Страница 32 из 83
"Правая сторона улицы после сноса в 1960-х годах в связи с прокладкой Нового Арбата стоявших здесь старых строений начинается с бывших доходных домов № 8 (угловую его ротонду с аптекой снесли) и 10, малоинтересных в художественном отношении", - пишет ничтоже сумняшеся автор очерков об улицах центра "Москва в кольце Садовых" Юрий Федосюк. В очерке "Улица Воровского", а именно так до недавних пор называлась древняя Поварская, он вслед за процитированными выше строчками пишет:
"Малоэтажные особнячки № 12-16 снесли в 1950-х годах, открыв вид на построенное в те же годы в глубине участка белое школьное здание - это экспериментальная школа Академии педагогических наук СССР".
Как видно из приведенных мною цитат, у Никиты Сергеевича были в прошлом, есть и по сей день люди, оправдывающие его варварство. У дома с аптекой и театральным залом не было архитектурных достоинств, раз он "малоинтересен в художественном отношении", а снесенные "особнячки" открыли вид чуть ли не на некий шедевр.
На самом же деле снесенные здания представляли собой добротные, выразительные постройки, каждая из которых имела свое лицо. Эти здания были воротами улицы, ее опознавательными знаками. Сегодня Поварская в своем истоке представляет бесформенное, неорганизованное пространство. На месте особняков появилось типовое школьное строение, грубо вписанное в строй зданий старинной улицы, сломавшее ее прямую линию. В книге Федосюка приводится выписка из путеводителя 1831 года, где как раз отмечается прямизна этой московской улицы:
"Нет улицы, которая была бы так пряма и ровна, как она. На ней нет величественных зданий, но она очень красива". Эту красоту как раз и придавали ей малоэтажные особнячки. Два из них сломали в начале восьмидесятых годов в середине улицы, на ее углу с Большим Ржевским переулком, где сегодня виднеются глухие торцы зданий, перед которыми растет старый вяз, несколько деревьев, некогда росших во дворах сломанных зданий. Рядом с ними появилась детская площадка. История сноса этих двух домов мне хорошо известна, их не позволила сломать работавшая несколько лет так называемая "несносная" комиссия, созданная по воле МГК партии для решения вопроса о судьбе исторических зданий. Появилась эта комиссия после шумных протестов общественности, известных художников, в частности Ильи Глазунова, после представления самому Леониду Ильичу альбома фотографий уничтоженных зданий. Этот альбом мне показывали в комендатуре Кремля. Альбом сыграл свою важную роль. Он произвел впечатление на правителей. Ознакомившись с этим альбомом, Брежнев, Косыгин и другие вожди решили больше, как прежде, старую Москву не ломать. Действительно, в начале восьмидесятых годов необоснованный снос практически прекратился.
Я был в числе тех членов "несносной" комиссии, которые настаивали на том, чтобы здания на Поварской не ломали, хотя они были рядовыми строениями, к памятникам архитектуры не относились, но служили для них достойным окружением.
На месте этих зданий, на углу Поварской и Большого Ржевского, предлагалось выстроить жилое здание для турецкого посольства. По межправительственному соглашению Москва обязана была это сделать. Лучшего места для турок прежнее руководство архитектурным управлением найти не могло и настаивало на своем.
Дома снесли, до начала строительства устроили временный сквер, понравившийся жильцам соседних домов. Им не было дела до того, что обнажившиеся глухие стены уродуют улицу, что образовался провал между домами, никто из жителей не брал в расчет и такую категорию, как стоимость московской земли, особенно в ее центре, той земли, где сотни лет стояли здания.
Вокруг вяза и нескольких деревьев развернулся бой, в результате которого отцы города вынуждены были отступить перед шумной, хорошо организованной общественностью, поддержанной новоявленными депутатами, желавшими показать свою власть, свой демократизм:
"Живописный сквер между Большим Ржевским переулком и улицей Писемского - недавнего происхождения, - пишет в очерке "Улица Воровского" Юрий Федосюк. - Он образовался после сноса двух старых особняков. Здесь ныне господствует патриарх улицы - двухсотлетний вяз, взятый под охрану после того, как этот участок задумали застроить восьмиэтажным зданием. В 1987 году местная общественность дружными усилиями побудила Мосгорисполком отказаться от строительства, а древний вяз, ныне бережно огражденный цепями, объявить памятником природы. Новый сквер с вязом стал украшением района и памятником успешной борьбы москвичей за сохранение родного города".
