Страница 44 из 71
Это событие надо было отметить. Принесли столы, поставили их напротив костра и наставили бутылок со шнапсом, пивом и вином. День клонился к ночи и высоко пламя костра казалось отражается в вечернем небе, тогда как на горизонт закатывалось великолепным заревом солнце.
По условному знаку хлопнули пробки и фантастический праздник начале. Первый тост был за фюрера... Экскаваторщики вернулись к своим машинам. Когда эсэсовцы с шумом поднимали бокалы, машины пришли в движение: стальные стрелы резким движением пошли вверх, изображая ответное нацистское приветствие. То был сигнал. Мужчины десять раз вскидывали руку и каждый раз звучало «Зиг хайль!» Ожившие машины отзывались на приветствие людей-машин и воздух дрожал от здравиц фюреру. Празднование длилось до тех пор, пока костер не потух После тостов начались песни, зазвучали дико-страшные песнопения, полные ненависти, мерзкие песни в честь вечной Германии".
Историческая наука лишь слегка отретушировала эти рассказы Гросмана и Стейнера. Гросман-де допустил маленькую ошибочку, назвав 3 миллиона убитых; в действительности их было 750 000-900000 (ну пусть 800 000). Другой оплошностью были фразы о камерах, в которых работал пар или из которых откачивали воздух, тогда как истребление производилось исключительно с помощью газа.
Сколько же газовых камер имелось во втором по величине лагере уничтожения?
Согласно нюрнбергскому документу Р8-3311 ни одной. В нем упоминаются только паровые камеры. 13 – по Стейнеру. 10 – по Гёссу Одна, если верить фильму «Шоа» Клода Ланцмана. Парикмахер из Треблинки Абрам Бомба в разговоре с режиссером упоминает только одну газовую камеру. К этому разговору мы еще вернемся.
Как и в случае с Бухенвальдом, займемся арифметикой: суммируем и разделим названные четыре цифры и получим научно обоснованный результат – в Треблинке было 6 газовых камер. Эта цифра в точности соответствует названной на треблинском процессе в Дюссельдорфе и к данному результату суд, несомненно, пришел сходным путем [223].
Анализируя драматические события в Треблинке в июле 1942 – августе 1943 года, мы опираемся на слова Гросмана и Стейнера, а также на три других ключевых источника:
«Нацистские лагеря уничтожения в зеркале немецких уголовных процессов» Адальберта Рюккерля, бывшего директора Центрального бюро по расследованию нацистских преступлений в Людвигсбурге. В этой книге приведены исторические сведения, полученные в ходе строго юридических процессов в свободной и демократической ФРГ.
Сборник «Лагерь смерти Треблинка», изданный Александром Донатом, в котором многочисленные, достойные доверия очевидцы-евреи бичуют жизнь в Треблинке.
«Шоа» Клода Ланцмана. Кто не сумел посмотреть этот фильм, длящийся 9,5 часов, может прочесть его текст в книге, вышедшей под тем же названием в «Дойче ташенбух-ферлаг», в серии «Современная история». На клапане обложки написано: «Это, по общему мнению, – самая тщательная, добросовестная и уникальная документация об истреблении евреев в Третьем рейхе». Сей труд можно самым энергичным образом рекомендовать любому человеку, интересующемуся историей, поскольку Ланцман (французский еврей) собрал под свои знамена суперсвидетелей, сливки: Врбу (это он писал о глазке, в который смотрел Гиммлер), Мюллера (у него описаны младенцы, которые варятся в кипящем человеческом жире) и его святейшество Гильберга, главного жреца холокоста! Последний просто потрясает острым интеллектом, когда говорит, почему нацисты не скрывали движение составов смерти в Треблинку: "меня удивляет, отчего на документе о движении составов смерти – не только на нем, но и на остальных – нет слова «секретно» [224].
Если бы оно имелось, то получатели, естественно, заинтересовались бы, у них возникли бы вопросы, обострилось бы внимание...
Особенно захватывающе звучит в «Шоа» диалог между Ланцманом и парикмахером Бомбой [225]:
Ланцман: «Сколько времени Вы провели в Треблинке?»
Бомба: «Около четырех недель... Вызвали рабочих-евреев и спросили, есть ли среди них парикмахер... Нашли меня, а я назвал других парикмахеров, известны мне... Мы ждали. Нам отдали приказ идти вместе с ними, с немцами. Они довел нас до газовой камеры, находившейся во второй зоне лагеря...»
