Страница 34 из 49
С увлечением жизни моей детективя читаю, почти до конца проглотив;тут сюжет уникального кроя:сам читатель – убийца героя.Друзья уже уходят в мир иной,сполна отгостевав на свете этом;во мне они и мёртвые со мной,и пользуюсь я часто их советом.Два пути у души, как известно:яма в ад или в рай воспарение,ибо есть только два этих места,а чистилище – наше старение.Ушёл кураж, сорвался голос,иссяк фантазии родник,и словно вялый гладиолус,тюльпан души моей поник.Не придумаешь даже нарочносны и мысли души обветшалой;от бессилия старость порочнамного более юности шалой.Усталость сердца и ума –покой души под Божьим взглядом;к уставшим истина самаприходит и садится рядом.Отныне пью лишь молоко.Прости, Господь, за опоздание,но только старости легкодаётся самообуздание.Томлением о скудости финансовне мучаюсь я, голову клоня;ещё в моей судьбе немало шансов;но все до одного против меня.Кипя, спеша и споря,состарились друзья,и пьём теперь мы с горя,что пить уже нельзя.Я знаю эту пьесу наизусть,вся музыка до ноты мне известна:печаль, опустошённость, боль и грустьиграют нечто мерзкое совместно.Болтая и трепясь, мы не фальшивы,мы просто оскудению перечим;чем более мы лысы и плешивы,тем более кудрявы наши речи.Подруг моих поблекшие чертыбестактным не задену я вниманием,я только на увядшие цветысмотрю теперь с печальным пониманием.То ли поумнел седой еврей:мира не исправишь всё равно,то ли стал от возраста добрей,то ли жалко гнева на гавно.Уже не люблю я витать в облаках,усевшись на тихой скамье,нужнее мне ножка цыплёнка в руках,чем сон о копчёной свинье.Тихо выдохлась пылкость источникавожделений, восторгов и грёз,восклицательный знак позвоночникаизогнулся в унылый вопрос.Весь день суетой загубя,плетусь я к усталому ужину,и вечером в куче себяуже не ищу я жемчужину.Сейчас, когда смотрю уже с горы,мне кажется подъём намного краше:опасности азарт и риск игрырасцвечивали смыслом жизни наши.Читал, как будто шёл пешкоми в горле ком набух;уже душа моя с брюшком,уже с одышкой дух.Стареть совсем не больно и не сложно,не мучат и не гнут меня года,и только примириться невозможно,что прежним я не буду никогда.Какая-то нечестная играиграется закатом и восходом:в пространство между завтра и вчерабесследно утекают год за годом.Нет сил и мыслей, лень и вялость,а мир темнее и тесней,и старит нас не столько старость,как наши страхи перед ней.Знаю старцев, на жизненном склонекоротающих тихие днив том невидимом облаке вони,что когда-то издали они.Кто уходит, роль не доиграв,словно из лампады вылив масло,знает лучше всех, насколько прав,ибо Божья искра в нём погасла.Былое сплыло в бесконечность,а всё, что завтра – тёмный лес;лишь день сегодняшний и вечностьмой возбуждают интерес.Шепнуло мне прелестное создание,что я ещё и строен и удал,но с нею на любовное свиданиена ровно четверть века опоздал.Ушедшего былого тяжкий следявляется впоследствии некстати,за лёгкость и беспечность юных летмы платим с переплатой на закате.Другим теперь со сцены соловьипоют в их артистической красе,а я лишь выступления своихожу теперь смотреть, и то не все.То плоть загуляла,а духу не весело,то дух воспаряет,а плоть позабыта,и нету гармонии,нет равновесия –то чешутся крылья,то ноют копыта.Уже мы стали старыми людьми,но столь же суетливо беспокойны,вступая с непокорными детьмив заведомо проигранные войны.Течёт сквозь нас река времён,кипя вокруг, как суп;был молод я и неумён,теперь я стар и глуп.