Воспоминания

Во время этой поездки я не переставала думать о папиных мемуарах, о той работе, которая ждала меня. Все прочесть, все наладить - эта мысль меня очень радовала и, находясь здесь, в Петербурге, в России, мне все сильнее хотелось побольше узнать об этой стране и её истории

Вернувшись в Париж, я начала было работу, но тогда, совсем внезапно, в мае 1975 года, скончалась Мама, и с того дня я вдруг поняла, что мне некого больше расспрашивать о России. И опять-таки, так же как и с Папой, мы с Мамой обычно говорили о разных мелочах повседневной жизни, вместо того, чтобы говорить о России и её прошлом.

(255) Я продолжала разбирать папины мемуары. А зимой, в январе 1977-го года, мы опять поехали в Россию, в Петербург, на целую неделю. Было очень холодно - -25°, все покрыто снегом. И эта поездка была великолепная, снег очень красил город. Легко было себе представить санки, лыжи и тройки в начале этого века. Это мне напоминало старую гравюру, и я представляла себе жизнь в городе зимой, в те времена: замерзшую Неву, жителей, которые могли по ней ходить, скользить и даже ездить... И как со дня на день вся жизнь менялась, как только выпадал снег.

Все так красиво, так спокойно. Дни стояли короткие, и в полдень солнце было красным, как перед заходом. Таких пастельных красок, разнообразных и нежных, не встретишь в южных странах. Небо далекое, северное, и в четыре часа дня уже ночь. Забавно было видеть горячих, энергичных купальщиков, ныряющих в прорубях на Неве, перед Петропавловской крепостью, где я опять побывала, чтобы увидеть тюремные камеры, в которых были заключены декабристы до ссылки в Сибирь. Я увидела тюрьму и маленький двор, куда их каждый день выводили на прогулку.

Я пошла на кладбище у Александро-Невской лавры, где похоронены все артисты. Нашла могилу Чайковского с его бюстом, могилы Римского-Корсакова, Глинки и многих других. Была в Никольском соборе, "Матросном", который был открыт и где ежедневно бывали богослужения. Я очень люблю наши православные церкви; хор, даже самый маленький, всегда так красив, и отражение свечей на иконах всегда меня чарует. Неделя в Петербурге - это и долго, и в то же время коротко. Сколько всего увидеть, осмотреть. Конечно, зимой фонтаны и статуи обиты досками для защиты от мороза, но как прекрасны парки и сады, как бы реющие в морозном воздухе, окутывающем голые ветки деревьев. Все это мне напоминало балет "Золушка", поставленный маркизом Куевасом, где все декорации создавали игру голубых, светлорозовых и фиолетовых тонов, а остальное было белым, как снег. Это казалось волшебным видением. В Павловском парке люди даже катались на лыжах, а одна женщина возила свою мать в кресле на полозьях. Снег был повсюду и часто падал с крыш.

(256) И я опять вспомнила о том, как мой отец описывал восьмидесятые годы прошлого века в России. Я помню, он рассказывал о наступлении оттепели, когда, после месяцев глубокого сна, Нева вновь текла, унося большие, толстые льдины, и тогда снова могли плыть пароходы и лодки. Моя Мать тоже описывала, как на Пасху - которая была не только главным праздником, но также знаменовала окончание зимы и начало оттепели - был обычай к заутрене надевать что-нибудь белое...

Ну, а потом я отправилась в Россию третий раз. В тот же Петербург, полтора года спустя, в июне, во время "белых ночей", когда дни так долго длятся, а ночь наступает только в три часа утра. Совестно ложиться спать!

Я поехала со своей дочкой, она раньше никогда не бывала в России. Я была её гидом и хотела ей показать все, что я сама уже видела. Мы пошли с ней на набережную Декабристов. Оттуда на пароходе мы поехали в Петергоф. На Английской набережной я сфотографировала мою дочь, сидящей на льве, на крыльце особняка Лавалей. Дом этот был построен Тома де Томоном, знаменитым архитектором середины восемнадцатого века, времен царствования Екатерины Великой, когда строилось много дворцов: москвичи, устраивались в "новой столице". Мы осмотрели музей, находящийся в Петропавловской крепости, переполненный всякими реликвиями времен декабристов. Съездили также и в Царское Село, где, кроме великолепного дворца и парка, есть очень богатый и интересный музей, там я увидела портреты Давыдовых и карикатуру на Дениса Давыдова, нарисованную Пушкиным. Мне так хотелось показать моей дочке как можно больше всего в том городе, где жил её дедушка. Неделя промчалась быстро, и у меня, как всегда, было чувство, что я не все показала.

После этого прошел год и другой. Казалось, что я уже давно не была в России. Но вот, наконец, в конце августа 1981 года мы вылетели с мужем в Киев. В летний сезон, один раз в неделю, по субботам, есть прямой рейс из Парижа в Киев. Через три с половиной часа мы очутились в другом мире. Оставив Париж, как обычно ещё пустым в эти последние дни августа, мы попали в Киев, где, напротив, улицы были битком набиты людьми, да и наша гостиница была полна. Дежурная, (257) увидев нас, произнесла: "Франция?". В ответ я спросила, по-русски, далеко ли наша комната? Она удивилась, почему я говорю по-русски... "Я русская", - ответила я. "Ох, ах, как это случилось?". - "Потому что мои родители были русские, а я сама Давыдова". Это имя связано с одной из исторически значительных эпох в России. А я как раз и приехала для встречи с историей, в эту уже четвертую поездку по следам воспоминаний моего отца, в те же места, где некогда жили мои предки.

Мы покинули Киев на следующее утро и двинулись в Черкассы на машине, взятой в "Интуристе". Правил мой муж. Черкассы находятся только в пятидесяти четырех километрах от Каменки, и мы поехали туда на нашей "Ладе" с гидом "Интуриста". Бог знает, зачем ему надо было нас сопровождать, если вел машину мой муж! Во всяком случае мы находимся на дороге в Каменку. Это название я слышала всю свою жизнь, дома, ещё при жизни моих родителей.

Погода чудесная. Дорога заполнена грузовиками и редкими частными машинами. Я жадно смотрю по сторонам, чтобы ничего не пропустить, думая о том, что по этой дороге, наверное, тогда не мощенной, Папа и мои предки ездили в колясках, санках или просто верхом. Когда я говорю "предки", это не только Давыдовы, но и Раевские, Трубецкие, Волконские, Бестужев, Рылеев, Пушкин и, уже позже, Чайковский, и многие другие известные люди, посещавшие Каменку.