Страница 3 из 19
Нашему взору открылся довольно обширный двор, поросший травой и окружённый раскидистыми купами каких-то деревьев справа и спереди. Под сенью деревьев прятались какие-то приземистые строения. Слева же возвышался настоящий терем, сложенный из неохватных брёвен, на серо-гранитном фундаменте, с замшелыми плахами тёсаной (или тесовой?) крыши, резными наличниками высоких стрельчатых окон, забранных странными решётчатыми переплётами. В терем вело высокое и широкое крыльцо, прикрытое сверху изящным резным козырьком-навесом.
С этим заброшенно-древнерусским пейзажем в разительном контрасте находилась дверь, ведущая в терем. В древние, потемневшие от времени брёвна был врезан круглый люк, диаметром немногим больше метра, из сверкающего зелёного металла, покрытого каким-то затейливым узором. Выше и ниже люка угадывались вставки из более светлого дерева, закрывающие некогда существовавший дверной проём.
Впрочем, времени для осмотра местных достопримечательностей у нас не было.
– Вы слышите меня? Что нам делать? - наклонившись к лицу девочки, спросил Михалыч, почему-то обращаясь на "вы".
Девочка опять выгнула бровки - я уже понял, что так отражаются на её лице какие-то волевые усилия, при помощи которых она совершает некие действия. Телепатия, телекинез или что там ещё?
Люк дрогнул и бесшумно исчез, как и не было. Неяркий голубовато-белый свет изливался из отверстия, размытые блики загуляли по двору.
– Туда… - прошептала девочка. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять - она умирает. И там, в голубоватом отверстии люка, её спасение.
Мы с Ильёй буквально выскочили из машины, вытащили пострадавшую - Михалыч помогал из машины - и рысью взбежали на крыльцо. Илья с ходу, согнувшись, нырнул в люк, я последовал его примеру, пребольно ударившись макушкой и споткнувшись о высокий порог (или что там у люка - комингс, что ли?)
Внутри квадратной просторной - восемь на восемь, не меньше - комнаты был разлит неяркий жемчужно-белый свет, струившийся с матово-белого потолка. Стены сохранили свою бревенчатую первозданность, вот только в стены эти были врезаны точно такие же люки, что и на входе, только открытые. В каждой стене было по два люка, ещё четыре находились на потолке и четыре на полу, попарно в углах - один над другим. Но разглядывать было некогда.
– Туда… - ещё раз прошептала девочка. И мы вдруг сразу поняли - куда. Нырнув в люк, мы оказались в комнате чуть поменьше, всю середину которой занимали три странных предмета, больше всего напоминающих саркофаги египетских фараонов. Или гигантские мыльницы, разъятые на две половинки. Половинки эти неподвижно парили в воздухе без всякой видимой опоры, метрах в полутора одна над другой. "Саркофаги" имели в длину метра три с половиной, в ширину метра полтора и были блестящими, переливчато-зеленоватыми. Где-то на краю сознания у меня мелькнула неуместная сейчас мысль - как сюда затащили эти бандуры, при таком узком люке?
– Что дальше? - спросил Илья, но ответа не было. Голова девочки безвольно свесилась на бок, глаза были закрыты.
Мы в смятении переглянулись. Терять нельзя было ни секунды.
– Давай! - вдруг решился я. Илья понял без слов. Мы на вытянутых руках осторожно положили девочку в углубление крайнего "саркофага", как в ванну, и хотели уже распеленать её (она же была запеленута в нашу палатку), но вдруг "саркофаг" издал резкий, длинный свист, и нас отбросило, как ударом тока. Тело девочки плавно поднялось в воздух, повисло секунд на пять и медленно развернулось на 180 градусов - так поворачивается стрелка самодельного компаса, изготовленного из намагниченной иглы, воткнутой в пробку и пущенной в миску с водой. Наверное, мы положили её головой не туда, догадался я.
"Саркофаг" вновь издал длинный свист, и крышка мягко опустилась на продолжавшую висеть в воздухе девочку. Через пару секунд раздался странный скрипящий звук, затем крышка чуть приподнялась - на ладонь, не больше. Вновь раздался свисток - на этот раз короткий - и из щели между половинками "саркофага" выпорхнули, как осенние листья, какие-то лоскутки. Короткий свисток - и половинки вновь плотно сомкнулись.
Я поднял один из разлетевшихся лоскутков - это был аккуратный, почти правильный квадратик брезента. Наша палатка, сообразил я.
– Смотри! - вдруг крикнул Илья, показывая на люк.
Я успел только скосить глаза. На пороге стояла странная призрачная фигура, будто марево над асфальтом в жаркий летний полдень. Более никаких движений я сделать не успел. В глазах у меня помутилось, мир стремительно сошёлся в точку, и наступила тьма…
Я очнулся от мелодичных, позвякивающих звуков. В голове ощущалась неприятная тяжесть, как после похмелья или угара, но она быстро проходила. Ноздри чуть щекотал лёгкий, ни с чем не сравнимый аромат - сложная смесь запахов летнего луга, эфира и озона. Где я? В больнице?
Я осторожно, медленно приоткрыл глаза и осмотрелся. Я лежал в какой-то здоровенной ванне, с упругим и тёплым дном. Надо мной висела другая ванна, перевёрнутая вверх ногами. Дно этой перевёрнутой "ванны" было покрыто какими-то шевелящимися отростками, медленно втягивающимися в дно, как в воду. За пределами этой штуковины, по краям моего поля зрения сиял жемчужно-белым светом потолок. Руки и ноги мои были привязаны к "ложу" за щиколотки и запястья, голову мягко придерживали какие-то щупальца, неприятно щекотавшие лоб. Что-то ещё ощущалось в области локтевого сгиба - может, капельница? Выходит, точно больница. Но почему меня сунули в ванну? И что это за такое надо мной - таких аппаратов в наших коновальнях я ещё не видел.
В поле зрения справа и слева возникли сосредоточенные детские личики. Откуда дети?
Дети между тем заулыбались, перекинулись быстрыми взглядами, и стоявший слева ребёнок - вроде девочка - произнёс:
– Вставай, уважаемый. Хватит лежать, всё с тобой в порядке.
Никогда бы не подумал, что девочки могут говорить таким голосом - роскошное, бархатное, чуть вибрирующее контральто. За такой голос любая певица миланской оперы, не колеблясь, отдала бы полжизни. И потом, почему на "ты"? Очень невоспитанные дети!