Мемуары

После отступления королевской армии Принц двинул свою по дороге на Шатильон, а сам отправился переночевать на квартиры у Бриарского канала близ Брюлери. На следующий день он вместе со всеми своими войсками вступил в Шатильон. Два дня спустя, передав командование над ними Кленшану и графу Таванну, он выехал в Париж вместе с герцогами Бофором и Ларошфуко.

Это возвращение в Париж было событием в достаточной мере важным и его следовало обдумать гораздо тщательнее, чем это было сделано Принцем. Но удовольствие быть встреченным рукоплесканиями, каких и впрямь заслуживали и успешное завершение столь опасной поездки, и только что одержанная победа, надо полагать, заставило Принца принять совет г-на де Шавиньи, который подал его, руководствуясь не столько интересами партии, сколько своими личными. Он надеялся, что присутствие и влияние Принца помогут ему вытеснить кардинала Реца с места, которое тот занимал при герцоге Орлеанском, и воспользоваться благоприятным умонастроением Парламента, вынесшего постановление, каковым определялась денежная награда за голову кардинала Мазарини. Он также надеялся стать одинаково нужным обоим принцам, внушая и тому и другому, что только он и может объединить их в прочном союзе; но больше всего тешила его сокровенная мечта преуспеть в осуществлении поданных ему Фабером надежд, о чем я говорил уже выше. Принц в конце концов последовал совету Шавиньи и был принят в Париже с такими изъявлениями радости, что не нашел повода раскаиваться в этой поездке.

Некоторое время дела оставались в указанном положении. Но так как в местности между Шатильоном и Монтаржи армии не хватало фуража и так как не решились ни удалить ее от Парижа, ни приблизить к нему, ей было приказано перейти в Этамп, где, как считали, она длительное время может пребывать в безопасности и среди полного изобилия. Герцог Немур еще не оправился от своей раны, когда Принц получил сообщение, что кое-какие войска короля под командованием генерал-лейтенантов графа Миоссанса и маркиза Сен-Мегрена направляются с артиллерией из СенЖермена в Сен-Клу с намерением выбить сотню солдат из полка Конде, засевших и укрепившихся на мосту и разрушивших одну из его опор. Это известие побудило Принца тотчас же сесть на коня и повести за собою всех, кто оказался возле него. Но едва молва об этом распространилась по городу, как все, какие в нем были знатные лица, явились в Булонский лес, где тогда находился Принц, с последовавшими за ними восемью или десятью тысячами вооруженных горожан. Королевские войска удовольствовались тем, что произвели несколько пушечных выстрелов и удалились, так и не попытавшись захватить мост. Но Принц, чтобы использовать благоприятное для него умонастроение горожан, дал им офицеров и приказал отправиться в Сен-Дени, где, как он узнал, стоял гарнизон из двухсот швейцарцев. Силы Принца прибыли туда с наступлением темноты. Затворившиеся внутри встретили их сигналом тревоги, подан его, как оказалось, не только себе, но и нападающим, ибо Принц, находясь посреди трехсот всадников отряда, составленного из всех знатных особ его партии, - едва грянуло три мушкетных выстрела, был ими покинут и остался лишь с шестью всадниками, сам седьмой, тогда как все остальные налетели в полнейшем смятении на собранную из горожан пехоту, которая дрогнула и, несомненно, последовала бы их примеру, если бы Принц и те, кто с ним оставался, не остановили их и не заставили вторгнуться в Сен-Дени через давние и никем не охраняемые проломы в стене. Тогда все покинувшие его вернулись к нему, причем каждый сослался себе в оправдание на особую, свою собственную причину, хотя позор, которым они покрыли себя, должен рассматриваться как общий. Швейцарцы попытались защитить несколько воздвигнутых в городе баррикад, но, не выдержав натиска, отступили в Аббатство, где спустя два часа сдались в плен. Ни над местными жителями, ни в монастырях не было учинено никаких насилий, и Принц удалился в Париж, оставив в Сен-Дени капитана полка Конде Деланда с двумя сотнями горожан. В тот же вечер {23} королевские войска отобрали город, но Деланд заперся в церкви, где продержался три дня. Хотя это дело и не представляло собой ничего значительного, оно все же не преминуло снискать Принцу благосклонность народа: большинство горожан бахвалилось тем, что последовало за ним в Сен-Дени, и они тем охотнее превозносили его заслуги, что ожидали того же и от него, призывая его в свидетели своей доблести, явленной ими перед лицом мнимых опасностей, которым в действительности никто ни в малой мере не подвергался.

