Последнее совпадение

Покончив с завтраком, я прихватил чашечку чеpного кофе и прошагал с ней по коридору в прихожую, а оттуда в кабинет. Вулфа, ясное дело, на месте не было. И не могло быть - до одиннадцати. Каждую неделю, с понедельника до субботы, давний регламент требует его ежедневного четырехчасового (сначала с девяти до одиннадцати утра, а потом ещё с четырех до шести вечера) присутствия в расположенной на четвертом этаже оранжерее, где Вулф холит и нежит десять тысяч орхидей бок о бок с Теодором Хорстманом, почти замшелым от времени садовником, который пpослужил у Вулфа ещё дольше, чем я.

Плюхнувшись за свой стол, я обвел взглядом разложенные кипы бумаги свою работу на сегодняшний день. В основном, она заключалась в погашении счетов и обновлении картотеки орхидей, которую в течение нескольких последних лет я вел в персональном компьютере. Никакого расследования мы с Вулфом в настоящее время не вели, что как нельзя более устраивало этого лентяя, которого хлебом не корми, а позволь бить баклуши. Банковский счет наш особых тревог мне не внушал - главным образом благодаря сногсшибательному гонорару, который сорвал наш жирный гений, определив (не без помощи вашего покорного слуги, разумеется), кто из семи слуг миллионера из Скарсдейла умыкнул его уникальную коллекцию монет, оцениваемую суммой с шестью нолями.

Еще раз обведя глазами бумаги, я отодвинул их в сторону и набрал номер Сола Пензера. Если есть среди вас такие, кто впервые знакомится с моими рассказами, поясню, что Сол - вольнонаемный (или частный, если вам так привычнее) сыщик, равных которому, на мой взгляд, нет не только в Большом Нью-Йорке, но даже во всем Западном полушарии. А может - и в Восточном. По заданиям Ниро Вулфа, напpимеp, он занимался не только наружной слежкой, но и составлял всеобъемлющие досье на людей, которые были настолько засекречены, что их имена даже никогда не всплывали в газетах.

Сол оценивает свои услуги раза в два доpоже, чем любой другой собрат по профессии, и тем не менее отвергает куда больше предложений, чем принимает. Хотя Ниро Вулфу почти никогда не отказывал. Он также почти никогда не упускает случая выиграть у меня несколько долларов во время нашей еженедельной игры в покер.

- Приветик, - поздоровался я, когда со второго звонка Сол поднял трубку. - А я думал, что ты уже прочесываешь пыльные улицы нашего стольного града.*

- Так оно и есть - ведь ты меня уже в дверях выловил. Любопытное дельце в Лонг-Айленд Сити сегодня заканчиваю. Чем ты собирался со мной поделиться?

- Хватит того, чем я с тобой поделился вчера, когда мой стрит нарвался на твой флеш**. Мне нужны от тебя кое-какие сведения.

- Выкладывай.

*Имеется в виду Нью-Йорк как столица одноименного штата.

**Комбинации в покере. Стрит - пять карт подряд, флеш - пять карт одной масти, старше стрита.

- Что ты можешь мне сказать про Франта Линвилла?

- А, про этого хлыща, набитого зеленью, которого пару недель назад замели в "порше" на Гранд-Сентрал Парквей за превышение скорости. Ты, небось, и сам читал.

- Ты мне зубы не заговаривай, а говори.

- Слушай, Арчи, ты ведь тоже читаешь газеты. Тебе известно столько же, сколько и мне. Этот щелкопер просто набит деньгами. И женщин у него уйма. Словом, типичный синдром избалованного принца.

- Наркотиками не балуется?

- Вполне возможно, хотя голову на отсечение не дам. Впрочем, я особенно не интересовался. Мы с Линвиллом, хе-хе, вращаемся в несколько разных кругах.

- А где он обитает?

- Понятия не имею. А какое тебе вообще дело до этого фанфарона?

- Меня съедает зависть из-за его богатства и славы. Хочу научиться жить, как он.

- Верю, - промолвил Сол. - Слушай, я перезвоню тебе через несколько минут. Ты никуда не убегаешь?

- Нет, сижу между телефоном и "ай-би-эмкой". А что, тебе надо слетать на Лонг-Айленд?

