Страница 30 из 41
– Сказать по правде, я мечтаю о том, чтобы начать о чем-нибудь мечтать, – тихо сказала Таня, неохотно отрываясь от иллюминатора.
– Все-таки я на вашем месте, дорогая Татьяна Ивановна, мечтал бы о любви, – стоял на своем Башкирцев.
Кто знает, в какую степь завели бы Таню и Башкирцева такие разговоры, если бы в этот момент из кабины не вылетел Нарзоев. Длиннорукий, жилистый, бледный, он повис в дверном проеме и, ни на кого не глядя, взволнованно крикнул:
– Товарищи, наш сигнал приняли! Пельта нас услышала двое суток назад! Эскадренный тральщик «Запал» уже вышел из Х-матрицы и движется к нам! Собираем вещи!
Сборы оказались недолгими. Коллекцию упаковали за каких-то полчаса.
А с личными вещами дело обстояло еще проще – ни у кого, кроме Нарзоева (который даже на Вешней предпочитал держать свои чемоданы на «Счастливом»), их почти не было.
Между тем в багажном отделении Таня обнаружила... планшет Шульги. Каким-то образом Эль-Сид все же ухитрился возвратить его на «Счастливый» и остаться при этом никем не замеченным!
Определившись с движимым имуществом, Таня, Никита, Башкирцев и Штейнгольц вновь расселись по своим креслам. Никита предложил распить три баночки «Жигулевского», отложенные как раз для такого случая еще в первый день, и тем самым отметить возобновление связи с мыслящим человечеством.
Экипаж принял идею Штейнгольца с энтузиазмом. Сознательность проявил только Нарзоев.
– Мне стыковку соображать надо, а не синячить, – буркнул он и исчез в кабине.
Но стоило Тане сделать три глотка, как она почувствовала: салон планетолета стал приплясывать, а глаза заволокло желтоватым туманом! Да-да, разнесчастные сто пятьдесят граммов слабого светленького пива ввели Таню в состояние невероятного, чудовищного алкогольного опьянения! Пожалуй, так сильно она не пьянела с тех пор, как однажды в обществе Воздвиженского посетила дегустацию массандровских вин. Тогда они с Мирославом, обнявшись, форсировали переулки противолодочным зигзагом и наверняка попали бы в вытрезвитель, когда б не ливень, распугавший городовых.
«Это все невесомость. Проклятая невесомость», – прошептала перепуганная Таня.
Она бросила на товарищей затравленный взгляд. Но те казались веселыми, возбужденными и почти трезвыми. Башкирцев энергично летал по салону, прижимая к груди банку с пивом, и громко вещал. Никита и Штейнгольц парили под потолком и спорили на общественно-политические темы. Всю Никитину депрессию будто корова языком слизнула!
Одна лишь Таня не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Ее подташнивало. Кружилась голова. Она пустила пивную баночку в свободное плавание и в изнеможении закрыла глаза...
– Девушка, я кому сказал: очнитесь! – произнес строгий мужской голос. Незнакомый голос. – Я приказываю очнуться!
Таня нехотя подчинилась. В основном из любопытства – хотелось знать, кто именно ей приказывает. И с какой стати?
Она лежала на койке. Лампы под потолком изливали каскады света.
На тело давила невыносимая тяжесть. Страшная тяжесть...
Где же невесомость?
Совсем рядом – бритый наголо человек в халате с эмблемой военного врача. Кустистые брови, крупный, кривой нос боксера-любителя. На лице – прозрачная маска бактериальной защиты.
«Интересно, кто это? И что он делает на „Счастливом“? Как они выключили невесомость?»
В руках врач держал прибор ургентной диагностики, похожий на телесного цвета банан. Фрукт смотрел на Таню недобрым зеленым глазом и утробно урчал. Выдвижной щуп на его конце источал резкий запах нашатыря.
– Лейтенант медслужбы Бескаравайный, – представился врач.
– Умгу, – сказала Таня вместо «здравствуйте».
– Как самочувствие?
– Н-нормально.
– Прошу извинить меня за грубость. Мне нужно было вернуть вас в сознание.
– Ничего...
– И, кстати, имейте в виду: пиво после месяца невесомости – не лучший вариант. Выпей вы водки, могли бы даже умереть...
– Я уже поняла...
Лейтенант Бескаравайный сделал знак своему помощнику в голубом комбинезоне. Помощник, стоя вполоборота к койке, на которой лежала Таня, возился с аппаратом интенсивной терапии, имевшим вид серебристой тумбы с хромированным хоботом. Хобот аппарата свисал едва ли не до земли.
И только тут Таню осенило: раз невесомости больше нет, значит...
– Сейчас я дам вам наркоз и мы начнем вводить растворы и лекарства, – сообщил лейтенант Бескаравайный.
– Лекарства? Я что – болею?
– Существует опасность, что вы являетесь носителем субвируса неспецифического гепатита F. Этот субвирус мы обнаружили на борту корабля чоругов, с которым был состыкован ваш планетолет.
– И что?
– Он смертельно опасен. Если вы действительно инфицированы и субвирус активизируется в вашей печени, мы ничего не сможем гарантировать...
«Этого только не хватало! И нужно же было мне пить это шоколадное молоко?!» – с тоской подумала Таня.
– Но вы не волнуйтесь, девушка. Для женщин вероятность летального исхода сравнительно невелика. Скорее всего пролежите в карантине месяц – и выйдете здоровой...
– В карантине? Месяц? – с мукой в голосе повторила Таня. В ее глазах светился неподдельный ужас. – Но я уже не могу видеть космос за окном! Лучше умереть, честное слово! Тогда уж отвезите меня назад, на «Счастливый», и бросьте там!
– Никакого космоса «за окном» вы больше не увидите. Это я вам обещаю. Через четыре часа мы будем на месте.
– Значит, мы все-таки летим на Землю?
– Нет. К сожалению, не на Землю. – нахмурился Бескаравайный. – Наш тральщик следует на Восемьсот Первый парсек.
– Какой парсек?! Впрочем, какая разница... Так, значит, карантин я буду проходить на этом... парсеке? – Таня попробовала привстать. Это движение далось ей с огромным трудом – казалось, одна только голова стала весить вдруг килограммов пятьдесят. Таня в отчаянии рухнула на подушку.
– Вы не волнуйтесь. Волноваться вам вредно. В нашем госпитале есть хорошие специалисты. Они поставят вас на ноги и даже научат ходить – имеются методики. Скажу вам как человеку науки: чтобы распределиться в госпитали Города Полковников, нужен диплом с отличием. Так что лечить вас будут лучшие доктора России