Между тем герцог Роган и г-н де Шавиньи пожелали осуществить свой первоначальный замысел и воспользоваться столь благоприятными обстоятельствами, чтобы выступить с предложениями о примирении. Они слишком легко поверили, что двор честно выполнит все, что сулил им Фабер, возможно, только затем, чтобы нечувствительно принудить их служить намерениям Кардинала и дать ему средство увлечь герцога Орлеанского и Принца в пучину переговоров, дна которой никто никогда не видел и которая всегда была спасительной для Кардинала и гибельной для его врагов. И действительно, едва миновали первые дни после прибытия Принца, как со всех сторон возобновились козни и происки. То ли потому, что он устал нести на себе бремя столь многотрудной войны, или из-за того, что искренне желал мира, но так или иначе Принц оставил на время все прочие помыслы, чтобы изыскать способы заключить предлагаемое ему и столь выгодное для него соглашение. Г-н де Роган и г-н де Шавиньи подали ему на этот счет большие надежды, дабы вынудить его возложить на них заботу об этих переговорах. Они предложили ему предоставить им возможность отправиться в Сен-Жермен вместе с Гула, {24] личным секретарем герцога Орлеанского, и поручить только им представлять интересы обоих принцев. Предполагалось послать туда и герцога Ларошфуко, и Принц по многим соображениям хотел итого, по тот, выставив благовидный предлог, отказался, полагая, что между Месье и двором мир при тайном посредничестве г-на де Шавиньи, по-видимому, уже заключен за спиною Принца, а если это не так, то при сложившихся тогда обстоятельствах его и вовсе нельзя заключить не только из-за слишком больших притязаний Принца, но и потому, что г-н де Роган и г-н де Шавиньи хотели, предпочтительнее всего, обеспечить удовлетворение своих собственных. Итак, эти господа вместе с Гула отправились в Сен-Жермен {25} с недвусмысленным, казалось бы, предписанием не видеться с Кардиналом и ни о чем с ним не договариваться. Требования Месье заключались, главным образом, в удалении Кардинала; требования Принца заходили гораздо дальше, ибо, склонив на свою сторону город Бордо и его Парламент, а также большое число знатных лиц, он заключил с каждым из них отдельные договоры, обязавшись не вступать с двором в соглашения, в которых не были бы учтены их интересы, а какие и каким образом, об этом я скажу ниже. Мало кто сомневался в успехе поездки этих господ, потому что было бы маловероятно, чтобы столь ловкий человек, как г-н де Шавиньи, на богатом опыте изучивший двор и кардинала Мазарини, позволил вовлечь себя после трехмесячных прощупываний и размышлений в переговоры столь исключительной важности, не будучи уверен в их благоприятном исходе. Этот взгляд продержался, однако, недолго: по возвращении названных уполномоченных стало известно, что, вопреки данным им прямым указаниям, они вступили в непосредственные переговоры с кардиналом Мазарини и что, вместо того чтобы потребовать от имени Принца предписанное в полученной ими инструкции, преимущественно настаивали лишь на учреждении Непременного Совета, и притом почти в том же составе, в каком предначертал его перед смертью покойный король. Это давало им возможность склонить Принца согласиться на то, чтобы переговоры об общем мире отправился вести кардинал Мазарини в сопровождении г-на де Шавиньи, а вовсе не Принц, и чтобы после заключения мира Кардинал мог вернуться во Францию. Поскольку эти предложения были весьма далеки от того, что отвечало интересам и взглядам Принца, он выслушал их, досадуя на г-на де Шавиньи, и решил не сообщать ему ничего о содержании намечаемых им тайных переговоров с двором. В этих видах Принц вручил находившемуся при герцоге Ларошфуко Гуриилю инструкцию,, набросанную им в присутствии герцогини Шатильонской и герцогов Немура и Ларошфуко, копия которой приводится ниже.