Ланцман: «Сколько дней Вы непосредственно работали в газовой камере?»
Бомба: «Неделю или дней десять...»
Ланцман: «Ну и что это была за камера?»
Бомба: "Она была невелика, приблизительно четыре на четыре метра. Несмотря на это, немцы набили в помещение много женщин. Они лежали друг на друге. Как я уже сказал, мы не знали, что за работа нам предстоит. Вдруг появился капо: «Парикмахеры, вы должны вести себя так, чтобы входящие женщины думали, будто их только подстригут, затем душ, а потом они опять выйдут». Но мы-то уже знали, что из этого места не выходят, что оно – последнее и живым выбраться из него нельзя... Мы старались, как могли...
Ланцман: «Нет, нет...»
Бомба: «Старались быть людьми... Женщины были раздеты, совершенно голые, без ничего... Дети тоже, потому что они выходили из раздевалок в бараках, где должны были раздеваться, прежде чем попасть в газовую камеру... Я, следуя приказу, срезал волосы, как делал бы парикмахер при обычной стрижке, стремясь уложиться в определенное время... Мы делали мужскую стрижку, наголо не стригли. Должно было создаваться ощущение нормальной стрижки».
Ланцман: «А зеркало было?»
Бомба: «Нет, не было ни зеркала, ни скамеек, ни стульев, только скамейки и 16-17 парикмахеров. А людей было...»
Ланцман: « Сколько Вам нужно было обработать женщин за один заход?»
Бомба: "За раз? Около 60-70 женщин... Когда кончал с одной группой, следующая уже ждала: 140-150 женщин. И немцы уже все приготовили. Они приказывали нам выйти из газовой камеры через несколько минут, минут через пять. Потом пускали газ и всех душили... На другом конце стояла команда, вытаскивавшая трупы. Не все были мертвы. Все было убрано за две, а то и за одну минуту... "
Ланцман: «Что Вы ощутили, увидев впервые обнаженных женщин и детей, что почувствовали?»
Бомба: 'Там невозможно было что-либо почувствовать или ощутить... Когда был парикмахером в газовой камере, прибыл транспорт с женщинами из мое родного Ченстохова... Некоторых я хорошо знал. Увидев, они стали меня обнимать: «Абе, что ты здесь делаешь? Что с нами будет?» Что я должен был сказать им? Что Вы им могли бы сказать? Среди стригущих был один из моих друзей, который моем городе тоже был хорошим парикмахером. Когда его жена и его сестра вошли в газовую камеру...
Ланцман: «Продолжайте, Абе, это нужно».
Бомба: «Слишком ужасно...»
Ланцман: « Прошу, продолжайте...»
Бомба. «Он попытался заговорить с ними, но ни им, ни другим он не мог сказать, что то были последние минуты в их жизни, так как за ним стояли нацисты, эсэсовцы, и он знал, что, сказав хоть слово, он разделит судьбу обеих женщин...»
Бомба не упоминает, сколько человек могла вместить газовая камера, эту информацию дает Элиау Розенберг, другой уцелевший в Треблинке и свидетель на многих процессах. В своем свидетельстве, написанном в Вене в 1947 году, он констатирует [226]:
«Вскоре после того (т.е. после марта 1943 года) были построены новые газовые камеры, вмещавших до 12 000 человек».
Как работал механизм лагеря смерти, рассказывает Рахель Ауэрбах в книге «Поля Треблинки», вышедшей в 1947 году и помещенной на первом месте в сборнике Доната. Согласно Ауэрбах, в августе – сентябре 1942 года в Треблинку каждый день прибывало 6-10 тыс. евреев. Сошедших с поезда ожидало следующее [227]:
"Мужчины направо! Женщины налево! Женщинам и детям предстояло первым идти в огонь Но сперва они шли раздеваться в бараки... Узники-мужчины раздевались у бараков... Затем их обнаженными вели дальше и они со своей одеждой в руках шли к бараку-накопителю... На другом конце помещения для раздевания открывались небольшие двери и толпа двигалась на пути, длиной около 300 метров, окруженным колючей проволокой. Он шел через группу сосен, знаменитую «рощу», оставшуюся после вырубки под лагерь этой части леса.