Воспоминания

Как известно, Александр 111-ий не любил евреев и был хорошо осведомлен о роли, которую они играют в русском революционном движении. Сознавал он, разумеется, и причины, побуждавшие евреев стремиться ниспровергнуть Российскую Императорскую власть, но, будучи человеком волевым и непокладистым, он не желал идти ни на какие уступки, могущие удовлетворить еврейские требования и тем оторвать их от революции.

(224) Александр III-ий высоко ценил государственные способности С. Ю. Витте и совершенно ему доверял, несмотря на то, что С. Ю. Витте был женат на еврейке. В силу этого своего доверия он решил поделиться своими мыслями по еврейскому вопросу не с Министром Внутренних Дел, в ведение которого этот вопрос входил, а с Министром Финансов, что он и сделал на одном из еженедельных докладов последнего.

Государь высказал С. Ю. Витте свое непреклонное желание раз и навсегда покончить с революционной деятельностью русских евреев, не останавливаясь ни пред какими мерами и просил С. Ю. Витте высказать ему свои соображения по этому вопросу и дать ему совет. С. Ю. Витте ответил Государю, что он, как самодержец всероссийский, может применить по отношению к евреям самые крайние полицейские меры и, наконец, даже повелеть собрать все семь миллионов евреев, проживающих в пределах Российской Империи, на берегу Черного моря и всех утопить, но что, по его мнению, все эти меры вряд ли дадут желаемые результаты и даже, напротив, приведя в отчаяние еврейство, лишь усугубят его революционную деятельность. Что же касается последней меры, то, во-первых, он, С. Ю. Витте, убежден, что Государь, как христианин, никогда не пойдет на нее, а, во-вторых, такая мера губительно отзовется на русском государственном кредите, т. к. закроет для него иностранные денежные рынки, всецело находящиеся в руках евреев.

Согласившись с мнением С. Ю. Витте, Государь спросил его, что же он считает возможным предпринять для достижения намеченной цели. С. Ю. Витте ответил, что там, где нельзя добиться успеха применением силы, можно попытаться достигнуть его путем сговора. Такая попытка была, по мнению С. Ю. Витте, возможна, однако при непременном условии, что она ни в коем случае не должна будет поручена Министерству Иностранных Дел и наипаче Министерству Внутренних Дел, а исключительно Министерству Финансов и притом совершенно секретно.

Согласившись и на этот раз с С. Ю. Витте, Государь спросил его, какие конкретные меры он может ему предложить для проведения в жизнь этого плана. С. Ю. Витте доложил Государю, что прежде всего надо разведать, где и с кем заграницей (225) надо вести переговоры, т. к. в России говорить не с кем финансовая поддержка революции идет из заграницы. Для этого надо назначить, по его мнению, на пост Агента Министерства Финансов в Париже, еврея, пользующегося полным доверием Министерства и обладающим большими средствами и знакомствами среди еврейских французских банкиров. Наиболее подходящим для выполнения задачи С. Ю. Витте считал Артура Львовича Рафаловича. Государь выразил и на это свое согласие.

После нескольких месяцев своего пребывания в Париже А. Л. Рафалович донес С. Ю. Витте, что после долгой дипломатической подготовки ему, наконец, удалось иметь откровенный разговор с одним из французских Ротшильдов, который отнесся к поставленному вопросу скорее сочувственно, но указал на то, что в Париже сделать ничего нельзя, и посоветовал поговорить об этом в Лондоне. Однако начатый на ту же тему разговор с Лондонскими Ротшильдами привел к тому же результату, с той только разницей, что русскому представителю было прямо и определенно указано, что с этим вопросом надо обратиться в Нью-Йорк к банкиру Шифу.

Случилось так, что для переговоров в Нью-Йорке в распоряжении Министерства Финансов был очень подходящий человек - Г. А. Виленкин, тоже еврей, женатый на Зелигман, родственнице Шифа. Г. А. Виленкин был немедленно назначен агентом Министерства Финансов в США с поручением вступить в переговоры с Шифом, Благодаря своим родственным связям Г. А. Виленкину не надо было подготовлять почву для разговора и таковой состоялся очень скоро после его прибытия в Америку. Оказалось, что указание Лондонских Ротшильдов были правильны и Шиф признал, что через него поступают средства для русского революционного движения. Но на предложение Г. А. Виленкина пойти на соглашение с Русским Правительством по еврейскому вопросу и, в случае успеха переговоров, прекратить денежную поддержку революции, Шиф ответил, что дело зашло слишком далеко и предложение Виленкина запоздало и, кроме того, с Романовыми мир заключен не может быть.

Таким образом, попытка Русского Императорского Правительства сговориться с международным еврейством (226) закончилась неудачей, не по вине первого. В более мелком масштабе она была возобновлена несколько позже в Париже. Одна светская дама, состоявшая на секретной службе у Русского Министерства Финансов, на одном балу заговорила на ту же тему с Морисом Ротшильдом, но получила от него тот же ответ: "Trop tard, Madame, et jamais avec les Romanoff".

ПРИЛОЖЕНИЕ

Дорогой Марк Александрович,

Посылаю Вам, как предупредил Вас при последней нашей встрече краткую записку об одном историческом факте из закулисной стороны русского прошлого. Может быть Вам это будет интересно. За достоверность самого факта ручаюсь Вам.

Если я просил Вас не распространять эту записку, то сделал это по двум мотивам. С одной стороны я не хочу, чтоб записка попала в правые руки - они используют ее для своей антисемитской пропаганды. С другой стороны она может вызвать в левых кругах, особливо в еврейских, обвинение меня в антисемитизме, чего я конечно не заслужил.

Несмотря на эти мои опасения я эту записку написал, лишь потому, что нахожу, что от истории ничего не должно быть скрыто.

Прочтите, дорогой Марк Александрович, мое писание и скажите мне, что Вы, об этом думаете.

Искренне Вам преданный Ал. Давыдов.

(227)

6 июня 1951

Дорогой Александрь Васильевичъ.

Получилъ Ваше письмо и записку. Она очень интересна. Возможно, конечно, что ее использовали бы антисемиты. Но история есть история. Вопросъ однако въ томъ, правильно ли Вамъ изложилъ дело Давыдовъ. Может быть, память ему кое-въ-чемъ изменила. У меня есть сомнение относительно некоторыхъ сторонъ этого сообщения. Излагаю ихъ очень кратко: