Страница 65 из 79
Вернувшись домой, я завел ключиком часы и наслаждался их боем. Через несколько недель я поехал в Париж и взял с собой часы, понес показать их фирме Брегет, сохранившей старые архивы. Владелец фирмы, взглянув на номер, тисненный на коробке, велел подать себе книгу за 1804 год и прочел мне из нее: "Часы под номером 2675 были проданы в 1804 году князю Альдобрандини, который не заплатил за них и вернул в 1810 году. В 1814 году во время оккупации союзниками Парижа генерал Денис Давыдов приобрел их и велел сделать на задней крышке свой герб из серой эмали". К этому он добавил, что генерал Давыдов заплатил за часы 3000 франков и что, если я согласен уступить их фирме, то он предлагает мне за них 9000 франков. По тогдашнему курсу это составляло 3375 рублей.
Часов Дениса Давыдова фирме Брегет я не продал, но их, вместе со многими другими дорогими мне семейными вещами, унес поток революции...
СВ. ВАРФОЛОМЕЙ
(237) Вскоре после приезда моего в Нью-Йорк, просматривая художественный отдел New-York Times я прочел, что галерея Вильденстейна приобрела несколько старинных картин из коллекции Гольман. Среди этих картин находился, как сообщалось в газете, "Св. Варфоломей" Рембрандта, когда-то принадлежавший князьям Трубецким. Эта заметка пробудила во мне столько давних воспоминаний, что я немедленно позвонил Вильденстейну и попросил у него позволения взглянуть на приобретенную им картину. Узнав мою фамилию, он любезно пригласил меня приехать через неделю, когда "Св. Варфоломей" будет приведен в порядок и займет подобающее ему место.
Когда в назначенный день я приехал в галерею, Вильденстейн провел меня в особую комнату на втором этаже, где на одной из стен которой висела давно не виденная мною картина. Но кто бы ее узнал! Вместо потемневшего от времени, висевшего в плохо освещенной части комнаты, изображения мужчины средних лет, с темными волосами и угрюмым выражением лица, предо мной была яркая, залитая светом искусно расположенных электрических ламп картина. Знаменитые рембрандтовские "свет и тени" ясно выступали на ее фоне и только лицо, с его особым выражением, по-прежнему было знакомым. Некоторое время я в молчании стоял перед картиной. Вильденстейн, понимая охватившие меня чувства, тоже молчал. Наконец, я стал рассказывать ему то, что, очевидно, должно было его интересовать.
(238) Это было давно, начал я, более пятидесяти лет тому назад, когда мальчиком я каждый год ездил в Крым навещать моего деда и мою бабку Давыдовых в их имении Саблы. Стены гостиной и кабинета деда в этой скромной усадьбе были увешаны картинами, которые, по малости моих лет, казались мне старыми и неинтересными. Только подрастая, я стал все более и более обращать на них внимание. Наконец, когда мне было уже лет четырнадцать, я стал расспрашивать деда о картинах. Оказалось, что все они были унаследованы бабушкой от ее матери княгини Екатерины Ивановны Трубецкой, жены известного декабриста, и перед тем входили в состав коллекции ее деда гр. Лаваль, дом которого в Петербурге, на Английской набережной, был в начале 19-го века настоящим музеем. Когда я спросил деда, чей это портрет висит за его письменным столом в кабинете, он сказал мне, что это один из Рембрандтов, принадлежавший когда-то гр. Лаваль, название которого забыто. Видя мой пробуждавшийся интерес к ее картинам, бабушка показала мне список их, с обозначением оценки, составленный при разделе галереи ее деда. Среди прочих картин находился и Рембрандт, без указания названия, оцененный в 1000 рублей. Бабушка сказала мне, что гр. Лаваль, в частые свои посещения Парижа покупал там картины и как-то купил за 1500 рублей три Рембрандта.
Шли годы, бабушка старела, и у нее явилось желание еще при жизни распределить между внуками свои картины, с тем, чтобы они до ее смерти оставались у нее. Рембрандт, как самая ценная картина, достался моему старшему брату В. В. Давыдову. Он остался висеть на той же стене, часто даже и тогда, когда усадьба пустовала и плохо охранялась. Это было в те годы, когда в разных странах Европы начались кражи как из частных коллекций, так и из государственных картинных галерей.
Я был тогда уже взрослым и, живя в Петербурге, вращался в кругах близких к Эрмитажу лиц. Читал я и иностранные художественные журналы. Среди моих знакомых прошел слух, скоро подтвержденный этими журналами, что знатоки Рембрандта не досчитываются одной из его картин, называемой "Св. Варфоломей" или "Убийца". Известно было лишь, что картина эта находится где-то в России, но где именно (239) никто не знал. Мне невольно пришла в голову мысль, что разыскиваемый Рембрандт и есть именно тот, который висит в Саблах. Участившиеся кражи картин и интерес, проявляемый к пропавшему Рембрандту, заставили меня насторожиться. Неожиданное происшествие подтвердило мои опасения.
Как-то, не помню в каком году, дед и бабка завтракали у себя в Саблах. За столом с ними сидел гость, престарелый сенатор А. Д. Свербеев. Завтрак подходил уже к концу, когда во двор усадьбы въехала извозщичья коляска с какими-то четырьмя неизвестными мужчинами. Лакей побежал встречать гостей и скоро вернулся с докладом, что проф. Шварц из Мюнхена хочет видеть г-жу Давыдову. Бабушка, не говорившая по-немецки и не любившая принимать неизвестных ей людей, попросила А. Д. Свербеева принять гостей и узнать у них, что им от нее нужно. Проф. Шварц оказался известным специалистом по Рембрандту и, не теряя времени, заявил, что после долгих розысков ему удалось с точностью установить, что пропавший "Св. Варфоломей" находится именно в Саблах. По его просьбе, А. Д. Свербеев показал ему картину и даже позволил снять ее со стены и подвергнуть всестороннему исследованию. По окончании осмотра профессор заявил А. Д. Свербееву, что показанная ему картина не принадлежит кисти Рембрандта, доказательством чему служит отсутствие на ней подписи живописца. "Но", - добавил он, - "я все же готов ее у Вас купить и предлагаю Вам за нее 15.000 рублей". А. Д. Свербеев ответил ему, что никто не просил господина профессора приезжать из такого далека для определения подлинности картины и что его мнение нисколько его не интересует, т. к. г-жа Давыдова обладает исчерпывающими по этому вопросу документами. "К тому же", - сказал он, "здесь не антикварная лавка и г-жа Давыдова своими картинами не торгует". Проф. Шварц, приехавший с целью купить за бесценок у ничего не понимающих русских провинциалов редчайшую картину, видя, что выгодное дело ускользает из его рук, потерял самообладание и сделал непростительную ошибку. Он предложил старому почтенному сенатору, обеспеченному человеку, взятку в 10.000 рублей за помощь в покупке картины. Результат такого наглого предложения последовал немедленно. А. Д. Свербеев (240) позвал прислугу и велел проводить непрошенных гостей до порога.