Идеальное убийство

— И леди Балаклава страдала от него?

Доктор Томпсон искренне удивился.

— Нет! Конечно, нет. — Он помолчал и затем спросил: — Вы видели, как умерла леди Балаклава?

— Да, мы с Эмми были там, когда это случилось.

— И симптомы указывали на отравление, но яд не обнаружили?

— Совершенно верно.

— На какой яд было подозрение?

— Предположительно это был инсектицид, один флакон которого нашли в доме.

— Опишите мне, пожалуйста, симптомы. И как можно детальнее.

Воспоминания были неприятные, но Генри рассказал все — «как можно детальнее». Когда он закончил, наступило долгое молчание. Наконец, доктор Томпсон медленно произнес:

— Нет, боюсь, я не могу этого сделать.

— Что именно?

— Я хотел, услышав подробности, раскрыть тайну для вас — но это невозможно.

— Не совсем понял.

— Гм-м… Из того, что вы мне сказали, и, зная историю болезни леди Балаклавы, я бы предположил возникшую все-таки у нее аллергию на стрептомицин.

— Да, но стрептомицин тоже не обнаружили.

— О! Тут как раз ничего удивительного. Он исчезает очень быстро. Через двадцать четыре часа после инъекции вы не найдете и следа.

— Вскрытие было сделано через шесть часов.

— В таком случае, небольшое количество стрептомицина могло быть обнаружено в моче — если, конечно, его искали.

— Вы имеете в виду?..

— Ведь это никакой не яд, и у патологоанатома нет причины делать на него тест. Вы говорите, что перед смертью она съела только кусочек торта и выпила глоток шампанского?

— И еще понюхала розы, — напомнил Генри.

Томпсон это проигнорировал.

— А торт и шампанское исследовали?

— Конечно. Ничего не нашли.

— Судя по тому, как внезапно наступила смерть, можно утверждать, что леди Балаклаве был сделан укол. Вы искали в доме стрептомицин? Может, кто из прислуги делал себе инъекции?

— Там не было слуг — только Долли…

— Она до сих пор там живет?

— Да. Леди Балаклава завещала ей этот дом и еще кучу денег в придачу. Теперь Долли остается выжить.

— Выжить? — Томпсон удивленно поднял брови.

— По странному стечению обстоятельств, Долли тоже чуть не отравилась.

— Действительно, странно!

— Еще как. — Генри вздрогнул. — Я ничего не могу понять. Но, по крайней мере, вы меня успокоили.

— Успокоил?

— Да, — хмыкнул Генри. — Видите ли, я начал уже верить в то, что существует неизвестный яд, который не оставляет следов. — Он встал, попрощался с доктором, но тот задержал его еще на минуту.

— Подождите, инспектор. Я ведь рассказал вам о побочных эффектах, которые может вызывать стрептомицин у конкретного индивидуума. Но это не значит, что то же самое произойдет с другим. Не много вы найдете убийц, которые воспользуются таким методом.

— Пока меня интересует только один убийца, — ответил Генри.

17

— Мы едем в Швейцарию, — заявил Генри жене, когда они вернулись домой.

Тиббетам повезло. Курортный сезон еще не был в полном разгаре, и они легко заказали билеты на вечерний паром, отправляющийся из Дувра. Утром они уже мчались в симпатичном автобусе по прямой, как стрела, дороге среди ровных полей южной Франции.

Ехали целый день, оставляя Париж далеко на западе, и, когда упали сумерки, взору предстал величественный пейзаж. Прямо перед ними лежало прекрасное Женевское озеро, в ярких синих водах которого отражались огни Лозанны.

Тиббеты остановились в отеле, расположенном на берегу. Из окон открывался чудесный вид.

На следующий день они нанесли визит Дювалям. Примроуз очень удивилась, увидев их, однако пригласила пройти в квартиру и сразу спросила, как чувствует себя Долли.

— Лучше, — сказал Генри. — Врачи говорят, что она выживет. — Примроуз пожала плечами.

— Здоровая кобыла. Никогда ничем не болела.

— А разрешите поинтересоваться, мадам Дюваль, разве вы не знали, что у Долли — дерматит?

— Какой странный вопрос, мистер Тиббет! У Долли — дерматит?!

— Вы знали?

— Конечно, нет. — Ее губы сжались в тонкую суровую линию.

