Переулки Арбата

Церковь Бориса и Глеба стояла во владении под № 32, а на нечетной стороне улицы, неподалеку, под № 15 располагалась другая церковь - Ржевской Божьей Матери на Поварской. Ее выстроили впервые прихожане Поварской слободы. Я еще не упомянул, что в этом районе Москвы жили повара, хлебники, квасники и другие ремесленники, обслуживавшие потребности государева стола. В память о них сохранились названия трех поварских переулков - Столового, Скатертного, Хлебного. Между Хлебным переулком и Поварской находился маленький Чашников переулок, не сохранившийся, как и еще один здешний Ножовый переулок, который состоял всего из трех строений и тянулся между Столовым переулком и Большой Никитской улицей.

Упоминавшаяся впервые в документах в 1653 году церковь Ржевской Божьей Матери перестраивалась в XIX веке, у нее была большая трапезная, одноглавый храм и колокольня. Крушить ее начали перед войной, доломали после ее окончания. На ее месте выстроено большое здание для Верховного суда СССР, сейчас тут находится Верховный суд Российской Федерации.

И это еще не последняя церковь, уничтоженная на Поварской. В конце улицы в одной из стрелецких слобод выстроили храм Святой Софии, было это в первой половине XVII века. Позднее рядом с деревянным ее строением появился каменный храм Рождества Христова, позже обросший приделами Казанской Божьей Матери и Тихвинской Божьей Матери. На место, занимаемое храмом Рождества в Кудрине, положили глаз политкаторжане, чье общество, бывшее влиятельным в первые годы советской власти, вознамерилось построить клуб. Проект этого клуба поручили знаменитым архитекторам, братьям Весниным. Они исполнили заказ, и по их проекту соорудили здание с большим зрительным залом и другими клубными помещениями.

Но воспользоваться комфортом нового клуба политкаторжане не успели. Общество состояло из старых большевиков, а также недобитых во время гражданской войны революционеров других партий, при товарище Сталине ставших неугодными восторжествовавшей диктатуре. Несмотря на всем известные заслуги перед революцией, политкаторжане и бывшие "ссыльнопоселенцы" вынуждены были прикрыть свое общество, многие из них снова оказались в тюрьме, но уже не царской, а советской, многие были отправлены в лагеря, расстреляны.

В клубе открыли кинотеатр, а позднее в нем обосновался Театр киноактера.

Таким образом, подводя итог, можно констатировать, что на Поварской из четырех церквей сохранилась только одна, церковь Симеона Столпника, которая ныне воспринимается как строение на Новом Арбате.

Проходя у Никитских ворот, хорошо видно, что восстанавливается небольшая древняя церковь, последние годы стоявшая без снесенной главы и без колокольни. В ней предлагалось создать музей генералиссимуса Александра Суворова, поскольку, по преданию, полководец, большой любитель церковного пения, не раз пел на клиросе этой церкви. Дом его отца, генерала, находится рядом, на Большой Никитской, за оградой дома № 42, где обитает заморское посольство. Несколько лет тому назад ревнители старины не могли предложить нечто более радикальное, не могли предугадать, что настанет время, когда эту церковь начнут восстанавливать не под музей, а для исполнения той функции, ради которой она появилась в Москве по воле патриарха Филарета. Восемь лет он пробыл в польском плену, с великим почетом вернулся в столицу, где его сына Михаила избрали на царство. Сын и повелел в 1626 году у Никитских ворот воздвигнуть храм Феодора Студитского, как сказано в указе, "по обещанию отца нашего", то есть храм был обетный, в память о возвращении из плена, в благодарность Богу за счастливый исход, возвращение Смоленска. Поэтому главный престол церкви был во имя иконы Смоленской Божьей Матери. Церковь расписал известный мастер Назарий Истомин.

И вот на наших глазах второй раз поднимается над землей колокольня, вскоре откроется возрожденная церковь, а не музей.

