Страница 12 из 71
Очень активны ревизионисты в США, где для свободы мнений и исследований нет юридических ограничений. Серьезно занимающиеся холокостом обязательно обращаются к журналу «Джорнэл оф Хисторикэл Ревью». Следует назвать также имя неустанного историка-ревизиониста Марка Уэбера, одного из немногих профессионалов среди исследователей холокоста.
В Швеции Дитлиб Фельдерер (австрийский еврей, иеговист, женатый на филиппинке, не может сойти за фанатика-нациста, помешанного на расовой чистоте) еще в 1970-е годы доказал, что уничтожать людей газом было невозможно просто по техническим причинам. Он заинтересовался участью 60 000 иеговистов, якобы истребленных нацистами, и в ходе своих изысканий выяснил, что погибло всего 203 человека (считая «убитыми» тех, кто умер в лагере по разным причинам, в том числе от болезни).
В Италии знамя ревизионизма высоко держит филолог Карло Маттоньо; в Испании работает Энрике Айнат, который, также как Маттоньо, является очень основательным исследователем, прежде всего истории Освенцима.
Однако самым значительным из европейских ревизионистов остается француз Фориссон, бывший до 1979 года профессором литературы и текстологии в Лионском университете. После того как университетское начальство – в связи с обнародование" Фориссоном своих взглядов – сообщило, что не может больше гарантировать безопасность профессора, он ушел из университета на раннюю пенсию. Нанося удар за ударом, Фориссон разбивал миф о холокосте в многочисленных и как правило небольших статьях. Благодаря своему гражданскому мужеству и острому картезианскому уму этот человек воплощает в себе лучшие традиции Франции.
Наконец следует упомянуть несколько отважных евреев, поднявших свой голос против лжи о холокосте. Так, в октябре 1992 года, на международном съезде ревизионистов, выступил молодой американский еврей Дэвид Коул. Вскоре после войны резко протестовал против выдумок относительно газовых камер Флоссенбюрга и Дахау (об Освенциме он не говорил, ибо там не был) Стефэ Пинтер, живший в Германии американский адвокат-еврей. В 1959 году Пинте писал [42]:
«Речь идет о пропагандистском мифе, будто нацисты уничтожили миллион евреев. Из известного мне после шести лет, проведенных после войны в Германии и Австрии, я могу сделать вывод, что да, какая-то часть евреев была истреблена, но, конечно, меньше миллиона. Я опросил тысячи евреев, бывших узников немецких и австрийских концлагерей и поэтому разбираюсь в данной проблеме весьма хорошо».
Закономерен вопрос, отчего эти исследования неизвестны широкой общественности? Причина одна: свободному распространению и дискуссиям о достижениях ревизионистов мешает цензура, самая совершенная из когда-либо существовавших в истории, цензура, о наличии которой едва ли кто подозревает. Позже мы займемся механизмам функционирования этой цензуры, кому она служит и кому жизненно необходима, и вопросом; отчего в наше, казалось бы, лишенное запретов время на холокост налажено огромное табу и почему ныне можно сомневаться во всем, даже в Отце Небесном, Его Сыне Иисусе Христе и Святом Духе, но нельзя сомневаться в газовых камерах Освенцима и Треблинки?
Обнародовав свои взгляды, Фориссон заявил, что проблему газовых камер готов обсудить публично с любым историком. Никто не принял этого предложения, за исключением Вольфганга Шефлера, «специалиста по геноциду», который в 1979 году неосторожно пошел на теледебаты с Фориссоном и потерпел полное фиаско. Нечто похожее на общественную дискуссию имело место во Франции зимой 1978 – 79 годов. Фориссон несколько раз печатался в «Монде», пока редакция не прекратила развернувшуюся дискуссию, решив, что она опасна [43]. Об аргументации экстерминистов можно судить по заявлению историков-евреев Пьера Видаль-Наке и Леона Полякова, напечатанному 21 февраля 1979 года в «Монде». Будущие поколения будут видеть в этой декларации, подписанной 34 «учеными», такую же нелепость, какой нам видится «Молот ведьм» монахов-доминиканцев Инститориса и Шпренгера. Декларация заканчивается словами:
«И еще одно замечание. Каждый вправе толковать гитлеровский геноцид в зависимости от своих взглядов. Каждый вправе сравнивать его с массовыми убийствами и акциями по уничтожению прежде, ныне и в будущем, и, наконец, каждый также вправе предполагать или считать, что этих страшных деяний вообще не было. Но они, к сожалению, были и никто не может это отрицать, не насилуя истину. Зачем задаваться вопросом, как было технически осуществимо подобное массовое убийство? Оно было возможно, раз имело место. Из этого надо твердо исходить, разбирая в историческом плане данную тему. И мы хотим просто напомнить о следующей истине: существование газовых камер не обсуждается и обсуждаться не может».
