Страница 17 из 20
Он отставляет стул н, облегченно вздохнув, с удобством устраивается в самом большом кресле. Уайлдер и Уэнклин тоже садятся. Тенч пододвигает к председателю стул с прямой спинкой и пристраивается на краешке с блокнотом и
вечным пером в руке.
Энид (шепчет). Можно тебя на минутку, Тэд? Мне нужно поговорить с тобой.
Они выходят в столовую.
Уэнклин. В самом деле, председатель, не стоит убаюкивать себя иллюзиями, будто наше положение устойчиво. Если мы не покончим с забастовкой до общего собрания, то акционеры зададут нам жару.
Скэнтлбери (встрепенувшись). Простите, что вы сказали?
Уэнклин. Зададут жару, говорю. На этот счет можно не сомневаться.
Энтони. Пусть попытаются!
Уайлдер. Нас попросту скинут.
Уэнклин (Энтони). Я готов принять мученический венец во имя принципов, в которые я верю. Но идти на костер за чужие убеждения не согласен.
Скэнтлбери. Весьма разумно, председатель, заметьте!
Энтони. Мы должны быть твердыми. Это наш долг перед другими предпринимателями.
Уэнклин. Но есть же предел.
Энтони. Поначалу вы были настроены очень воинственно.
Скэнтлбери (у него лопается терпение, он чуть не стонет). Мы же думали, что рабочие сдадутся, а они не сдаются.
Энтони. Они сдадутся.
Уайлдер (поднимается и меряет шагами комнату). Кто-то хочет взять рабочих на измор, а я должен жертвовать своей деловой репутацией. (Чуть не плача.) Не могу, понимаете, не могу. Какими глазами мы будем глядеть на акционеров, когда такое творится?
Скэнтлбери. Слушайте, слушайте!
Уайлдер (горячась). Неужели вы думаете, что я выйду и скажу акционерам: из-за меня вы потеряли 50 тысяч фунтов и потеряете еще столько же лишь потому, что я не желаю поступиться своей гордостью? (Посмотрев на Энтони.) Это же противоестественно. Я не хочу идти против вас, сэр...
Уэнклин (убедительным тоном). В самом деле, председатель, мы же не вольны в своих поступках. Мы только часть машины, и наша первейшая обязанность перед Компанией - добиваться возможно большей, без риска, прибыли. Вы упрекнете меня в беспринципности, но я напомню, что мы доверенные лица, ответственные за капитал Компании. Здравый смысл подсказывает, что если забастовка будет продолжаться, то нам не возместить убытки. Лучше согласиться на прибавку заработной платы. Да что там говорить, председатель, мы попросту обязаны прекратить забастовку на наиболее выгодных для нас условиях.
Энтони. Ни за что!
Смятенное молчание.
Уайлдер. Это тупик. (В отчаянии уронил руки.) Так я никогда не попаду в Испанию.
Уэнклин (сохраняя ироническую нотку в голосе). Вы слышите, председатель, о страшных последствиях вашей победы?
Уайлдер (взрыв искреннего чувства). Моя жена очень серьезно больна!
Скэнтлбери. В самом деле?
Уайлдер. Если я не увезу ее от этого холода, кто будет отвечать за последствия?
Из столовой выходит озабоченный Эдгар.
Эдгар (отцу). Вы слышите, сэр? Миссис Робертc умерла!
Все уставились на него, словно не сразу поняли всю значительность известия.
Энид заходила к ней днем. В доме не было ни угля, ни еды, ничего. Довольно!
Все молчат, прячут глаза, только Энтони тяжелым взглядом смотрит на сына.
Скэнтлбери. Вы хотите сказать, что мы могли помочь бедной женщине?
Уайлдер (в растерянности). Она была очень больна. Никто не посмеет сказать, что мы виноваты. Я, во всяком случае, не виноват.
Эдгар (с жаром). Нет, именно мы виноваты.
Энтони. На войне - как на войне.
Эдгар. С женщинами не воюют.
Уэнклин. Обычно так и случается, что больше всех страдают женщины.
Эдгар. Если так, тогда мы тем более виноваты.
Энтони. Такие дела не для дилетантов.
Эдгар. Можете называть меня как вам угодно, сэр, но это отвратительно. Мы не имеем права идти на такие крайности.
Уайлдер. Не нравится мне это, очень не нравится. Теперь этот радикальный листок раздует целое дело, как пить дать раздует. Все повернет по-своему. Состряпают историю о бедной несчастной женщине, умершей от истощения. Нет, я умываю руки.
Эдгар. Не удастся, никому из нас не удастся.
Скэнтлбери (стучит кулаком по ручке кресла). Я протестую!
Эдгар. Можете протестовать, мистер Скэнтлбери. Но факты есть факты.
Энтони. Довольно об этом.
Эдгар (сердито поворачивается к председателю). Нет, сэр, позвольте мне сказать. Глупо делать вид, будто мы не знаем, как тяжело рабочим. А если мужчинам тяжело, то женщинам вдвойне тяжелее - это же очевидно! А уж о детях и говорить не приходится. Нет, это просто чудовищно.
Скэнтлбери поднимается с кресла.
Я не хочу сказать, что мы намеренно это сделали, по жестокости. Ничего подобного! Но закрывать глаза на факты - преступление. Это наши рабочие, от этого никуда не денешься. Я даже не столько о рабочих забочусь. Но обрекать женщин на голод я не могу. Я скорее выйду из состава правления.
Все, кроме Энтони, повскакали с мест. Энтони крепко ухватился за
подлокотники кресла и не сводит глаз с сына.
Скэнтлбери. Мне решительно не нравятся ваши речи, молодой человек.
Уэнклин. Ну, это вы уж чересчур,
Уайлдер. Куда хватили!
Эдгар (теряя самообладание). Бесполезно закрывать глаза на случившееся. Вы, может быть, не боитесь принять смерть на душу, а я не желаю.
Скэнтлбери. Спокойнее, спокойнее, молодой человек!
Уайлдер. Ну нет, я лично ни за что не намерен отвечать!
Эдгар. Нас пятеро членов правления. Если четверо были против, почему же мы не попытались предотвратить несчастье? И вы знаете, почему. Мы надеялись взять рабочих измором. А добились только того, что от голода умерла женщина!
Скэнтлбери (кричит чуть ли не истерически). Я протестую, решительно протестую! Я не какой-нибудь зверь. Мы гуманные люди!
Эдгар (презрительно). Гуманные, гуманные... Значит, мы не отдавали себе отчета в последствиях.
Уайлдер. Глупости. Не знаю, как вы, а я отдаю себе отчет в своих поступках.
Эдгар. Значит, не всегда!
Уайлдер. Но я все предвидел.
Эдгар. Почему же вы молчали?
Уайлдер. А что бы изменилось?
Выразительно смотрит на Энтони.
Эдгар. Если бы вы, я и каждый из нас, кто утверждает, что отдавал себе отчет в последствиях...