Вернули верующим возвышающийся над площадью Никитских ворот храм Большое Вознесение, известный тем, что в его трапезной венчался Александр Пушкин. Лет десять тому назад в "Московской правде" я опубликовал статью "Гром под куполом", где рассказал, как под сводами этого замечательного здания гремят разряды высоковольтных пушек, и поставил вопрос о выдворении отсюда энергетической лаборатории. Для испытаний ей требовалось сооружение с высоким, как у храма, потолком. Казалось, что никакой силой электрификаторов - а именно их деяния (электрификация) вкупе с советской властью по известной ленинской формуле должны были в сумме своей дать нашей стране коммунизм, - не сдвинуть с насиженного места.

Однако лед тронулся. Помог этому не кто иной, как всем известный азербайджанский лидер Гейдар Алиев, о чем я хотел бы публично заявить. Как раз в то время, когда появилась моя статья, он работал в Москве, руководил как первый заместитель главы правительства культурой. Ему доложили о выступлении газеты, и он, обладая громадной тогда властью, будучи членом всесильного Политбюро ЦК КПСС, распорядился вывести лабораторию из храма. Что это было именно так, а не иначе, мне рассказывали сотрудники исполкома Моссовета, ведавшие "нежилыми помещениями", готовившие проект решения по этому вопросу. Так что никакой высокопоставленный митрополит здесь ни при чем, как мне приходилось читать, спасибо нужно сказать товарищу Алиеву.

И не концертный "Пушкинский зал" открылся под сводами Большого Вознесения. А храм. И Малое Вознесение на той же Большой Никитской открыло двери для молящихся. Этот маленький храм располагается напротив консерватории. И в нем не будет, как намечалось, выставки музыкальных инструментов. Будет звучать под его сводами другая музыка.

ДВА ТОПОЛЯ МАРИНЫ

В наши дни экскурсионные автобусы, путешествующие по маршруту жизни Марины Цветаевой, попадают в Борисоглебский переулок. Располагавшийся в нем особняк маститого писателя Алексея Писемского не устоял, к сожалению. Теперь на его месте дорожка и сквер перед выстроенным в глубине владения посольским зданием. Среди деревьев у торцевой стены дома № 9 растет пара вековых тополей, сгорбившихся от времени, резко выделяющихся своим величием от молодого окружения. Эту пару тополей описывала не раз Марина Цветаева:

"Два дерева хотят друг к другу.

Два дерева. Напротив дом мой.

Деревья старые. Дом старый..."

Поворачиваешься и видишь: напротив двух тополей сохранился на своем месте двухэтажный домик с истертым каменным крыльцом, где проживала до лета 1922 года автор этих и многих других прекрасных стихотворений, поэм, пьес, только в наши дни получивших широкое признание. Она любила сиживать на этом крылечке... .

В этом доме на втором этаже в квартире № 3 жила Марина Цветаева.

Цветаевский дом не числится памятником архитектуры, при последнем ремонте его скромный фасад вообще лишился архитектурных украшений. В справочнике "Вся Москва" за 1913 год он за № 6 значится как владение "Балашовой Глафиры Ал.", представляя из себя двухэтажное строение, каких много появилось в этом районе после пожара 1812 года. Не похож этот ныне коробчатый дом на особняк в Трехпрудном переулке. Расставаясь с ним, сестры пригласили профессионального фотографа, чтобы сохранить о нем не только память в сердце, но и документальные снимки интерьеров. Однако при всем своем внешнем несходстве трехпрудный и арбатский дома внутри напоминали друг друга. Марина Цветаева подбирала новую квартиру с оглядкой на старую, с примерно такой же планировкой комнат, внутренней лестницей, антресолями... И это сходство сразу же подметила посещавшая дом в Борисоглебском младшая сестра.

"Странное, как во сне, чувство, - пишет она в "Воспоминаниях", меньше и ниже, но это гостиная Трехпрудного: так же, как там, она проходная - дверь в кабинет и дверь в залу, направо, между двух (меньше) печей, гостиная мебель, ковер; налево два окна..."

К моменту своего появления на Арбате Марина Цветаева успела издать в Москве два поэтических сборника - "Вечерний альбом" и "Волшебный фонарь", а также книжку, составленную из этих сборников. За восемь лет жизни в Борисоглебском переулке голос Марины Цветаевой окреп и зазвучал в полную силу.