Воспоминания

Николай I прочитал поданную ему через статс-секретаря Кикина записку и наложил на нее резолюцию: "Препроводить в комиссию о злоумышленных обществах".

Перед этим в конце декабря Г. А. Перетц хотел уехать в Лондон, но встреча с Искрицким и его обещание не выдавать его успокоило его, и он решил остаться в Петербурге, хотя сам Искрицкий опасался своего ареста. Опасения эти оправдались. 26 января Рылеев показал Следственной Комиссии, что "Гвардейского Генерального Штаба поручик Искрицкий к Тайному Обществу принадлежал", а Оболенский указал, что он принял, Искрицкого за несколько дней до 14 декабря в "Северное Общество". Узнав о показаниях Рылеева и Оболенского, Искрицкий был морально потрясен и, не владея собой, нарушил данное им обещание, сказав, что он был принят Перетцом в его Общество. На показаниях Искрицкого Николай написал:

"Спросить, какой Перетц, - отец или сын и как зовут?". Немедленного ареста Г. А. Перетца не последовало, а 11 и 15 февраля Следственная Комиссия запросила виднейших декабристов, не состоял ли он членом Тайного Общества. На этот (220) вопрос последовал не только единодушный отрицательный ответ, но и заявление о незнакомстве с ним.

Г. А. Перетц был арестован 18 февраля 1826 г. и немедленно представлен имп. Николаю I. К сожалению, содержание разговора "обладателя полсвета" с внуком Левертского раввина до нас не дошло. Мы знаем только, что на допросе у Левашова он показал все, что было ему известно, кроме приема Устимовича. После допроса царем Г. А. Перетц был заключен в крепость, где 22 февраля получил подробный опросный лист, который вернул с повторением первого показания. В дальнейшем судьба Г. А. Перетца решалась показаниями его, Глинки и Семенова. Последние два отрицали свою принадлежность к какому-либо тайному обществу и прием в него Г. А. Перетца. Арестованный 30 декабря Глинка был представлен царю и так умело отвечал ему, что тот погладил его по голове и сказал:

"Ты чист... чист...". Отпущенный на свободу, он все же 15 февраля негласно спрошен Следственной Комиссией, был ли Г. А. Перетц членом "Союза Благоденствия", на что он ответил отрицательно. Все же на основании показаний Г. А. Перетца, Глинка был опять арестован 11 марта, и на допросе ему был опять поставлен вопрос о принадлежности Г. А. Перетца к "Союзу Благоденствия". Стараясь замести след, Глинка, не отрицая своих разговоров с последним, показал, что он "впрашивался" в масоны, но что он отказал ему считая его неподходящим. Взамен масонства Глинка будто бы предложил Г. А. Перетцу "вступить в прекрасное общество, членами которого состоят управляющие люди, все благородные и цель благородная". На вопрос, какое это общество, Глинка ответил: "Ланкастрское". С своей стороны Г. А. Перетц будто бы говорил Глинке о необходимости учреждения "общества к освобождению евреев, рассеянных по России и даже в Европе, и поселении их в определенном месте в России, например, в Крыму". 11 марта, измученный ожиданием, Г. А. Перетц подал прошение Левашову, напоминая ему обещание спасения в случае неутаения им правды. Вместо благоприятного ответа на это прошение Г. А. Перетцу 14 марта были вручены новые письменные вопросы, как следствие продолжающихся отрицаний Глинкой, Семеновым и Кутузовым его показаний. В своем ответе Г. А. Перетц повторил все, сказанное им раньше. Продолжающееся (221) разногласие в показаниях принудило Следственную Комиссию дать Г. А. Перетцу очную ставку с Глинкой и Семеновым, тоже не давшую результата. Неопределенность положения породила в Г. А. Перетце вполне обоснованный страх пытки, и он подал в Комиссию донесение, в котором просил ее в случае, если таковая будет применена, то пусть это будет сделано не только по отношению к нему, но и к Глинке, и Семенову. Вероятно, Комиссия уже убедилась в том, что правда на стороне Г. А. Перетца, и употребила с успехом, если не пытку, то меру физического побуждения в виде кандалов по отношению к Семенову. Эта мера сломила силу воли последнего, и он не только сознался, но на очной ставке изобличил и Глинку.

Г. А. Перетц не предстал перед Верховным Судом. 15 июня 1826 года по докладу Следственной Комиссии последовало Высочайшее повеление: "Продержать еще два месяца в крепости, отослать на жительство в Пермь, где местной полиции иметь за ним бдительный тайный надзор и ежемесячно доносить о поведении".

Г. А. Перетц отделался по сравнению с декабристами очень легким наказанием. В глазах Николая 1-го вина его была значительно меньше. Он не замышлял цареубийства, не думал о насильственном перевороте. В написанном уставе "его" общества было только стремление ввести в России представительный образ правления с сохранением сильной исполнительной власти. Замечательно то, что как в этом уставе, так и в записке, поданной Николаю 30 декабря, нигде не упоминается об отмене крепостного права. Характерно для внука и сына финансистов и купцов, что в записке большое место отводится вопросам, касающимся их специальности, наряду с правовыми, и призывом к милосердию. Это отводит Г. А. Перетцу особое место среди лиц, причастных к "неустройству" 14 декабря 1825 года. Может быть, он не вполне заслуживает названия "декабрист", но во всяком случае он является первым русским евреем, пострадавшим за свободу.

(223)

ПОПЫТКА СГОВОРА РУССКОГО ИМПЕРАТОРСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА С ИНОСТРАННЫМ ЕВРЕЙСТВОМ О ПРЕКРАЩЕНИИ ИМ ПОДДЕРЖКИ РЕВОЛЮЦИОННОГО ДВИЖЕНИЯ В РОССИИ

В особо секретном железном шкафу, стоявшем до революции в кабинете Директора Особенной Канцелярии по Кредитной Части Министерства Финансов на Дворцовой Площади в Петрограде, хранилось дело, о котором знали лишь очень немногие чины этого ведомства. Сейчас трудно сказать кому именно из этих чинов в те далекие времена содержание этого дела было известно, но можно с уверенностью сказать, что все участники его давно умерли, а лицо, пишущее эти строки, узнало о нем от Директора Кредитной Канцелярии, который, как-то, в пору его службы в Канцелярии, показал дело ему и рассказал его историю.

Его можно было бы назвать: "О попытке Русского Императорского Правительства придти к соглашению с международным еврейством на предмет прекращения революционной деятельности русских евреев". Началось по следующему поводу при Императоре Александре 111-ем, в бытность Министром Финансов С. Ю. Витте.