Страница 9 из 22
Наша группа села в поезд на Бенарес, где я получил необычный немедленный ответ на мои молитвы.
Ананта заранее подготовил ловкий план. Прежде чем увидеться со мной в Хардваре, он остановился в Бенаресе, чтобы попросить одного авторитетного специалиста по Священным Писаниям побеседовать со мной позже. Этот пандид, а также его сын обещали отговорить меня от пути саньясина[2].
Ананта привел меня к ним домой. Сын, запальчивый молодой человек, приветствовал меня во дворе. Он занял меня длинными философскими рассуждениями, и заявил, что будучи ясновидцем, он знает мое будущее, в связи с чем не одобряет мою идею стать монахом.
– Тебе постоянно будут сопутствовать неудачи, ты будешь не в состоянии найти Бога, если станешь настаивать на уходе от обычных обязанностей. Ты не сможешь перебороть карму[3] без получения мирского опыта.
В ответ на уста мне явились бессмертные слова Кришны: «Даже если тот, у кого самая худшая карма, неустанно сосредотачивается на Мне, он быстро освободиться от последствий прошлых дурных действий. Становясь праведной душой, он скоро достигнет вечного спокойствия. Будь уверен: тот, кто Мне предан с полным доверием, никогда не умрет»[4].
Тем не менее предсказания молодого человека несколько поколебали мою уверенность. Со всем пылом своего сердца я тихо молился Богу:
«Пожалуйста, разреши замешательство и ответь мне здесь и сейчас, желаешь ли Ты, чтобы я вел жизнь отречения или мирского человека».
В то же время я заметил садху с благородными чертами, стоящего за оградой дома пандида. Видимо, он нечаянно услышал духовную беседу между мной и мнимым ясновидящим, ибо странник подозвал меня. Я ощутил великую силу, исходящую из его спокойных глаз.
– Сын, не слушай этого невежду. В ответ на молитву Господь сказал, чтобы я заверил тебя, что твой единственный путь в этой жизни – путь отречения.
С удивлением и признательностью услышав это, я счастливо улыбнулся.
– Отойди от этого человека! – сказал мне со двора «невежда».
Мой святой советчик поднял руку в благословении и медленно удалился.
– Этот садху такой же ненормальный, как и ты.
Это восхитительное замечание сделал убеленный сединами пандид. Он и его сын мрачно смотрели на меня.
– Я слышал, он тоже оставил дом в бездумных поисках найти Бога.
Я повернулся к Ананте и заявил, что более не намерен вступать в дальнейшие дискуссии с нашими хозяевами. Обескураженный брат согласился на немедленный отъезд. Вскоре мы сели на поезд до Калькутты.
– Мистер Детектив, как вы открыли, что я бежал с двумя помощниками? – живо полюбопытствовал я во время поездки домой. Ананта озорно улыбнулся:
"В твоей школе я узнал, что Амар вышел из класса и не вернулся. На следующее утро у него дома я нашел расписание поездов с пометками. Отец Амара, как раз собираясь уезжать в экипаже, жаловался кучеру:
– Мой сын не едет со мной сегодня утром в школу. Он исчез!
– Я слышал от брата, что ваш сын с двумя другими одетыми в европейскую одежду сел в поезд на железнодорожной станции Ховра, – ответил тот. – Они подарили ему свои кожаные туфли.
Таким образом, у меня было три ключа: расписание, трио мальчиков и европейская одежда".
Я внимал откровениям Ананты со смешанным чувством веселья и досады. Наша щедрость к извозчику была слегка неуместной!
"Конечно, я срочно дал телеграммы начальникам станций во все города, помеченные в расписании, – продолжал брат. – Амар отметил Барейли, и я отправил телеграмму твоему другу Дварке. Расспросив соседей, я узнал, что двоюродный брат Джатинда отсутствовал одну ночь, а на следующее утро вернулся в европейской одежде. Разыскав его, я пригласил на обед. Совершенно обескураженный дружескими манерами, он согласился. По пути я неожиданно завел его в полицейский участок. Его окружили несколько полицейских, подобранных заранее из-за свирепого вида. Под их грозными взглядами Джатинда согласился объяснить свое таинственное поведение:
– Я отправился в Гималаи в радостном расположении духа. Перспектива встречи с учителем исполняла меня вдохновением. Но когда Мукунда сказал, что при наших экстатических состояниях в гималайских пещерах тигры будут зачарованы настолько, что усядутся вокруг нас, как домашние кошечки, моя кровь застыла в жилах, капли ледяного пота проступили на лбу. – А что если, – подумал я, – ужасная натура тигров не изменится силой нашего духовного транса, встретят ли они нас с благожелательностью домашних кошек?" Умственным взором я уже видел себя невольным обитателем желудка какого-нибудь тигра, входящим туда не сразу всем телом, а частями!"
