода я на своей "малютке" совершил еще два. В начале сорок пятого года - из Хельсинки в район Вентспилс (возвратились мы в Турку). Затем в феврале - в район Лиепаи, где была прижата к берегу так называемая Курляндская группировка.
Оба похода проходили в условиях непрерывных штормов. В одном из них лодка получила ряд повреждений, и ее поставили на непродолжительный ремонт в Турку. Планировалось, что в начале апреля выйдем в море. Однако ремонт несколько затянулся. Получив накануне боевой приказ, я на рассвете 9 мая вышел в свой последний боевой поход из порта Турку.
Развернув лодку на реке Аура-Йоки, вступили в кильватер большому охотнику, которому предписывалось сопровождать нас до точки погружения. Мы двинулись в направлении маяка Утэ.
Около 17 часов, незадолго до погружения, на мостик спешно поднялся помощник командира лейтенант Ярушников, являвшийся одновременно и шифровальщиком.
- Срочная радиограмма из штаба, - доложил он.
- Раскодируйте ее, да побыстрее, - приказал я, размышляя, что могло случиться.
Текст радиограммы гласил: "Война окончена. Возвращайтесь в базу. Повторяю для ясности: возвращайтесь в базу. Верховский".
Трудно передать, какая буря чувств нахлынула на нас. Уже на обратном курсе я обошел отсеки и поздравил членов экипажа с победой. Внутри прочного корпуса подводной лодки гремело мощное "ура".
Мы шли в Турку. Многое я тогда передумал, находясь на ходовом мостике. Но мысли неизменно возвращались к одному: войне конец! Что же сейчас творится там, на берегу, во всей стране. Сколько должно быть ликования, сколько восторга!
Около 21 часа на мостик, испросив разрешения, поднялся взволнованный радист старшина 2-й статьи Кусайло.
- Товарищ командир, Москва салютует победе!
- Свободным от вахты - наверх! - приказал я, доставая ракетницу.
И вскоре небо над пустынными балтийскими просторами расцветилось гирляндами разноцветных огней. Не жалели ракет и на сопровождавшем нас большом охотнике.
Какое же это счастье - мир!