Забытый - Москва

Юли тоже легко (и с удовольствием) вписалась в новую жизнь. Поскольку она всегда была рядом с княгиней, на виду, то сразу заметилась всеми самыми именитыми московскими сановниками. Даже митрополит, увидевший ее однажды вне церкви (в церкви он не мог отвлекаться на лица), посмотрел внимательней и дольше обычного, а опомнившись, потянулся перекреститься: "Не божеская это красота. Дьявольская какая-то. Но какова!"

Бояре очень интересовались ее происхождением н настоящим положением. Спрашивали Любу. Та отвечала, с трудом скрывая улыбку, что это княжна, освобожденная из плена и не пожелавшая возвратиться домой. Кориатов визит и сам-то по себе мало уж кому помнился, а она ведь с ним тогда по гостям не ходила. Мог ее вспомнить и узнать разве что Федор Глебович, но он сидел в Муроме, другие участники того знаменитого посольства тоже были далеко от Москвы, а иные уже и от этой жизни. Вспомнить было некому, и Любе охотно верили. Так что репутация Юли выходила безупречной, и она уверенно выдвигалась в ряд первых московских красавиц.

Что же касатся самого Бобра, то он вообще исчез из Москвы.

* * *

Заметилось это событие (а, собственно, как его и событием-то назвать? Ну приехал человек, никому неизвестный, никому не нужный, и сразу уехал. Ну и что?) вовсе не в Москве, где довольно потер руки тысяцкий Вельяминов, да вздохнули: митрополит облегченно, а князь озабоченно. Заметилось оно, и очень, в Нижнем Новгороде, куда князь Дмитрий Константиныч привез не просто нового боярина, а первого воеводу.

Можно представить, как распинался перед сватом Василий Василич, но Константиныч неглупый и неслабый был человек (сама уступка ему ярлыка на Нижний Новгород старшим братом Андреем о многом говорит), чтобы только на чужое мнение полагаться. Да еще в таком деле!

Наверняка хорошо, дотошно разузнал он о делах и достоинствах рекомендованного, а брал его к себе с надеждой, созвучной думам своего молодого зятя: оберечься хоть как-то от бесчисленных наскоков татар. Хотя бы от мелких для начала.

Новый воевода начал со смотра княжеской дружины. Князь Дмитрий вывел на поляну за посадом 300 всадников. Сам он, не зная, что будет смотреть и спрашивать немногословный гость, заметно волновался. Бобер видел это и старался выглядеть посолидней - впервые выступал он в роли инспектора, которого боятся и перед которым заискивают.

"Ну чего ты потеешь, дрожишь? Ты же князь, не мне чета князь! Дмитрию уже и смешно становилось, - Ну не съем же я тебя, даже если дружина ни к черту. А вот устроен так человек. Чтобы показаться получше, похвалили чтоб... Хых!"

Бобер хмурился, чтобы не засмеяться, делал важное лицо, вовсю старался соответствовать моменту и, кажется, вконец смутил князя и запугал воевод.

Медленно объехали строй, осматривая коней, снаряжение. Дмитрий удовлетворенно отметил, что кони ухожены, сбруя не только красива, но и очень хорошо подогнана, и доспех у всадников добрый: не помят, не побит, вычищен, подогнан, а у многих совсем новенький. Но он ничего не сказал, подозвал сотников:

- Когда в последний раз ходили в конную атаку, господа сотники?

Те замешкались, вспоминая. Выходило что-то слишком давно. Князя бросило в пот.

- Я хочу посмотреть, как вы это делаете. Как держите интервал, скорость, как воины слышат и исполняют команды. Давайте-ка вот отсюда и в тот конец поля. Будем считать, что враг идет оттуда, из леса рысью. Понимаете? Петр Василич, - Бобер повернулся к командиру дружины, стоявшему справа от него, - сейчас разворачиваешь строй фронтом влево, идешь рысью, поднимаешь скорость, чтобы у опушки перейти в галоп, для удара.

- А дальше? В лес влететь?

- Зачем? У леса осадишь. Заодно посмотрим, как останавливаются, по сотням разбираются. Вперед!

Петр кивнул сотникам, тронул коня. Они отъехали стайкой, горячо и торопливо переругиваясь. Князь страдал, он знал, что сейчас получится.

- Поедем следом, князь, поглядим... - Дмитрий старался на него не смотреть.