— Но вы знали, что ваша мать болела туберкулезом?

— Откуда вам известно?

— Сначала ответьте. Вы знали?

— Да. Эдуард мне сказал под большим секретом. Но она давно вылечилась!

Генри не стал спорить.

— Когда последний раз ваша мать приезжала сюда?

— Лет десять назад. Весьма печальное событие.

— Печальное? Почему?

— Она поругалась с Эдуардом, не помню, из-за чего. И даже упала в обморок.

Генри сразу заинтересовался.

— Упала в обморок?

— О, я думаю, что она притворилась. Просто, чтобы положить конец ссоре.

— А ваш муж? Что подумал он?

Примроуз коротко рассмеялась.

— Эдуард согласился со мной, что это — типичные женские штучки. Он и меня в этом частенько обвиняет.

— Очень любопытно, мадам Дюваль. Вы не могли бы вспомнить, что ели в тот день?

— Вы с ума сошли! Вспомнить, что мы ели десять лет назад! Но знаете, зато я помню, что мы тогда пили.

— В самом деле?

— Да. С выпивки все и началось. Мы предпочитаем вино, конечно, а маме всегда нравился джин. Эдуард его терпеть не может и не держит дома. От вина мама отказалась, и тогда Эдуард предложил ей стакан сока. — Она посмотрела на Генри, явно встревоженная. — Почему вы меня спрашиваете?

— Я бы хотел также задать несколько вопросов вашему мужу.

— Но его нет дома!

— А когда он придет?

— Вы не поняли. Его нет в Швейцарии.

— Очевидно, конференция… — начала Эмми.

— Нет-нет. Он — в Париже, в институте иммунологии. Пытается найти деньги на свои проекты.

Генри улыбнулся.

— Жаль. Теперь вы и сами можете его спонсировать.

— Никогда, — жестко произнесла Примроуз. — Я никогда не дам ему денег. — И на секунду закрыла глаза, будто от боли. — А теперь извините меня, но я попросила бы вас уйти. У меня скоро встреча с моим адвокатом.

— Понимаю. У вас, наверное, много хлопот с завещанием.

— О, да! Что ж, прощайте. Надеюсь, вам понравилось в Лозанне.

Рядом с домом была почта. Генри позвонил оттуда, найдя в телефонной книге имя доктора Дюваля. Ответил приятный женский голос.

— Мне нужен доктор Дюваль.

— Одну минуту. — И потом: — Извините, месье, но доктор — в отпуске… Нет, я не знаю, когда доктор Дюваль вернется… он, кажется, отдыхает в Испании. Если вы оставите свое имя, месье…

Генри повесил трубку.

Кондитерская Боне отличалась особым шиком. Здесь, в элегантно обставленных уютных залах, встречались дамочки, чтобы выпить кофе, посплетничать и насладиться изумительными пирожными. Генри и Эмми сели за столик, который только что освободили две дамы в собольих накидках и с крошечным пуделем в ошейнике, сверкающем бриллиантами.

Тиббеты уселись на расшитые золотом стулья и попросили пожилую официантку принести им по чашечке кофе.

— Так где же теперь доктор Дюваль? — спросила Эмми, повернувшись к мужу.

— Может, в Париже, — ответил Генри. — А что ты думаешь по этому поводу?

— Я сначала не поняла Примроуз. Она будто испугалась…

— Испугалась?

Эмми покачала головой.

— Нет, не испугалась. Может, разозлилась. Но не из-за нас. А когда она заговорила о своем муже, я вдруг поняла.

— Что ты поняла?

— Он ее бросил.

— Что?!

— Ты разве не догадался?

— Нет! Ничего такого ужасного мне и в голову не пришло.

— Думаешь, она знает, где он?

— Именно так я и думал. Но ты открыла мне глаза, поскольку я верю в женскую интуицию. — Генри улыбнулся. — Особенно, если речь идет о женских делах. Значит, ты считаешь, что Эдуард дал деру от своей жены?

— Зачем ей понадобился адвокат?

— Имеешь в виду развод?

— Не представляю, чтобы Примроуз решилась на такой шаг. Более вероятно, что она желает еще надежней защитить свои денежки от мужа. Бедный Эдуард…

— Это в каком смысле — «бедный Эдуард»?

— Хм-м… Ну, если он убил Кристал, то получается, что зря.