Страница 11 из 43
- Нет. Ведь осудят человека действительно виновного в убийстве женщины, а не отца семейства с двумя малолетними детишками. Разве я не был обязан установить истину?
И, соглашаясь со мной, мой собеседник произнес:
- Возможно, что ты поступил по совести, верно. Однако такого дела я больше не знаю.
Евтух за совершенное преступление был наказан сравнительн о мягко осужден к пяти годам тюремного заключения. При определении ему меры наказания суд безусловно принял во внимание его чистосердечное признание. С моей точки зрения, это было правильно.
Тюремная встреча
За годы своей следственной работы мне приходилось бывать в разных тюрьмах нашей страны, где я допрашивал задержанных по подозрениям в совершенных преступлениях, а также обвиняемых, проходивших по моим делам. В Москве это была Бутырская тюрьма, Невинская тюрьма на улице Матросская Тишина и тюрьма в Лефортове; в Ленинграде - городская тюрьма Кресты; в Одессе - так называемый "Кичман"; в Баку - Баилевская тюрьма, у самого Каспия; на периферии - тюрьмы в Тбилиси, Ашхабаде, Киеве, Кишиневе, Владивостоке, а также в Абхазии - Драндская тюрьма у Черного моря и тюрьмы в других городах.
Бывал я и в исправительно-трудовых лагерях, где отбывают свои сроки наказания заключенные.
Естественно, что во время моих хождений по тюрьмам и лагерям иногда возникали прелюбопытнейшие ситуации.
Помню, например, осенью 1961 года мне довелось допрашивать в так называемом Владимирском цент рале особо опасного преступника (главаря банды) - Арифметчикова из поселка Петушки Владимирской области; его бандой было совершено несколько вооруженных ограблений и убийств.
Этот Арифметчиков одной своей внешностью мог навести страх: лицо закоренелого убийцы, пристальный взгляд почти не мигающих глаз, сиплый голос и крутой разворот плеч, татуированная широкая грудь. С момента своего ареста он шел почти без признания, напропалую дерзил, вел себя нагло.
В тот раз один из надзирателей меня предупредил о том, что этот бандюга в камере во всеуслышание грозился своего следователя "пришить". Игнорировать этот сигнал надзирателя было глупо. От Арифметчикова можно было ожидать всего, поэтому я попросил, чтобы конвоир от кабинета, где я буду допрашивать Арифметчикова, далеко не отходил и в случае чего был готов прийти мне на помощь.
Встретил я его, как обычно, спокойно.
Брякнувшись на табурет для допрашиваемых, накрепко привинченный к полу, Арифметчиков сразу занял излюбленную позу: чуть наклонившись вперед, в мою сторону, доставая своими ручищами до самого пола.
Должен был подойти его адвокат, но он заболел, и нам ничего другого не оставалось, как побеседовать наедине. Я положил перед собой на столе бланк протокола допроса обвиняемого и, после заполнения его формальной части, спросил:
- Все же где вы приобрели пистолет "вальтер", обнаруженный у вас?
Такой вопрос Арифметчикову уже задавался много раз, но он не отвечал на него. Сейчас Арифметчиков взглянул на меня исподлобья и сипловато произнес:
- Купил за бабки, на базаре.
- У кого?
- У одного хромого алкаша.
- Имя которого, конечно, не знаете?
- Его знать не знаю, - охотно подтвердил Арифметчиков.
- Значит - это ваша очередная выдумка, - подытожил я. - Разве вы не понимаете, что она вашу вину только усугубляет и дает основание предполагать, что этот пистолет мог попасть к вам ценой жизни его владельца?
Арифметчиков вроде как с этим согласился:
- Хорошо. Вас устроит, если скажу, что пистолет нашел?
- Нет. Это очередная выдумка.
- Тогда, значит, украл!
- Своим упорством вы только себе вредите, - повторил я, но Арифметчиков отрезал:
- На все это я плевать хотел!
Стало ясно, что больше ничего из него не выжмешь, и я решил прекратить допрос. Все вопросы и ответы занес в протокол и предложил ему подписать.