Петр скомандовал атаку. Всадники тронулись. Самые лихие пришпорили строй мгновенно развалился. Сразу рванули в галоп, команд, конечно, никто не слушал. Да их и не было. Доскакав до опушки, начали осаживать. Добрая треть влетела в лес. Сотники истошно орали, собирая своих, но собираться стали, лишь когда повыбирались из кустов и увидали кто где.

Бобер снова позвал воевод, те подъехали с побитым видом.

- Петр Василич, они у тебя что в лес-то, по нужде? Или вчера только на коня сели?

- Вчера, не вчера, а не садились давно, мать ихнюю... - пробурчал багровый от стыда Петр.

- Ладно. Господа сотники, вы своих людей знаете, позовите каждого, на ваш взгляд, самого слабого из своей сотни для мечного боя.

Через несколько минут подъехали пятеро молодцов довольно ладного вида.

- А ну, ребята, покажите, как вы на мечах бьетесь, - Бобер прищурился оценивающе, что-то там про себя прикинул, - ты с ним, ты с ним, а ты попозже со мной.

Молодцы слетели с седел, выхватили мечи и стали лихо налетать друг на друга. Рубились жестко, профессионально, потеха получалась нешуточная. И главное: клинок у каждого ходил как у Гаврюхи.

"Так и знал! Разве это худшие? Врут, конечно, стыдятся, повыпендриваться хотят. Вот, мол, мы какие. Татар бы вам, дуракам, постыдиться..."

- Хорошо, хватит, - Бобер соскочил с седла, - вы свободны, давай теперь мы с тобой поиграем.

Дружинники останавливаются, опускают оружие, переводят дух, но уходить не торопятся. Им жутко интересно, как обойдется их Иван с новым воеводой. Он лучший мечник в дружине, и надо же, чтоб воевода именно на него как нарочно нарвался - то ли его бес попутал, то ли Бог наказал...

Бобер потянул меч из ножен:

- Петр Василич, одолжи-ка щит.

Дружинник особенно не робел, но первым ударить не помышлял, ждал. Бобер неожиданно, без замаха ширнул меч ему в пах. Тот успел: щит вниз отбой! и мгновенно мечом сверху - рраз!

"Ни х.. себе! - Бобру тоже пришлось воспользоваться щитом, чего он очень не любил. - Слабенький! Дождешься от вас, дураков..."

Помахав пару минут и не удержавшись, чтобы не щегольнуть мастерством (заставив дружинника дважды провалиться, он щелкнул его плашмя совершенно одинаково по правому и левому уху), вызвав восхищенный вздох сотников, Дмитрий поднял щит над головой: хватит!

Ему было все ясно. Противник смотрел оскорбленно, явно жалея, что бой прерван. Был он быстр, ловок, искусен, а попался лишь на секретные уловки.

- Ну что ж, - Бобер оглянулся на сотников холодно, те спрятали глаза, - если это худшие, то с лучшими мне, видно, и тягаться не стоит побьют.

Он не стал добивать их сразу:

- Петр Василич, давай так договоримся: если через две недели кто из дружины подерется со мной как этот, самый неумелый... Как тебя зовут?

- Иваном.

- Вот кто Ивана побьет, того ставлю сотником, вместо его теперешнего. И можно на татар...

Иван засиял как свежий блин, а Бобер бросил дружинникам:

- По местам отправляйтесь.

Те захлопнули рты, вскочили на коней, понесли по сотням весть о новом ужасном воеводе, который "под землей видит, а на мечах как бес - самому Ивану по ушам настучал!"

Бобер проводил бойцов взглядом и вновь жестко повернулся к сотникам:

- Господа командиры! Если вы местом своим дорожите, не смейте мне больше врать. А делайте то, что вам приказывают! Как я узнаю истинную силу дружины при таком вашем отношении?! Я вам не девка красная, которой понравиться хочется. Мне с вами, а вам со мной воевать вместе, головы под татарские сабли подставлять!

Понурые плечи, опущенные головы, взгляды искоса друг на друга тишина. Сам князь Дмитрий только что не корчился, потный и красный.

- Ладно. Как владеете копьем, сейчас пытать не буду - бесполезно. Думаю - не хуже (короткая, но ощутимая пауза), чем мечом. Займитесь теми делами, которые сегодня проверяли. Не медля. И основательно. А с тобой, Петр Василич, давай отдельно поговорим, - и оглянулся на князя, - у меня все, Дмитрий Константиныч.