Мой гнев по поводу исчезновения Джатинды растворился в смехе. Веселое объяснение в поезде искупило все страдания, причиненные им мне. Я должен признаться в возникновении чувства некоторого удовлетворения: Джатинда тоже не избежал встречи с полицией!
– Ананта[5], ты рожден быть ищейкой! – Моя веселость окрасилась легким раздражением. – А Джатинде я скажу, что рад, что им двигало не предательство, но, как оказалось лишь благоразумный инстинкт самосохранения.
Дома, в Калькутте, отец трогательно просил меня обуздать бродячие стопы, по крайней мере, до окончания средней школы. В мое отсутствие он с любовью вынашивал замысел, договорившись со святым пандидом свами Кебаланандой, чтобы тот регулярно заходил к нам домой.
Этот мудрец будет твоим репетитором по санскриту, – уверенно заявил родитель.
Отец надеялся удовлетворить мою духовную жажду наставлениями ученого философа. Но он был разбит своим же собственным оружием: новый учитель, далекий от интеллектуального выхолащивания живой сути предмета, раздувал во мне тлеющие угольки жажды Бога. Отец не знал, что Свами Кебалананда был восторженным учеником Лахири Махасая. Несравненный гуру имел тысячи учеников, безмолвно влекомых к нему его неодолимым божественным магнетизмом. Позже я узнал, что Лахири Махасая часто характеризовал Кебалананду как риши, или озаренного мудреца[6].
Роскошные вьющиеся волосы обрамляли красивое лицо моего репетитора. Его темные глаза были простодушны и по-детски ясны. Все движения нежного тела были отмечены спокойной неторопливостью. Всегда ласковый и любящий, он прочно утвердился в Бесконечном Сознании. Многие часы, проведенные вместе, прошли в глубокой крия медитации.
Кебалананда был известным авторитетом в древних шастрах, или священных книгах: его эрудиция снискала ему имя Шастри Махасая, с которым к нему обычно обращались. Но мой прогресс в изучении санскрита не был заметен. Я искал любого удобного случая, чтобы забросить прозаическую грамматику и поговорить о йоге и Лахири Махасая. Репетитор однажды сделал мне подарок, рассказав кое-что из собственной жизни с учителем:
"Я был на редкость счастлив, у меня была возможность в течение десяти лет оставаться близ Лахари Махасая. Его бенаресский дом был целью еженощного паломничества. Гуру всегда находился в маленькой передней гостиной не первом этаже. Когда он сидел в позе лотоса на деревянном стуле без спинки, ученики полукругом окружали его. Глаза его веселились и искрились в божественной радости[7]. Они всегда были полузакрытыми, всматривающимися через внутреннее всевидящее око в сферы вечного блаженства. Он редко говорил пространно. Изредка взгляд его фокусировался на ученике, нуждающемся в помощи, исцеляющие слова лились тогда подобно потоку света.
[2]. Саньясин – буквально – самоотреченный; от санскритского глагольного корня – отвергать.
[3]. Карма – следствие прошлых действий в этой или какой-либо предшествующей жизни; от санскритского глагола кри – делать.
[4]. Бхагавадгита 9.30-31.
[5]. Я всегда обращался к нему Ананта-да; да – суффикс уважения, получаемый в индийской семье старшим братом от младших братьев и сестер.
[6]. В то время Кебалананда еще не присоединился к Ордену Свами и его звали Шастри Махасая. Однако, чтобы избежать путаницы с именами Лахири Махасая, Бхадури Махасая (глава 7) и учитель Махасая (глава 9), я упоминаю репетитора по санскриту под его более поздним монашеским именем – свами Кебалананда. Его биография недавно опубликована на бенгали. Он родился в Кхулне, штат Бенгалия, в 1863г. Кебалананда оставил тело в Бенаресе в возрасте шестидесяти восьми лет. Его имя в семье было Ашутош Чаттерджи.
Махасая – исполненный уважения религиозный титул, означающий «великий возвратитель». (Маха – великий, сая – обращенный внутрь, идущий к покою).
[7]. Поскольку истинная природа Бога – блаженство, поклоняющийся, приведенный в созвучие с Ним, испытывает исконную беспредельную радость.