Мне повезло, что книга Видаля-Наке «Убийцы памяти» вышла как раз в начале моей работы о холокосте. Автор доказывает, что экстерминисты, могут не аргументировать, а лишь жонглировать фразами. А как можно аргументировать, если аргументов нет?
Это заявление, составленное на жаргоне средневековых инквизиторов, характеризует жалкий уровень полемики экстерминистов с ревизионистами. Процитируем Видаля-Наке: «О ревизионистах говорят, но с ними не говорят» [44]. Эта позиция нам вполне понятна, в конце концов пусть господа-экстерминисты позорят себя публично, как это в свое время произошло с простаком Шефлером на телевидении кантона Тичино.
Ирвинг долгое время был любимцем немецких средств массовой информации, и «Шпигель» рецензировал его книги так обстоятельно, как никогда не делал в отношении книг Екеля или Шефлера; он блистал на теледебатах своим совершенным немецким языком, н ов 1988 все изменилось и о прежнем любимце начисто забыли, ибо Ирвинг, увидев один документ, склонился к ревизионизму, будучи до этого как бы «полу-ревизионистом». Осенью 1989 года его пригласили на теледебаты вместе с Эберхардом Екелем, Арно Майером и компанией, но приглашение было аннулировано, когда один из участников пригрозил не придти, если явится Ирвинг. И соблюдая групповой ритуал, теплая компания в сотый раз пересказывала друг другу старые бабушкины сказки. Этого требовала карьера и самолюбие.
Какова сегодняшняя позиция ревизионистов в вопросе геноцида евреев? Ревизионисты не отрицают ограничений, депортации и притеснений, существовавших в отношении евреев в Третьем рейхе, а также убийства множества евреев и неевреев. Они оспаривают и отвергают следующие, якобы достоверные «факты» правоверных историков:
- наличие плана истребления евреев,
- существование газовых камер в нацистских концлагерях (конечно, имеются в виду камеры для уничтожения людей, а не дезинфекционные камеры, с которых никто не спорит),
- цифру в 5-6 миллионов убитых нацистами евреев.
По мнению Рассинье, в гитлеровском рейхе из-за войны и преследований погибло около миллиона евреев, другие ревизионисты, например, Сэннинг, опирающийся в своем смелом демографическом исследовании «The Dissolution of Eastern European Jews» исключительно на еврейские источники и данные союзников, называет гораздо более низкую цифру, правда, в несколько сотен тысяч.
Но если не было плана истребления евреев, почему их погибло так много?
Евреи умирали в гетто и лагерях в основном от болезней и истощения, а последние месяцы войны также от голода. Они гибли во время бессмысленной эвакуации лагерей на Востоке перед приходом советских войск, при жестоком уничтожении варшавского гетто и при репрессиях на Восточном фронте. Часто комиссаров, т.е. политруков-коммунистов, убивали сразу после сдачи в плен. Сразу расстреливали или вешали также захваченных партизан. Наконец, практиковались расстрелы заложников в качестве возмездия за нападения на немецких солдат.
Хотя в 1940-е годы в КПСС давно не было столь много евреев, как революционные годы, их процент среди партийных кадров оставался все-таки довольно высоким, и политруки в основном были евреями. Евреи были также сильно представлены в движении Сопротивления, что охотно подчеркивают советские еврейские источники. По этой причине при казнях комиссаров и партизан погибало сравнительно много евреев. Да и при расстрелах заложников офицер, занятый этой грязной работой, в сомнительных случаях в качестве жертвы чаще выбирал еврея, чем нееврея.