На мой взгляд, этот сквер стал действительно памятником, но не таким, каким он представляется Юрию Федосюку. Это памятник торжествующего популизма, грубого вмешательства в вопросы градостроительства непрофессионалов, примером неправильного использования городской ценнейшей земли. Это памятник пресловутой "перестройки", когда сначала ломают, а потом начинают думать, что нужно делать. Точно такая же "успешная борьба москвичей" закончилась торможением, приостановлением на несколько лет строительства на Поклонной горе, "третьего транспортного кольца". Северной тепловой станции, а это торможение принесло Москве на сотни миллионов рублей убытков.
Конечно, я не призываю пилить вяз, пусть он распускается весной, пока еще жив. Но земля, где были здания, должна быть застроена, улица должна быть в этом месте восстановлена.
Оказавшись на Поварской, кажется, что она не познала в общем-то более значительных потерь, не считая тех нескольких строений, о которых выше шла речь. На ней нет пустырей, дома стоят, теснясь друг к другу. Но это только так кажется. Поварская не стала исключением из правила. И по ней прошли с катком разрушители, сокрушив несколько замечательных сооружений средневековой Москвы.
Когда Марина Цветаева поселилась в районе Поварской, в доме по Борисоглебскому переулку, то, сворачивая с улицы к себе домой, она крестилась, глядя на встававшую на ее пути старинную церковь Бориса и Глеба на Поварской улице. На улицу выходила колоннада портика в классическом стиле, над ней возвышался однокупольный храм, к которому примыкала колокольня с островерхим шпилем, увенчанная крестом. Когда-то в первой половине семнадцатого века она была деревянной, позднее в том же веке прихожане после очередного пожара на месте деревянной выстроили каменную церковь. Последний раз она переделывалась, укрупнялась в конце XVIII века, в год рождения Пушкина, 1799-м, началось возведение храма, который радовал сердце Марины Цветаевой. Он служил приходской церковью для жителей соседних домов, в том числе для статского советника Сергея Киселева, друга поэта. Вместе с ним Киселев наведывался часто на Пресню к сестрам Ушаковым, Елизавете и Екатерине. Два друга женились почти в одно и то же время, весной 1830 года. Киселев взял в жены Елизавету, венчался с ней в церкви Бориса и Глеба, а с его стороны поручителем выступал "10 класса Александр Сергеев Пушкин", женившийся месяц спустя. Жил Киселев в двухэтажном доме, сохранившемся до наших дней, под № 27, ныне восстанавливаемом. Сюда Пушкин наезжал часто и, как отмечается пушкинистами, первый раз в Москве читал публично поэму "Полтава"...
Сломали Бориса и Глеба на Поварской в 1936 году, спустя три года после решения Моссовета о закрытии храма. На его земле находится здание музыкального института имени Гнесиных, где располагалась также квартира основательницы этого, второго по значению после консерватории, центра музыкальной культуры в Москве Елены Гнесиной, начавшей вместе с сестрами дело в маленьком особнячке на Арбате. Она дожила до строительства нового концертного зала, пристроенного к институту, на его открытие ее привезли в коляске. Она же добилась, что рядом с институтом появилось высотное здание для ее любимого детища - музыкального училища. В нем этажей двенадцать, оно умело поставлено, вписалось в ансамбль улицы, ничего и никого не подавляет, лишний раз доказывая, что, когда за дело берутся умелые люди, оно только от этого выигрывает, высокая новостройка не причинила ущерба старинной улице и ее приземистым зданиям. Наконец, недавно восстановлен особняк, принадлежавший некогда Марине Александровне Шуваловой, стоявший рядом с церковью Бориса и Глеба. Этот особняк передан музыкальному Гнесинскому центру, в нем располагается еще один концертный зал. И я, рассказывая об утратах, не могу не упомянуть о таком событии последних лет, внушающем надежду на то, что больше никогда в Москве не будут уничтожать ее памятники.