Пока я составлял этот коротенький протокол, Арифметчиков внимательно за мной следил. Не читая, подписал протокол. Но потом вдруг подался через стол ко мне с явным намерением схватить за горло. Однако я был начеку мгновенно чуть откинулся назад, к стене и незаметно нажал на тревожную кнопку. Конвоир не замедлил появиться на пороге кабинета, и Арифметчиков отпрянул на свое место.
На этом инцидент был исчерпан. Я сделал вид, что, по существу, ни в чем не разобрался, и раздувать его до чрезвычайного происшествия не стал. Однако, уходя из тюрьмы, зашел к дежурному надзирателю и попросил проследить за настроениями Арифметчикова, способного на все.
В кабинете надзирателя на столе я увидел какой-то фанерный ящик, смахивающий на почтовую посылку. Ящик был открыт, и в нем лежали консервы, пачки с печеньем и плиточный шоколад с иностранными этикетками. Только я хотел поинтересоваться, кому предназначалась столь необычная передача, как в этот момент к дежурному завели заключенного - высокого, стройного, в хорошем спортивном костюме, с расстроенным видом. Он подошел к посылочному ящику и с готовностью расписался в пододвинутом журнале.
- Чем-то расстроены? - От дежурного не укрылось настроение заключенного.
- Моя жена скурвилась.
Это было сказано с еле приметным акцентом, и я понял, что это иностранец, уже освоивший русский язык в пределах элементарной тюремной лексики.
Дежурный сочувственно покачал головой:
- Кто вам сказал об этом?
- Один кореш написал, - заключенный горестно улыбнулся.
- Кто это? - спросил я, лишь только за ним закрылась дверь.
Дежурный надзиратель с готовностью ответил:
- Американец. Летчик Пауэрс. Не узнали? - сказал так, будто с этим Пауэрсом я уже много раз встречался.
- Он отбывает наказание в одиночке? - полюбопытствовал я.
- Нет. Сидит с каким-то англичанином.
Даже в нашей профессии такое случается редко: я пережил покушение на свою жизнь и увидел всемирно известного шпиона. Разве это забудешь?
Три убийства
В Ленинграде многие годы жило семейство латышей: отец - директор одной из средних школ, мать - учительница начальных классов и двое их детей: сын Артур - военнослужащий одной из воинских частей местного гарнизона, старший лейтенант, и дочь Ольга, школьного возраста.
В самом центре города у них была благоустроенная трехкомнатная квартира. Кроме нее, они имели собственную дачу в поселке Вырица Гатчинского района, почти в городской черте.
Сын, Артур, своевольный, эгоистичный и нелюдимый, служил без замечаний командования, но дружбы ни с кем не водил. О таких обычно говорят- он себе на уме, занят вопросами личного благополучия, бездушен.
Этому в известной степени способствовало и воспитание родителей, рано пробудивших в нем чувство собственной исключительности. Зато Ольга была полной противоположностью брату: добрая, послушная, ласковая.
Ужасное событие случилось в разгар лета 1969 года: Олечка пропала.
По словам родителей и брата, в тот день до позднего вечера она находилась на даче. Тогда ее отец собирал на приусадебном участке клубнику, а мать с утра уехала в город по своим делам. Артур сказал, что с увлечением читал на веранде какую-то книгу.
Предпринятые попытки разыскать Ольгу у ее подруг и соседних дачников результатов не дали. Оказались тщетными и ее поиски в Ленинграде, у родственников и знакомых.
Не помогли и обращения к читателям газет с ее описанием и фотографией. Ни к чему не привели и объявления по радио и телевидению.
Нечего и говорить, что родители Ольги все это тяжело переживали. Неожиданно Артур проявил себя с наилучшей стороны: он часами ходил по окрестностям в надежде отыскать хоть какие-то следы исчезнувшей сестры.
Кроме всего, он добровольно взвалил на себя все хозяйственные работы по даче, чем раньше никогда не занимался.
В те дни у них на даче на правах его невесты поселилась Лариса Кузнецова, молодая особа двадцати лет. Она сразу приняла живое участие во всех их делах: готовила еду, следила за порядком на даче, ездила за продуктами. Естественно, что к ней постепенно привыкли.