Страница 45 из 49
Поскольку я большой философ,то жизнь открыла мне сама,что глупость - самый лучший способупотребления ума.С утра неуютно живется сове,прохожие злят и проезжие,а затхлость такая в ее голове,что мысли ужасно несвежие.С утра суется в мысли дребеденьо жизни, озаренной невезением,с утра мы друг на друга - я и день -взираем со взаимным омерзением.Несчастным не был я нисколько,легко сказать могу теперь уж я,что если я страдал, то толькоот оптимизма и безденежья.На убогом и ветхом диванчикея валяюсь, бездумен и тих,в голове у меня одуванчики,но эпоха не дует на них.Я часто спорю, ярый нрави вздорность не тая,и часто в споре я не прав,а чаще - прав не я.Поскольку я жил не эпическии брюки недаром носил,всегда не хватало хроническимне времени, денег и сил.Поскольку я себя естественновезде веду, то я в наградуи получаю соответственнопо носу, черепу и заду.Свои серебряные латыношу я только оттого,что лень поставить мне заплатына дыры платья моего.Чтобы вынести личность мою,нужно больше, чем просто терпение,ибо я даже в хоре поюисключительно личное пение.Врут обо мне в порыве злобы,что все со смехом гнусно хаю,а я, бля, трагик чистой пробы,я плачу, бля, и воздыхаю.Не в том беда, что одинок,а в ощущеньях убедительных,что одинок ты - как челнокмежду фрегатов победительных.Настолько не знает пределалюбовь наша к нам дорогим,что в зеркале вялое теломы видим литым и тугим.Живя не грустя и не ноя,и радость и горечь ценя,порой наступал на гавно я,но чаще - оно на меня.Застолья благочинны и богатыв домах, где мы чужие, но желанны,мужчины безупречны и рогаты,а женщины рогаты и жеманны.Напрасно я нырнул под одеяло,где выключил и зрение и слух,во сне меня камнями побивалатолпа из целомудренных старух.Порой издашь дурацкий зык,когда устал или задерган,и вырвать хочется язык,но жаль непарный этот орган.У многих авторов с тех пор,как возраст им понурил нос,при сочинительстве - запор,а с мемуарами - понос.Верчусь я не ради забавы,я теплю тупое стремлениес сияющей лысины славыпостричь волоски на кормление.Незря мы, друг о славе грезили,нам не простят в родном краю,что влили мы в поток поэзиисвою упругую струю.Когда насильно свой прибортерзает творческая личность,то струны с некоторых порутрачивают эластичность.Я боюсь в человеках напевности,под которую ищут взаимности,обнажая свои задушевностии укромности личной интимности.Когда с тобой беседует дурак,то кажется, что день уже потух,и свистнул на горе вареный рак,и в жопу клюнул жареный петух.Он не таит ни от когосвоей открытости излишек,но в откровенности егоесть легкий запах от подмышек.Не лез я с моськами в разбор,молчал в ответ на выпад резкий,чем сухо клал на них прибор,не столь увесистый, как веский.На вид неловкий и унылый,по жизни юрок ты, как мышь;тебя послал я в жопу, милый, -ты не оттуда ли звонишь?Такой терзал беднягу страхзабытым быть молвой и сплетней,что на любых похоронахон был покойника заметней.Хвалишься ты зря, что оставалсячестным, неподкупным и в опале;многие, кто впрямь не продавался -это те, кого не покупали.Покуда крепок мой табаки выпивка крепка,мне то смешон мой бедный враг,то жалко дурака.Нет беды, что юные проделкивыглядят нахально или вздорно;радуюсь, когда барашек мелкийпортит воздух шумно и задорно.Да, друзья-художники, вы правы,что несправедлив жестокий срок,ибо на лучах посмертной славыхочется при жизни спечь пирог.