В ответ трубка щелкнула, и послышались короткие гудки. Я повернулся к компьютеру и принялся заносить в него сведения по скрещиваниям орхидей из карточек размером три дюйма на пять, которые Теодор оставил вечером на моем столе. Я предавался этому занятию минут шесть, прежде чем зазвонил телефон.

- Есть чем писать? - поинтересовался голос Сола.

- Разумеется. Ты что-то долго канителился.

- Мистер Линвилл, - произнес Сол, пропуская мой язвительный выпад мимо ушей, - является, как написали бы историки, отпрыском двух династий. Зовут его Бартон, в честь девичьей фамилии матери. Она родом из тех Бартонов, которые владеют сетью универмагов. Отцу же его, как тебе наверняка известно, принадлежит львиная доля акций мощной компании "Замороженные продукты Линвилла". Наследнику, единственному сынку, сейчас двадцать шесть лет и живет он один - большей частью, по крайней мере, - в роскошном гнездышке о трех спальнях в старом, но, как мне сказали, весьма элегантном курятнике на Восточной Семьдесят седьмой улице. - Сол назвал мне точный адрес. - Ты ни за что не поверишь, но больше всего он любит коротать вечера ни где-нибудь, а в "Моргане", где собирается вся наша золотая молодежь. Его там видят по меньшей мере два-три раза в неделю, причем обычно в обществе одной, а то и двух хорошеньких девушек, или друзей. Будучи истинным рыцарем, он славится тем, что хвастает о своих любовных победах налево и направо. На тот случай, если ты вдруг не знаешь, "Моргана" - это чудовищно и совершенно необоснованно дорогая забегаловка на Второй авеню, куда набиваются толстосумы лет двадцати и старше, которые любят, чтобы о них судачили и писали в газетах; а также обожают мозолить глаза - друг дружке, главным образом.

- Ты будешь шокирован, но я там бывал, - заявил я.

- Меня ничто не шокирует, - хмыкнул Сол, - хотя ты оказался недалек от истины.

- Непредсказуемость - мой конек. Итак, из всего тобою сказанного, я делаю вывод, что мистер Линвилл влачит жизнь отшельника и философа.

- Не верь, если кто-нибудь скажет тебе, что ты в ладах с родным языком, - съехидничал в ответ Сол. - Даже я не сказал бы лучше. Как бы то ни было, наш герой обычно проводит в "Моргане" часа по три кряду поздним вечером, после чего перемещается в Гринвидж-Виллидж или в Сохо. Пьет умеренно, главным образом скотч, но если поpой случается перебрать, то может и потерять над собой контроль и дать волю рукам. Правда, драчун из него неважный. Во всяком случае, несколько месяцев назад, затеяв драку в "Моргане", Бартон Линвилл получил изрядную нахлобучку. Правда, главным образом пострадала его гордость.

- Ты просто кладезь познания, Сол. Я поражен.

- Еще бы. Могу порассказать ещё кое-чиp, если ты способен на паpу минут оторваться от своей драгоценной "ай-би-эмки".

- Ради тебя я готов даже на эту жертву.

- Очень тронут. Так вот, наш принц служит - точнее числится - в холодильной компании своего папаши. Служба - чистейшей воды синекура, и юный отпрыск палец о палец не ударяет, чтобы получить жалованье от своего старика.

- Не парень, а сущий клад!

- Это точно. Что ж, будем считать, что благих дел с меня на сегодня достаточно. Пока, Пинкеpтон, я поскакал на Лонг-Айленд.

Я не успел даже проквакать что-нибудь благодарственное, как трубка запикала.

Я прошагал к полкам, на которых мы храним подборки "Таймс" и "Газетт" за последний месяц и, прихватив наудачу стопку "Газетт", вернулся на свое место. Ясное дело - интересующая меня заметка оказалась в номере на самом дне кипы. С фотографии на меня смотрела ухмыляющаяся физиономия облаченного во фрак Франта Линвилла, которого засняли во время какого-то благотворительно ужина на следующий день после задержания по случаю превышения скорости на Гранд-Сентрал Парквей. В заметке его называли "разудалым светским ухарем-гулякой", а сам Линвилл в интервью репортерам, заявил следующее: "Из-за чего сыр-бор-то? На такой машине летать надо, а не ездить. Тем более, что я был трезв как стеклышко. Я потребовал, чтобы меня проверили, и вот - как стеклышко! Да я, черт побери, лучше свою тачку на скоpости в сотню миль* держу, чем любой из этих козлов на сорока пяти!"